Обзор Определения СКЭС ВС РФ от 26.07.2024 N 305-ЭС24-4207 по делу №А40-79027/2022

Обзор посвящен Определению Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 26.07.2024 N 305-ЭС24-4207 по делу №А40-79027/2022 (далее – «Определение»), в котором рассматриваются вопросы применения заверений об обстоятельствах в сделках M&A. Определение привлекает внимание, во-первых, тем, что судебную практику в отношении института заверений об обстоятельствах еще нельзя назвать сформировавшейся, а во-вторых, в связи с тем какую позицию занимает СКЭС в отношении стандарта осмотрительности лица, получающего заверения. 

Следует оговориться, что спор вокруг заверений об обстоятельствах в данном случае осложнен другими спорами, связанных с коммерческой деятельностью Общества и той задолженностью, которая явилась основанием для заявления о недостоверности заверений[1]. Вероятно, рассматривать Определение в качестве практикообразующего еще преждевременно. Однако некоторые выводы из Определения сделать можно, как и дать рекомендации общего характера. 

С выводами и практическими рекомендациями в связи с Определением можно ознакомиться в конце обзора.

Фабула дела

Основанием для возникновения спора явилась недостоверность заверений, которые были сформулированы в соглашении о предоставлении опциона. В судебных актах цитируются три заверения из соглашения. Одно из них направлено на подтверждение отсутствия у продавца (оферента по опциону) финансовых претензий как к Обществу, так и к покупателю и его аффилированным лицам. Другое представляет, по своей сути, обязательство продавца не совершать определённые действия в отношении Общества без согласия покупателя в течение срока действия опциона. Третье представляет собой заверение в отношении полноты и правильности ведения бухгалтерского учета Обществом, сдачи бухгалтерской и налоговой отчетности, исполнения Обществом налоговых обязательств перед бюджетом и государственными внебюджетными фондами. Среди прочего третье заверение охватывает отсутствие «грубых нарушений правил учета доходов и расходов и объектов налогообложения, а также грубых нарушений требований к бухгалтерскому учету». В заверении приводится перечень таких нарушений, среди которых упомянуты отсутствие первичных документов, умышленное неотражение на счетах бухгалтерского учета и в отчетности операций, регистрация не имевшего места факта хозяйственной деятельности и другое. Отметим, что указание на грубость нарушений, как видно из текста Определения, в том числе повлияло на выводы Коллегии.

Истцом было заявлено, что после исполнения опциона и перерегистрации доли продавца в уставном капитале Общества был обнаружен факт предоставления продавцом на момент заключения соглашения недостоверной информации о кредиторской задолженности Общества, задолженность перед отдельными третьими лицами не была отражена в бухгалтерской отчетности и истцу не были переданы первичные документы, которые бы отражали факт наличия задолженности.

Важно отметить обстоятельства, которые повлияли на выводы коллегии:

        стороны были участниками Общества с равными долями участия в уставном капитале (по 50%), в связи с чем, по мнению коллегии, были равноправными участниками общего дела;

        истец являлся участником общества продолжительное время (с 2015 года);

        бухгалтерская отчетность Общества утверждалась обоими участниками за период 2014–2019 г.;

        задолженность, которая по мнению истца свидетельствовала о недостоверности заверений, основана на договоре, по которому поставка осуществлялась на регулярной основе в течение полутора лет, имелись акты сверки расчетов, впоследствии была осуществлена новация этой задолженности в заемное обязательство.

Позиция СКЭС

Из Определения следует, что СКЭС посчитала, что судами не была дана оценка осведомленности покупателя о действительном имущественном положении Общества и добросовестности поведения истца, а также тому, являлась ли задолженность перед контрагентом, о которой не были сообщены сведения покупателю, существенной применительно к масштабам деятельности Общества. В результате дело было направлено на новое рассмотрение в суд первой инстанции. 

Как видно, ключевым для данного дела стал вопрос о том, какой стандарт осмотрительности и заботливости должен быть применен к получателю заверений в подобной ситуации. Так, если к лицу, предоставляющему заверения в рамках предпринимательских отношений (сюда Кодекс относит и отношения по корпоративному договору, договору купли-продажи акций или долей участия в уставном капитале общества[2]), применяется строгий подход (последствия применяются к такому лицу независимо от вины[3]), то вопрос о том, какую осмотрительность должен продемонстрировать получатель заверений остается открытым. 

В Определении коллегия отмечает следующее:

(1)    Если заверение было заведомо ложным для лица, его предоставившего, то такое лицо будет отвечать перед получателем заверения, даже если последний действовал неосмотрительно и сам не выявил недостоверность заверения. Упущенная возможность установить ложность заверений сама по себе не является препятствием для обращения за судебной защитой для лица, полагавшегося на заверение;

(2)    Если же сам получатель заверения знает о ложности представленной информации, то он не вправе предъявлять к давшему заверения лицу какие-либо требования, т.к. в такой ситуации получатель заверения очевидно не полагается на предоставленную информацию.

Данные выводы основаны на положениях абз. 3 п. 1 ст. 431.2 ГК РФ, в соответствии с которыми для наступления ответственности за недостоверные заверения, необходимо, чтобы заверяющая сторона исходила из того, что получатель заверений будет полагаться на заверения (или имела разумные основания исходить из такого предположения), а также на разъяснении в пункте 35 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 №49 о том, что при предоставлении лицом заведомо ложного заверения, такое лицо не может ссылаться на неосмотрительность получателя заверений. 

В Определении СКЭС ссылается на то, что осведомленность покупателя долей в уставном капитале об актуальном имущественном положении общества, в том числе о наличии неисполненных обязательств перед третьими лицами, может быть доказана, в том числе путем предоставления сведений, свидетельствующих в своей совокупности о том, что покупатель не мог не знать о действительных характеристиках хозяйственного общества (составе его активов и обязательств), в частности, с учетом наличия у лица непосредственного доступа к сведениям в силу занимаемого положения (обладание статусом контролирующего участника юридического лица и т.п.), особенностей переговорного процесса между сторонами при заключении сделки. 

В таких ситуациях СКЭС считает необходимым презюмировать обладание участником информацией о ведении обществом своей деятельности и возлагает бремя доказывания обратного на получателя заверений. 

Выводы 

Представляется, что для оборота было бы полезно, чтобы ответственность за недостоверные заверения исключали только случаи очевидной неосмотрительности стороны, получающей заверения, при условии, что у такой стороны были разумные возможности для выявления недостоверности заверений в конкретной ситуации. 

Далеко не каждый случай наличия формального доступа к информации следует относить к знанию стороны, которое исключает ответственность лица, предоставляющего заверения в коммерческих отношениях. Согласовывая определённый набор заверений, стороны могут руководствоваться нормальными коммерческими соображениями, не свидетельствующими о неосмотрительности стороны, и не направленными на злоупотребление правом, несмотря на наличие доступа к информации Общества. Нельзя исключать и возможность злоупотребления со стороны исполнительных органов, подконтрольных, например, продавцу. 

С другой стороны было бы неправильным полностью освобождать сторону, получающую заверения, от обязанности проявлять разумную степень заботливости и осмотрительности. В практике сделок, регулируемых английским правом, проведение due diligence в совокупности с детальным и специально подобранным перечнем гарантий (warranties) как раз призвано, во-первых, соблюсти стандарт осмотрительности покупателя, во-вторых, побудить продавца раскрыть необходимую информацию. 

Однако в судебных актах по данному спору вопрос об осмотрительности истца не исследовался, поскольку, как видно из решения суда первой инстанции, суд признал предоставленные ответчиком заверения заведомо ложными в силу взаимосвязанности ответчика и лиц, в пользу которых первоначально возникла, а затем была взыскана задолженность с Общества (которая послужила основанием для заявления о нарушении заверений). Таким образом, основной вопрос в данном деле, как представляется, является вопросом факта. 

С сожалением надо заметить, что обоснованию заведомой ложности заверения для ответчика судом первой и апелляционной инстанции не было уделено достаточно внимания. А ведь именно этот вопрос, как представляется, является первоочередным для выяснения того, имеет ли значение для правильного разрешения дела то, с какой заботливостью и осмотрительностью действовал истец. Как видно обоснование нижестоящих судов не впечатлило и коллегию, хотя и с ее аргументами относительно взаимосвязанности всех вовлеченных лиц, включая истца и ответчика (по признаку аффилированности), можно поспорить. 

К сожалению, всё изложенное не способствует росту доверия участников сделок M&A к российскому праву. 

Рекомендации

С учетом позиции СКЭС, изложенной в Определении, можно дать следующие общие рекомендации:

(1)    Получателю заверений в сделке не следует пренебрегать необходимостью соблюдения разумного стандарта осмотрительности и полагаться лишь на осведомленность лица, предоставляющего заверения, при которой ложность заверений автоматически свидетельствовала бы о недобросовестности последнего;

(2)    Особое внимание следует уделять сделкам между участниками совместных предприятий, а также таким ситуациям, при которых у получателя заверений формально имелся широкий доступ к информации об обществе. В соответствии с позицией, изложенной в Определении, в таких ситуациях суд может исходить из презумпции знания получателя заверений;

(3)    В случае наличия сомнений в отношении каких-либо обстоятельств и достоверности соответствующих заверений лучше воспользоваться механизмом возмещения имущественных потерь (статья 406.1 ГК РФ);

(4)    Получателю заверений следует попытаться урегулировать пределы вмененного ему знания. Так, представляется, что стороны могут согласовать в договоре подход к определению того, какой объем информации должен считаться известным получателю заверений, а также какая информация и при каких обстоятельствах должна считаться раскрытой;

(5)    Не следует пренебрегать указанием в документах по сделке на сопутствующие сделке фактические обстоятельства и соглашения, определяющие характер взаимоотношений сторон, из которых может быть выведен тот стандарт осмотрительности, который разумно ожидаем от получающей заверения стороны. Такие указания могут содержаться в преамбуле к договору, что может упростить доказывание в суде в случае возникновения спора.

Настоящий обзор не является юридической консультацией или юридическим заключением и не должен восприниматься или использоваться в таком или аналогичном качестве.


[1] С контекстом спора, по которому было вынесено Определение, можно ознакомиться в актах, принятых по делам А40-311/20 и А40-201705/21

[3] Пункт 35 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 25.12.2018 №49