Они — не Москва и Питер: художники Приморья рисуют дерзко, спорят с ИИ и спасают выставки

"Наши художники — не Москва, не Питер. У них другое лицо", — утверждает председатель Приморского отделения Союза художников России Илья Иванович Бутусов. Он знает, о чем говорит: путь от непризнанного "авангардиста" до руководителя отделения научил его и отстаивать мастерские от захватов, и восхищаться (пусть не всегда понимая) муралами молодых, и ночами рисовать гигантский холст на корейской ярмарке под прицелом телекамер. Главную же боль — обветшалое здание Союза — он считает личным вызовом, а совет молодым художникам Приморья формулирует просто: "Не слушайте никого. Будьте собой".

В честной и обстоятельной беседе с корр. ИА PrimaMedia он рассказал о том, почему ИИ — не угроза для традиционной живописи, как вступить в Союз, если тебя дважды отвергает Москва и многом другом. 

Любой может сказать: "Я умею рисовать" и вступить в Союз художников?

— Илья Иванович, расскажите вашу историю. Как вы пришли в искусство? Это была детская мечта?

— Художником я себя ощущал всегда, но путь в Союз оказался непростым. При первой попытке вступить меня посчитали авангардистом и не взяли — тогда я понял: это не мое. Работал с галереей "Арка", чувствовал себя уверенно, пока мой друг — секретарь по Дальнему Востоку из Магадана — не подтолкнул: "Подавай документы снова". Так в 2007 году, уже в зрелом возрасте, я всё же стал членом Союза.

Потом, в 2009 году, меня "добила" ситуация с мастерскими. Муниципальные помещения, специально построенные для художников, захватывали родственники умерших авторов. Их превращали в склады, ремонтные цеха или попросту места для попоек. Кто-то отчаянно судился за них. В итоге городские власти передали мастерские Союзу художников на пять лет с правом продления. Это стало знаковым событием.

С тех пор мы тесно взаимодействуем с управлением муниципальной собственности. Наша главная цель — не допустить рейдерских захватов. Бывало по-разному: отдельные чиновники возмущались: "Почему без нас решаете?!". Но пока держим оборону — мастерские регулярно продлевают.

— В этом году Приморское краевое отделение Союза художников отмечает 87-летие. Как изменилась роль Союза за ваше председательство с 2015 года? Что удалось реализовать, а что пока не получается?

— В целом, работа движется успешно. Наше главное направление — организация выставок: от межрегиональных российских до международных. Перечислять все проекты этих лет смысла нет — получится слишком долго. Но именно экспозиционная деятельность, наряду с поддержкой авторов, составляет суть работы Союза. Мы предоставляем площадку как матёрым, известным мастерам, так и молодым ребятам.

Для поддержки молодежи у нас есть система: молодёжное объединение насчитывает 40 человек, из их числа мы ежегодно отбираем и премируем 6-7 наиболее активных участников. Суммы разные: стандартные — до 80 тысяч рублей, а главная, президентская — 250 тысяч, ее вручают одному победителю.

Параллельно мы продвигаем за рубежом творчество наших мастеров — как живописцев и графиков, так и молодых, и зрелых авторов. Например, запомнилась экспозиция 2016 года в шанхайском Музее современного искусства. То был проект трех российских регионов: Дальнего Востока, Сибири и Урала — площади были огромные, и мы вложили много сил в организацию. Наша последняя зарубежная выставка прошла в Харбине в 2023 году в рамках "Дней культуры Приморья" (12+) (серия мероприятий к празднованию Дня образования Приморского края, отмечаемого 20 октября — ред.). Туда выезжал наш театр оперы и балета со спектаклем, а мы развернули экспозицию приморских художников на Острове Солнца (парк в центре Харбина на северном берегу реки Сунгари — ред.). Задача была поставлена губернатором, и, в общем-то, для нас это был новый опыт.

Но функции Союза не сводятся только к выставкам и содействию в их организации. Крайне важно создавать условия для творчества, давать художникам возможность работать. В первую очередь — обеспечивать их мастерскими. Эти ключевые задачи и составляют основу нашей работы.

Есть и то, что не удается — в основном, это связано с недостатком финансов. Мы не получаем прибыли от деятельности и фактически выходим в ноль. Средства тратятся на содержание выставочных залов, адресную помощь авторам и текущие расходы.

Есть одна важная задача, которую я пока не могу решить. Фасад здания ремонтировали при мне в 2016 году, но его нужно регулярно обновлять. Тогда средства нашлись, сейчас же с этим трудности. Обращался в администрацию края и города, потому что здание находится на гостевом маршруте, и существуют программы поддержки таких объектов независимо от формы собственности. Пока получаю ответы о включении в планы, но ситуация в стране влияет на процесс, и конкретных решений по финансированию пока нет.

Вот эту задачу — привести в порядок здание — я ставлю для себя в приоритет и пока не выполнил. Но надеюсь решить ее до истечения своего срока, ведь это было одним из ключевых предвыборных обещаний.

— Стороннему наблюдателю, мало знакомому с профессиональными объединениями в творческой среде, может быть непонятно, сколько таких союзов вообще существует в стране? Чем они отличаются? Опишите ситуацию среди художников.

— Вопрос сложный, но очень правильный. В советское время была одна официальная организация — Союз художников СССР. После его распада возник Союз художников России.

Сегодня же по закону практически любой человек может заявить: "Я хорошая девочка, я умею рисовать" — и зарегистрировать свою общественную организацию под названием, например, "Профессиональный союз художников". Подобные структуры у нас в городе есть — вроде "Профессионального" или "Творческого" союза. Естественно, в них часто действует упрощенная система вступления: заплатил взнос — и ты "художник".

У нас же процедура вступления многоступенчатая и строгая. Первый фильтр — наше Правление (15 человек, избираемых общим собранием из 150 членов — ред.). Оно рассматривает кандидатуры и дает предварительное добро на рекомендацию.

Но даже одобрение Правления — не гарантия, ведь после него начинается второй, решающий этап — экспертиза в Москве, в Секретариате Союза художников России. Там работают признанные мэтры, и невозможно попасть в Союз, если ты им чем-то не понравился. Нам приходится ездить, лично представлять кандидата, доказывать его профессиональный уровень.

Например, два года кандидатом в Союз был Роман Гвоздев — прекрасный парень, участник СВО, талантливый акварелист. У него нет профильного образования, но в акварели он стал достаточно сильным художником. Наше Правление приняло его единогласно, но Москва дважды отклоняла кандидатуру. Пришлось секретарю по Дальнему Востоку ехать и убеждать их, аргументируя, что в нашем регионе нет сильной школы акварели (в отличие от масляной живописи), но этот автор — самобытен, активен и уже наш человек.

— И уговорили?

— Уговорили. Звучало предложение: а не отправить ли его на курсы в центральные вузы, где сильна академическая подготовка? Но тут дилемма. Фундаментальное образование — палка о двух концах. С одной стороны, оно дает бесспорную базу. С другой, как мы говорили недавно со скульптором Даши Намдаковым, порой система "загоняет" художника в жесткие рамки. Выпускнику трудно вырваться за их пределы, обрести собственный почерк. Роман Гвоздев — сформировавшийся мастер со своим стилем. Сейчас его "переучивать" рискованно: он может утратить индивидуальность, начать "работать под манеру". Для вчерашних студентов поездка на учебу в центр может помочь. Но опыт говорит: многие наши земляки едут, проваливают экзамены или застревают там надолго. Такое случается часто.

Справка. Дашинима Бальжанович Намдаков — российский скульптор, художник-график, ювелир и дизайнер. Заслуженный художник Российской Федерации. Член Совета при президенте Российской Федерации по культуре и искусству.

— Вы как-то говорили, что председатель Союза художников занимается больше административными вопросами, чем творческими. Как вам удается совмещать бюрократию с собственным творчеством? Вы нашли баланс? 

— Творчеством заниматься всё же удается. Ключевое для меня в административной работе — формирование надежной команды профессионалов. Её, конечно, нужно направлять и контролировать, и это постоянно отвлекает. К счастью, я не привязан к креслу с девяти утра до шести вечера. Спасибо институту искусств — там я провожу минимум времени, поэтому удается выкроить часы для себя.

Многие коллеги так не могут: представьте — стоишь с мастихином, весь в краске... и вдруг звонок: "Трубу прорвало в мастерской!", "Срочно документ нужно подписать!".

Я как-то адаптировался к этому ритму — решаю вопросы по очереди. Раздражает, конечно, но уже спокойнее реагирую. Баланс есть... приемлемый.

"ИИ — не угроза, а часть жизнь" — как современные технологии применяют в современном искусстве

— Перейдём к современному искусству и молодым художникам. На ваш взгляд, какие темы сейчас больше всего волнуют приморских художников? И изменились ли они за последние годы?

— Да, изменились. Сейчас художникам очень помогают современные технологии. Например, недавно выпустилась Вика Поезд — замечательная художница! Она представляет графику: сначала создает композицию в цифре, а потом переносит ее на материал. Это совсем новое направление. Мы сейчас обсуждаем в Секретариате идею открыть в Союзе специальную секцию для современного искусства. Реальность меняется, и появляется множество новых форм и направлений. Таких молодых авторов стало много.

Для моего поколения их язык порой... не очень родной, и вряд ли мы сможем с ними говорить на равных. Но они высказываются — и это здорово! Мы их слушаем, пусть не всегда до конца понимаем, но восхищаемся.

Недавняя молодежная выставка поразила эскизами муралов — это тоже полноценное искусство! Игнорировать его нельзя, там столько интересного.

Если говорить про темы, то важно понимать: любая картина — отражение души автора. Взять натюрморт или портрет — всё равно это твой взгляд. Посмотрите на великого Сергея Черкасова (российский живописец и художник-иллюстратор, Заслуженный художник Российской Федерации — ред.): его пейзажи — не просто замеры натуры, а его уникальное видение, его стиль.

Или взять приморских художников: Дмитрий Лучинин исследует тему 90-х, о которых сам мало что знает, но она его захватила. А наш Василий Галактионов — взгляните на его творчество — там и пейзажи, и его безумные куклы, и смерть фашиста... Всё это — прямое отражение его внутреннего мира — прикольного неординарного художника! В этом вся суть.

— Как вы и сказали, трудно отрицать влияние современных технологий и цифровизации на художников. Видите ли вы угрозу в развитии искусственного интеллекта для традиционного искусства?

— Пока угрозы не вижу. Считаю, что это не угроза, а неотъемлемая часть жизни. Вспомните появление фотографии. Тогда тоже кричали, что живопись и графика умрут за ненужностью. То же и с ИИ. Сейчас это точно не угроза.

Хотя... На последних выставках мы уже сталкивались с работами, где можно было заподозрить использование ИИ. Иногда это сразу бросается в глаза: ощущается, что композиция собрана алгоритмом и лишь перенесена на холст. А иногда и весь выставочный комитет из 15 человек ломает голову — кое-что слышали, но не уверены. Может, поэтому всё это настолько интересно? 

В наших правилах нет прямого запрета на ИИ. Мы чётко декларируем запрет плагиата, печати и принтов — допускаются только оригинальные ручные работы. За подобные нарушения — пожизненный запрет на участие. А вопрос ИИ оставляем на усмотрение выставочного комитета. Они вправе большинством голосов отклонить работу, если сочтут нужным, даже без формального запрета в уставе.

Проблема в том, что с искусственным интеллектом грань зыбкая. Он может стать помощником художника — это факт. Представьте: шедевр, а автор честно говорит, что использовал ИИ как инструмент, но у нас это под запретом? Есть чисто технические моменты, где он упрощает работу.

— Вы не раз говорили о важности поддержки молодых художников. Какие конкретные шаги предпринимает Приморское отделение?

— Ранее я уже упоминал финансовую поддержку, но куда важнее для начинающих — шанс показать работы. Основные конкурсные выставки требуют высокого уровня, молодым пробиться сложно. Поэтому у нас есть специальная молодёжная выставка (12+). Это ежегодный проект, куда начинающий творец может просто принести свою работу, минуя жесткий отбор. Это ключевая стартовая площадка.

Главных потребностей у молодого художника три: выставляться, продавать работы и иметь мастерскую. С последним у нас туго — мастерских мало, но молодые их получают, и это хорошие, рабочие пространства.

Но свою первую мастерскую я смог получить только в 47 лет. Глядя на нынешних ребят, которые начинают раньше и имеют такую поддержку, считаю — у них всё вполне нормально.

— Насколько популярно изобразительное искусство у молодёжи сейчас по сравнению с, например, началом 2000-х?

— Когда я начал преподавать в 2006 году — конкурса почти не было. Сейчас же — 3.5 человека на место. Это ответ.

Думаю, люди устали от сплошной цифровизации, ищут живое творчество. Многие разочаровались в прежних "престижных" специальностях. Помните, как все рвались в юристы и менеджеры? Теперь запрос другой. Искусство — это глубокое гуманитарное поле. Оно формирует личность многогранно, раскрывает способности. Вот что привлекает современную молодежь.

— Историческая тематика действительно занимает важное место сегодня. Как Союз работает с ней в современных реалиях?

— Ежегодно мы проводим масштабную межрегиональную выставку "Великая Победа" (12+), собирающую художников со всего Дальнего Востока. В 2015 году, в рамках выставки, помимо наших залов, мы развернули экспозицию в палатках на набережной — выстраивались очереди. Сейчас, к сожалению, повторить такой формат невозможно.

Также мы подчеркиваем роль Дальнего Востока в окончании Второй мировой войны. В юбилейные даты (2015, 2020, 2025 — ред.) организуем три специальные межрегиональные выставки (18+) совместно с другими галереями — наших площадей не хватило бы. Их центральная тема — победа над милитаристской Японией.

К 75-летию Союза художников мы подготовили выставку (12+), рассказывающую о жизни Владивостока в искусстве: становление местного отделения Союза, приезды известных мастеров. Давида Бурлюка, проезжавшего через наш город в Японию (русский художник, один из основоположников футуризма — ред).

Была и знаковая выставка "Наследие" (12+) — о художниках-основателях. В 1960-е советское правительство, считая Дальний Восток "бескультурным", направило сюда целую плеяду столичных талантов. Мой учитель — Вениамин Алексеевич Гончаренко, лауреат Сталинской премии. Получив её, он имел право на мастерскую и квартиру в Москве, но выбрал Владивосток и возглавил наш институт. Так же поступили многие другие именитые художники из Москвы... и единственный "местный" — герой-фронтовик Кирилл Иванович Шебеко. Эти люди, выросшие или учившиеся в центре России, искренне верили в миссию и создали нашу художественную школу с нуля.

Сегодня, увы, другая психология. Такая вера и готовность ехать "на край света" ради идеи — редкость. "Здесь у меня всё хорошо" — преобладающая позиция. Вот почему для нас так важна историческая память — она напоминает о корнях и тех, кто их заложил.

"Игра по-честному" в Корее, "взятки картинами" в Китае — как соседи реагируют на русское искусство

— Вы говорили о планах международного сотрудничества и приглашения мировых художников во Владивосток. Как развивается эта работа в условиях изменившейся международной ситуации?

— С китайскими коллегами сотрудничество идет хорошо и довольно плотно. Но есть нюанс: художники, которых мы ценим — действительно весомые, часто мало заинтересованы в поездках во Владивосток. А уровень тех, кто рвётся в Россию ради престижа, честно говоря, не всегда нас впечатляет.

Сейчас нас куда больше привлекают корейцы — как южные, так и северные. Южнокорейские художники, например, недавно сами привезли свои работы — показывали искусство вопреки сложностям. Это дорогого стоит. Японцев сейчас вряд ли сможем привлечь.

У нас тоже происходит много интересного. Сюда приезжал Намдаков — скульптор мирового уровня. Сейчас готовим выставку якутских художников — уже пришли контейнеры с их работами. В прошлом году представляли бурятское искусство. Это мощные пласты самобытного искусства, ничуть не менее интересные, чем зарубежные.

Конечно, нам важно видеть и глобальный контекст. Раньше мы ездили на крупные арт-ярмарки в Гонконге, Сеуле. Их ценность — в возможности не только участвовать, но и увидеть, что происходит в мире. Там собраны ведущие галереи, виден весь спектр — от традиционного до актуального искусства, тренды продаж. Проведя неделю на такой ярмарке, понимаешь мировой художественный процесс. Сейчас эта возможность ограничена.

— Ваши работы часто выставлялись в Южной Корее и Китае. Как там воспринимают наше искусство?

— Отклики разнятся. В Китае ажиотаж поутих, возможно, из-за политики. Но историческая связь сильна. В 1950-е, вместе с моим учителем, Вениамином Алексеевичем Гончаренко, в Ленинграде учились китайские студенты — и живописцы, и искусствоведы. К 2000-2010 годам они доросли до уважаемых, состоявшихся мастеров и влиятельных экспертов.

В Китае всё решает Коммунистическая партия. Без её "да" никакое важное культурное решение не принимается. И вот эти самые наши выпускники-эксперты убеждали партию в том, что единственная сохранившаяся сильная школа живописи — это Россия. В Европе она ослабла, в Америке её не было изначально.

Это привело к моде на русское искусство. КПК даже финансировала государственные галереи для его продвижения. Был период, когда вместо взяток чиновникам дарили картины русских художников — это считалось престижным подарком. Сейчас эта практика сошла на нет, всё строже.

В тот период китайцы глубоко погрузились в наш арт-рынок: знали авторов, их биографии, ценники. Особенно в начале 2000-х они активно вывозили "цвет" русского искусства. Тогда для многих наших мастеров, оставшихся без госзаказов после 90-х, Китай стал спасением. Работы везли массово — в Шанхае я видел просто потрясающие вещи! Эскизы к известным скульптурам — например, "Рабочий и колхозница" (памятник монументального искусства, "идеал и символ советской эпохи". Находится в Москве — ред.), оригинальные произведения, которые к нам уже не вернутся.

Были целые галереи, посвященные одному-двум русским художникам. В том же Шанхае я видел огромную экспозицию — стена в стену — из этюдов Гончаренко и Шебеко. В своё время из России вывезли очень многое.

— А что насчет Южной Кореи?

— Там ситуация иная — они практически ничего не знают о русском искусстве.

Я называю это "игрой по-честному": нет предвзятости, но и нет контекста. Можешь быть кем угодно — "загадочным русским". Интерес скорее бытовой: "О, это русские! Давай выпьем с ними, посмотрим, что это за люди".

Однажды я участвовал в арт-ярмарке в Корее, и там произошла забавная история.

Мы не рассчитали, и одна стена осталась пустой. Платить $10,000 за организацию и оставить стену пустой — немыслимо! Нас было трое: секретарь Союза художников России на Дальнем Востоке Константин Борисович Кузьминых, парижско-русский художник, колоритный чудак Володя Попов-Масягин и я. Решили действовать: срочно купили огромный холст и две ночи напролет втроем делали картину прямо на месте.

Настал VIP-показ для галеристов, чиновников, СМИ. А мы всё дописываем. Корейская охрана в панике: "Кыш-кыш". Но телекамеры уже снимают: трое изможденных русских в шортиках, с кистями у холста посреди лоска. Нас ругали, но в итоге эту картину купили. И приобрели еще по пять работ каждого из нас. 

"У художников Приморья своё лицо, и оно отличается от Москвы и Питера"

— Приморье — это уникальный регион на стыке культур. Как это отражается в творчестве местных художников? Есть ли особый "приморский стиль" в живописи?

— Культур тут действительно очень много.

Да, принято говорить, что две — Азия и Европа... Но даже внутри Азии различия огромны. Возьмите Китай: культура Шанхая и Хэйлунцзяна (провинция на границе с Россией — ред.) — это небо и земля. То же и с Кореей. Мы, европейцы, хоть как-то понимаем соседей — немцев, французов. Не до конца, но примерно. А азиатские культуры настолько сложные и разные, что разобраться очень трудно.

— Тогда какие ключевые влияния вы видите в работах приморских художников?

— Очень много японского в нашей культуре. Но главное — наши художники не из центра — не Москва, не Питер. У них свой почерк, они узнаются. Возьмите Викторию Косенко: вначале была близка к Черкасову, но быстро обрела свое лицо. Или одна из самых узнаваемых художниц Приморья Лидия Козьмина — её стиль вообще не разложишь по полочкам: сплав японской графичности, китайской техники и нашей, русской. 

Не то чтобы наших художников "легко" отличить от московских — они просто другие.

Смотришь на столичных: вот одна рисует условный "Новый год в психушке". Технически — безупречная "суриковская" школа (стиль а-ля Василий Иванович Суриков — русский классик исторической живописи, академик — ред.). А у нас? Вася Галактионов — он же "мастерюга"! Его объемные куклы — живые, свободные от академизма. Энергетика другая.

В центре тоже есть сильные авторы со своим языком. Но их искусство — про их правду, а наше — про нашу. Вот и вся разница.

— Как строится работа с правительством края? Насколько активно власти поддерживают культурные инициативы?

— Поддержка есть. Я понимаю, что у властей сейчас не те возможности, что в прошлые периоды, но они идут навстречу. Администрация города, например, предоставляет нам мастерские безвозмездно — аренду мы не платим.

С краевыми властями тоже выстроено взаимодействие — они помогали нам с организацией важных мероприятий, среди них — выставка "Великая Победа" в 2020 году, "Дни культуры Приморского края" (12+) в Харбине в 2023 году и многих других. А мы отвечаем социально значимыми проектами. Вот недавно подарили около 40 картин госпиталю для участников СВО, проводим бесплатные мастер-классы для всех жителей города, сейчас реализуем совместный проект: художники создают портреты людей, повлиявших на историю Владивостока.

Работаем в нормальном, конструктивном контакте. Конечно, возможностей для сотрудничества всегда хотелось бы больше, но диалог есть, и мы им дорожим.

— Как организован процесс отбора работ для краевых выставок? Возникают ли споры в выставочном комитете?

— Процедура зависит от формата. Для межрегиональных и краевых выставок она многоступенчатая. Сначала в каждом местном отделении Союза формируется свой выборный выставком. В него входят представители разных направлений — реалисты, авангардисты, прикладники (обычно по 1-2 от течения), плюс четыре искусствоведа, куда входит директор Приморской государственной картинной галереи. Этот местный выставком отбирает работы своей организации. Потом отобранное едет на финальный смотр в Секретариат — и только после этого попадает на выставку.

Споры решаются голосованием. Обычно достаточно большинства. При равном счете решающий голос — за председателем выставкома.

Для кураторских проектов правила иные. Тут весь отбор — прерогатива приглашенного куратора-искусствоведа. Он сам разрабатывает концепцию, собирает заявки и отбирает работы по своему видению.

— Какие планы у Приморского отделения Союза художников на ближайшие годы? О каких проектах вы мечтаете?

— Мечтаю об открытии границ. Но даже если они останутся закрытыми, меня очень интересует возможность выставки в Северной Корее

Есть и конкретные планы: например, этой осенью везем экспозицию в китайскую провинцию Ляонин в рамках "Дней культуры Приморья". А потом, надеюсь, состоится обмен с Сибирью: сначала их работы во Владивостоке, затем наши — в Красноярске.

И, конечно, не забываем о насущном: ремонте фасадов и мастерских. Без решения хозяйственных вопросов сложно двигать творческие проекты.

— Если бы вам предложили дать совет молодому художнику, только начинающему свой путь в Приморье, что бы вы ему сказали?

— Да, они не нуждаются в советах, сами делают как могут. Мой совет сейчас — бессмысленный, потому что у каждого художника свой, который нужно пройти самостоятельно.

Разве что: будьте собой. Творчество в условиях рынка — всегда болезнь. Кто-то может говорить, что очень умный, пытаться объяснять, как нужно делать, как "выстрелить", как жить. Не ведитесь на это. Не слушайте никого. Живите, как чувствуете. Вот и весь совет.