Так уж случилось, что именно на эту непростую неделю выпало рассмотрение дел в двух высших судах (в КС РФ решался вопрос об исковой давности в т.н. антикоррупционных исках о конфискации, а в ВС пытались определиться с тем, как же соотносятся нормы УПК, закона «Об исполнительном производстве» и Закона «О несостоятельности (банкротстве) в части обращения взыскания на имущество осужденного-должника). И вне всяких сомнений в обоих случаях поднимаемые правовые вопросы являются актуальными, назревшими (даже перезревшими), по настоящему сложными, поскольку требуют от судов осуществить некую «работу над ошибками» законодателя, который допустил явные (или неявные) коллизии норм различных законов, а также правоприменителей (правоохранителей, приставов, Росреестр и т.д.), которые каждый раз по разному применяют эти дефектные нормы. Недаром Конфуций как-то отметил: «что отравленное дерево не может давать не отравленные плоды».

Сходство (но не тождество) обоих дел заключается в том, что существует очевидное противоречие в действии публично-правовых и частно-правовых норм, причем урегулировать этот дефект не удается стандартными лекарства (примата специального закона надо общим или более позднего принятого над более ранним). Вместе с тем, решить это заковыристое правовое уравнение с многими неизвестными (со звездочкой) правопорядку в лице уважаемых судей высших судов все-таки придется, поскольку право не терпит пустоты и у судей, к счастью, нет опции отказаться от ответа с отсылкой, что вопрос излишне сложен.

Сначала «одной строкой» о самом деле.

Председатель Судебной коллегии Верховного Суда РФ по экономическим спорам Ю.Г. Иваненко передал дело №А33-18794/2021 на рассмотрение Коллегии с постановкой вопроса о соотношении продажи имущества должника в банкротстве и ареста этого же имущества в уголовном деле.

Фабула дела:

1. Должник обратился с заявлением об исключении из конкурсной массы, в том числе своего единственного жилья.

2. Суды нижестоящих инстанций отказали в исключении, указав на то, что приговором по уголовному делу сохранен арест на принадлежащее Должнику единственное жилье и на него обращено взыскание в счет погашения гражданского иска потерпевшего. В связи с чем жилье подлежит реализации в рамках уголовного дела.

3. По мнению заявителя, после введения процедуры реализации все ранее арестованное имущество включается в конкурсную массу; в силу предусмотренного законодательством о банкротстве специального регулирования не допускается реализация имущества, составляющего конкурсную массу, вне рамок дела о несостоятельности.

Правовые вопросы:

1. Подлежит ли исключению единственное жилье, арестованное по уголовному делу, из конкурсной массы?

2. Влечет ли введение процедуры банкротства отмену уголовного ареста имущества Должника?

Есть как минимум два противоположных мнения относительно того, какая правовая позиция будет сформирована по итогам рассмотрения вышеуказанной жалобы: имеет ли приоритет нормы законе о несостоятельности в части реализации всего имущества (включая взыскание по гражданскому иску в уголовном деле) или УПК доминирует из-за публично-правовой составляющей и повышенной общественной (государственной) значимостью? Третий вариант - это некий явно более сложный дифференцированный подход в зависимости от вида имущества и/или уголовно-процессуального статуса имущества, который труднее всего ожидать, поскольку это скорее прерогатива федерального законодателя путем нормативного регулирования высокого уровня обобщения и применимости (в идеале) ко всем возможным ситуациям.

Далее я позволю себе процитировать, можно сказать, репортаж с судебного заседания, подготовленный моей коллегой Натальей Васильевой, а далее изложу свое мнение и позицию по рассматриваемому процессу, не пытаясь даже предречь содержание мотивировочной части определения СКЭС ВС.

«Будем искать таблетку или выписывать рецепт?» - такие слова прозвучали сегодня их уст судьи Верховного Суда И. А. Букиной во время судебного заседания по делу № А33-18794/2021 под председательством судьи ВС Самуйлова С. В. (боковая судья ВС Г. Г. Кирейкова)

В заседании присутствовал лично должник Сметанин О. А., его представитель, финансовый управляющий и его представитель, два представителя от ПАО «НК «Роснефть». Никто из них не пришел с проработанными и обоснованными нормами закона о банкротстве и положениями УПК РФ конкретными алгоритмами действий при наличии одновременно и приговора суда с удовлетворенным гражданским иском потерпевшего, и процедуры банкротства в отношении осужденного. Полтора часа в зале заседания раздавались вопросы, ответы на которые так и не были четко озвучены участниками процесса. Больше всего удивила позиция финансового управляющего, который не отстаивал первичность процедуры несостоятельности перед исполнительным производством по приговору суда, мнение самой управляющей и ее представителя по вопросу о законности судебных актов вообще разошлись. «Два представителя – два мнения, вот как удобно!» - сказал судья ВС.

Представитель должника, представившая самую структурированную позицию по спору, предложила дифференцировать имущество должника-осужденного в зависимости от законности оснований его приобретения и определять в связи с этим его судьбу: либо исключать из конкурсной массы (нажито преступным путем), либо в нее включать (законно приобретено до совершения преступления), напомнила о равенстве всех кредиторов в процедуре банкротства. Сам должник заявил, что все вопросы о реализации имущества должны разрешаться только в одном деле – в деле о банкротстве. «Я не единственное лицо, которое после приговора попало в банкротство!» - сказал О. А. Сметанин. «Это ваше личное дело или Вы хотите решать проблемы за всю страну?» - прозвучал вопрос со стороны ВС в ответ на эту реплику должника.

По мнению должника, «сам потерпевший (то есть ПАО «НК «Роснефть») должен идти в уголовное дело и просить там снять арест». «Вы идеальную ситуацию нам сейчас рисуете» - поступила ремарка от ВС.

По мнению же кредитора, эти действия обязан сделать должник, но не совершает, хотя последний утверждал, что все способы судебной защиты в рамках уголовного производства он исчерпал. «Это не наше желание идти в исполпроизводство, нас к нему подвиг сам суд» - эта мысль красной линией прошла через все выступление представителя Роснефти. Также он указал, что 98% РТК составляет требование именно Роснефти, «так что это одно и то же. Надо должнику через 115 УПК идти в уголовном деле, может быть суд скажет, что исполнительное производство не нужно?!.. мы готовы находится в банкротстве и там получать удовлетворение».

Управляющий пояснила, что включает в конкурсную массу лишь то имущество, которое пристав в исполпроизводстве не может продать и Роснефть как взыскатель отказывается оставить за собой. Спорные жилье и земля в конкурсную массу не включены «Нельзя исключить то, что в конкурсную массу не включено». «Мы считаем, что у кредиторов приоритета нет, но преступление обладает большей общественной опасностью..», на что И. А. Букина резонно спросила «а если административная ответственность? То это меньше, чем преступление, но больше, чем просто кредитор?».

При этом абсолютно все участники были единогласны: обращать взыскание на единственное жилье должника нельзя.

В итоге Верховный Суд РФ отменил судебные акты, исключил жилое помещение и земельный участок под ним из конкурсной массы. Однако ответ ни на один вопрос так и не был получен в ходе заседания.

Вопрос ВС в адрес Роснефти: «Банкротство не является ли тоже исполнительным производством, особым, в связи с банкротством?», ответ был такой: «Мы согласны с приоритетом закона, но мы не согласны с приоритетом судебных актов».

«Закон говорит, что все исполнительное производство передается арбитражному управляющему?» - вопрос со стороны суда. «Говорит, но практика говорит о разном, в том числе на уровне Верховного Суда» - ответ Роснефти.

«То есть нам надо все скомпановать? Определенность внести?»

Итого: масса вопросов и пока ни одного ответа…. Ждем с нетерпением мотивировочную часть в надежде на структурированную позицию Верховного Суда РФ. Однако уже сейчас видно, что указанное дело не является типичным, так как потерпевший по уголовному делу является мажоритарным (98%) кредитором и по сути вопрос о приоритете остро в указанном деле не стоит, чего нельзя сказать о массе иных дел с подобной же проблематикой. Вопрос о соотношении ст. 126 ЗоБа и соотношения с уголовно-правовым арестом является важным, актуальным и чувствительным уже многие годы и все никак не разрешен высшей судебной инстанцией. И вот, казалось, ты наконец на рассмотрение СКЭС вынесли такой казус, но никто из участников не смог живоописать объем и глубину проблему, а главное указать на важность и возможные политико-правовые аргументы и развилки для права и экономики.

Теперь выскажу свое мнение по данному вопросу.

Во-первых, считаю абсолютно ошибочным пытаться делить нормы действующих законов на сорта (как это было в «Истории одного города» у М.Е. Салтыкова-Щедрина) особенно на уровне высших судов страны, ибо нет к тому никаких ни законных, ни доктринальных оснований. Разговоры в стиле «публично-правовые важнее» и т.п. бессодержательны и бессмысленны, поскольку первое же с чем придется столкнуться диспутантам это непреложный факт, что такое деление как законов, так кодексов носит очень условный характер (в ГК, как известно, «экономической конституции» много публично-правовых норм, а в УПК – много частно-правовых). Этот (дихотомия) очень упрощенный и концептуально неверный подход, который направлен на то, чтобы попытаться решить сложный вопрос легким ответом (доказано давно, что это невозможно).

Так как же надо?

На наш взгляд, только телеологическим и рациональным толкованием. Итак, зададимся вопросом зачем федеральный законодатель установил принцип pro rata в несостоятельности? Правильно, для равенства и справедливости. Раз уж точно всем не хватит, то давайте платить всем одинаково мало. Следовательно, норма ст. 126 ЗоБа вовсе не волюнтаристская, произвольная, которая тянет правовое одеяло на себя, а просто последовательная и логичная.

Любые рассуждения в том числе на заседании ВС о том, что якобы «вы дезавуируете приговор», «вы пересматриваете решение», «вы преодолеваете приговор» бъет мимо цели, т.к. норма ст. 126 в принципе это делает по отношению к имуществу должника. Ведь остальные кредиторы приходят тоже не с «хотелками», а с вступившими в силу судебными актами по гражданским, административным и любым другим спорам, более того, все взыскания прекращаются. Причем законодатель четко написал «исполнение обязательств должника, в том числе по исполнению судебных актов, актов иных органов, должностных лиц, вынесенных в соответствии с гражданским законодательством, уголовным законодательством Российской Федерации, процессуальным законодательством и законодательством Российской Федерации о налогах и сборах, осуществляется конкурсным управляющим в порядке и в случаях, которые установлены настоящей главой», но дело даже не словах, а в логике, в сути.

Т.е. законодатель тем самым, как бы примиряет идеальное (мыслимое) положение вещей, что все обязательства и тем более судебные акты должны исполняться, с суровой правдой жизни, что этого не произойдет, хоть ты тресни. «Обидно мне, досадно мне, но ладно!» Мы же не пытаемся преследовать умершего человека, виндицировать исчезнувшее (уничтоженное) имущество, сажать в тюрьму провинившихся животных? Человечество уже давно осознало, что несмотря на тягу юриспруденции к фикциям, презумциям, идеальным (несуществующим в действительности) конструктам, всё-таки нельзя полностью воспарять над бренной землей и терять связь с реальностью. Применительно к рассматриваемому вопросу это означает, что всех надо выстроить в очередь, где все равны «и эллин, и иудей…». Следовательно, разговоры о том, что публичное право вообще и уголовное право в частности кого-то там преодолевает и побеждает голословны и неубедительны ни с буквоедской, ни с доктринальной точек зрения. Более того, сама попытка установить некий ранжир судебных актов («приговор сильнее гражданского решения, которое немного сильнее административного, но чуть слабее трудового») чудовищно нигилистична и ввергает правопорядок и правосудие в хаос.

Второе. При этом нельзя не заметить, что из уголовного процесса может проистекать несколько видов имущественных притязаний и они сильно отличаются: одно дело орудие преступление, улика, изъятые из оборота вещи, вещественные доказательства и т.д. В отношении них есть безусловные (не только правовые, а рациональные) основания, почему они не могут рассматриваться как конкурсная масса и требуется особое регулирование.

Дальше возникает вопрос о том, какая правовая природа у уголовно-правовых штрафов как вида наказания и конфискации как особой меры уголовно-правового характера. С одной стороны, это имущественное требование, с другой стороны, это по сути виды наказания и к ним могут применяться особый порядок взыскания (но это уже политика права), попутно отмечу, что я не вижу ни одного рационального резона создавать для государства некий приоритет, т.к. государство ничего преступнику не отдавало, а просто его наказывает, остальные же кредиторы пытаются вернуть хотя бы часть своего (хоть шерсти клок). Но конечно ожидаемы возражения о неотвратимости уголовного наказания, которые меня не убеждают, поскольку вообще не верю, что имущественные взыскания имеют какой-то пенитенциарный эффект.

Есть и обычные гражданско-правовые иски в уголовном деле о компенсации и т.д. Тут тоже какой-то приоритет трудно обосновать, поскольку чем отличается компенсация за нанесенный ущерб потерпевшему, например, от пожара с уголовным делом и без уголовного дела в отношении причинителя вреда (например, собственника источника повышенной опасности) непонятно? Уничтожил – возмести. Если ты банкрот, то в какой-то части. Обосновать почему требование из гражданско-правового иска в уголовном деле сильнее обычного решительно невозможно, тем более, что на практике уголовные судьи нередко отказываются их рассматривать в уголовном деле, перекладывая это бремя на своих цивилистических коллег. Т.е. форма не может поменять содержание.

Вот приблизительно так: кратко, емко и немного отстранено от фактуры этого конкретного кейса я бы видел выступление перед уважаемыми судьями ВС. Именно это увеличит шанс того, что последним удастся не просто вынести законное, обоснованное, справедливое решение именно по данному делу, а сформулировать универсальную (или хотя бы широкую) правовую позицию по данному вопросу, которая поможет в сотнях и тысячах подобных дел.

В завершении позволю себе еще пару слов о назначении высших судов и роли представителей в высокой инстанции.

Разбирательство по этому делу в финальной судебной инстанции арбитражных судов (с учетом статистики за 10 лет существования Президиума ВС можно уверено утверждать, что она является иллюзорной инстанцией) в очередной раз продемонстрировало, что уровень дискуссии и качество представительства оставляет желать много лучшего. Еще в исследовании деятельности СКЭС ВС в 2016 году мы отмечали, что почти в четверти дел, рассматриваемых там, не участвует одна их сторон спора, а порой и обе. Это не позволяет раскрыть на заседании всех потаенных закоулков ни этого конкретного спора, ни, что намного важнее, разрешить как правило сложную правовую проблему, которая окажет воздействие на всех участников экономических споров, порой речь идет о тысячах и десятках тысяч подобных споров по всей судебной системе. От того как будет рассмотрен спор и самое главное, как будет сформулирована правовая позиция коллегией судей ВС РФ, зависит не только результаты других споров, но и порой развитие российского права. То есть разбирательство в ВС это часто спор «за себя и за того парня» и этот общий правовой эффект нельзя (недопустимо) недооценивать. Адвокаты нашего Бюро, которым довелось представлять интересы наших доверителей в более чем 40 процессах в ВС, всегда особенно щепетильно и ответственно подходят к разбирательствам в высшей инстанции, ощущая все бремя ответственности за результат, который будет получен (имея ввиду прежде всего мотивировочную часть определения). Уровень дискуссии должен носить почти научный (академический) характер, должны быть учтены не только формальные (нормативные) доводы и аргументы, но все остальные (политико-правовые, экономические, социальные и т.д.)

Так, например, в КС РФ, решения которого также имеют огромное значение для правоприменения, нормативной определенности и развития права, требуют определенного уровня представителя (адвоката или юриста со научной степенью не ниже кандидата юридических наук), более того на практики КС нередко запрашивает мнение не только основным государственных акторов (ГД. СФ, Президента, Правительства, Минюста), но и ведущих ученых в данной конкретной отрасли права, все эти позиции изучаются (иногда даже в открытом заседании) и только на основании такого серьезного и всестороннего изучения вопроса кристаллизуется и формулируется правовая позиция суда. Как вы знаете, в большинстве развитых правопорядков право на представление интересов доверителей также обладают не любые юристы, а наиболее квалифицированные (например, в Англии это т.н. KC), поскольку государство понимает значимость последствий формулирования позиций высшим судом страны.

Хочется надеяться, что даже если государство не будет вводить формальных требований для юристов, то хотя бы сам жизнь приведет к появлению некой группы адвокатов (юристов), которые будут помогать судьям ВС не просто рассматривать конкретные дела, но и развивать право, восполнять лакуны, преодолевать коллизии, разрешать противоречия на самом высоком уровне как по существу, так и даже по юридической технике формулирования позиции и аргументации. Никто кроме нас не сможет содействовать судьям в их высоком служении праву.

Не хочу, чтобы сказанное выше было воспринято как фанаберия и чванство адвоката в «белом пальто», которому виднее и который все знает. «Я не волшебник, я только учусь», но мне кажется я правильно понял в какую сторону надо идти. Не более того. Сам факт того, что уважаемые коллеги выступали в этом процессе, а я только его описываю и комментирую, ярко демонстрирует и подтверждает.

Темы и теги

Россия Происшествия и Катастрофы

ВС процедура банкротство Верховный Суд судья вс Судебная коллегия Должник упряжь уголовно-правовой уголовный дело