Еще один режиссер в рубрике «Привет! Меня зовут…»! Наш новый герой — Фёдор Кудрявцев, журналист по образованию, а по призванию — рассказчик трогательных и увлекательных историй. Его дебютный полный метр «Ровесник» — как раз одна из таких. Это обаятельное мокьюментари о 90-х сперва победило на фестивале «Окно в Европу», затем покорило критиков (и даже Юрия Сапрыкина!), а теперь наконец-то вышло в широкий прокат. В рубрике, где Кинопоиск предлагает молодым кинематографистам ответить на вопросы специальной анкеты, Кудрявцев рассказывает о кумирах в журналистике, рассуждает о возможностях нейросетей и объясняет, что его роднит с кинокритиками.
Дата рождения: 20 июля 1992 года
Место рождения: Москва
Рост: 187 см
Цвет глаз: зеленые
Родился в 1992 году и совсем не помню 90-е. Тогда я был совсем маленьким, так что люди, которые пишут в комментариях, что я не могу 90-е знать и снимать о них, совершенно правы. В детстве я дрался, играл в футбол и учился на тройки, что помогло поступить в МГУ. Потом с удовольствием валял дурака там на журфаке, что помогло стать режиссером. Потом плохо работал в найме на телике, что помогло открыть свой продакшен, который вырос в маленькую кинокомпанию. Никогда не был вхож в кинотусовку, что помогло снять фильм «Ровесник» и, надеюсь, даст возможность и дальше читать комментарии о творческих недостатках моих новых проектов. Пока лето, ищите меня на футбольной коробке на Чистых прудах.
— Что тебя сегодня порадовало?
— Жаркое лето в Москве. Столица вообще город контрастов, в том числе погодных. Выходишь из дома, и тебе жарко. А потом вдруг раз — дождик. Всё как в жизни, собственно.
— Назови три фильма, которые оказали на тебя влияние?
— Три сложно. Потому что мне нравится самое разное кино. Бывают люди, которым нравятся только французская новая волна или исключительно творчество Джима Джармуша. У меня столь конкретного вкуса нет. Очень люблю фильмы Данелии, нравится сама концепция его лирических комедий — они очень витальные. А витальность — не только в кино, но и в других областях искусства — очень важное качество, на мой взгляд. Еще я большой поклонник фильма «Шапито-шоу». Помню, офигел от того, что бывает столь смелое, честное и по-настоящему бодрое кино. Также уважаю Пола Томаса Андерсона, особенно его «Любовь, сбивающую с ног». Но очевидные фильмы тоже мне нравятся.
— Очевидные?
— Ну, например, «Зеленая миля», «Форест Гамп» или Тарковский. Это уже, к сожалению, штамп, что во ВГИКе и других вузах учат чтить Андрея Арсеньевича. И как будто бы моветон признаваться в любви, но мне нравится «Зеркало» — самый его личный, смелый и экспериментальный фильм. Даже несмотря на то, что его там обвиняли в подражании Бергману, Антониони и кому только не.
А вообще, я больше всего радуюсь, когда получаю удовольствие от совсем неожиданных вещей. Кажется, у меня есть скилл — видеть хорошее даже в том, что как будто не мое. Это роднит меня с представителями кинокритической профессии.
— Первый фильм/мультфильм, который ты посмотрел в кинотеатре?
— Одно из главных кинотеатральных впечатлений — просмотр первого «Гарри Поттера» на большом экране. На момент похода в кино я уже знал про вселенную. Правда, мое знакомство с ней началось с «Узника Азкабана». Книжные новинки мне доставались от бабушки, которая регулярно пополняла библиотеку. Но вот с «Поттером» она немного не разобралась, поэтому я начал читать сразу третью часть. Было прикольно, хотя и не все понимал. Когда узнал, что есть еще «Философский камень» и «Тайная комната», все встало на свои места. Что касается фильма, то для маленького меня это был просто разрыв! Было стойкое ощущение, что я так себе все и представлял, когда читал.
— Как тебе каст нового сериала по «Гарри Поттеру»?
— Смешанные чувства. Кажется, будто этих ребят сгенерировала нейросеть. Дефолтные, стандартные, счастливые дети. (Смеется.)
— Худший и лучший фильм для первого свидания?
— Не стоит торопиться и вести девушку на Гаспара Ноэ. Плохая идея. А вот посмотреть вместе какой-нибудь плохой российский фильм или сходить на Романа Михайлова — хорошая! Будет сразу понятно, что за человек с тобой, есть ли у вас что-то общее.
— Любовь — это…
— Не бояться показать себя настоящего.
— Какой последний фильм заставил тебя плакать?
— Меня довольно сложно растрогать. Я вообще как-то тяжело плачу. Но вот когда смотрю «Свой среди чужих, чужой среди своих», каждый раз ком в горле стоит. Финал, музыка Артемьева — сложно сдержаться. Да и вообще, возвращаясь к вопросу о моем вкусе, я творчество Никиты Михалкова тоже очень уважаю и люблю. Мой топ-3 — «Родня», «Раба любви» и как раз «Свой среди чужих». Было бы, кстати, круто, если бы он «Ровесника» посмотрел. Интересно, что скажет.
— Есть ли фильм, который ты мечтал бы снять вместо режиссера?
— Я с детства завидовал режиссерам, которые сняли экранизации каких-то крутых книг. Помню, в школе думал:
«Блин, экранизация „Бойцовского клуба“… Ну какой Финчер? Вот я бы „Бойцовский клуб“ гораздо круче сделал!»
— На момент разговора до премьеры «Ровесника» пара дней. С какими чувствами ждешь релиза? Волнуешься или уже нет? Как первые зрители принимают картину на спецпоказах?
— У нас со зрителями интересные взаимоотношения. На фестивальных и специальных показах мы всегда готовим зал к тому, что фильм у нас необычный. И что если они захотят сбежать на середине, то мы их подкараулим у выхода и дообъясним все, что они не поняли. Но если без шуток, то принимают картину хорошо. После каждого предпремьерного сеанса обсуждение затягивается минимум на час, людям есть что спросить и обсудить. Помню, как после самого первого показа на фестивале «Окно в Европу» зрители выходили из зала и о чем-то активно спорили. Это и есть самая крутая оценка нашей работы. Фильм не оставляет публику равнодушной.
— Перед тем как говорить о фильме, пара слов о твоем пути к нему. Ты ведь по образованию журналист?
— Все так. Поступая на телевизионное отделение журфака МГУ, я правда хотел заниматься журналистикой и снимать репортажи, как мои кумиры. Хотя и не до конца верил, что все сложится. Частенько с однокурсниками шутили, что будем потом работать в «Макдоналдсе». И пусть до общепита не дошло, ближе к выпуску вектор действительно поменялся. Я попал в компанию ребят, снимавших рекламу и клипы, и довольно быстро понял, что это куда более перспективно, чем телевидение. Примерно тогда мы с товарищами основали свой продакшен и поступательно развивались: сначала дошли до документального сериала, а потом и до полного метра.
На самом деле, это довольно распространенная практика среди журналистов — многие уходят в другие сферы. И многие, кстати, в кино. Недавно на спецпоказ в «Пионере» к нам пришли известная телеведущая Светлана Сорокина и ее подруга, бывшая заведующая телекафедрой на журфаке Анна Качкаева. На Q&A они спросили: «А кто вообще с твоего курса работает по профессии?» И я понял, что могу назвать только двух-трех человек.
— Твои кумиры в журналистике?
— Я был большим фанатом Андрея Лошака. Фактически его репортажи и побудили меня поступить на журфак.
— На телевидении ты все же успел поработать. Помог ли тебе этот опыт в режиссуре? Может, появились навыки, которые пригодились на съемках?
— Насчет навыков не знаю, но журфаку я очень благодарен за общее гуманитарное образование. Нас учили преподаватели старой закалки, мэтры, которые заставляли читать книги. Мы все страшно ленились и местами пытались проскочить на кратких содержаниях. Но не тут-то было… Преподы безжалостно отправляли дочитывать, за что им спасибо. Без них многие вещи прошли бы мимо меня.
— Есть любимая книга, которую тебе открыл журфак?
— В период обучения узнал о творчестве Джерома Сэлинджера и, к счастью, не остановился на самых известных произведениях. Я прочитал все, хотя он, как известно, не так много и написал. Мне кажется, Сэлинджер был прикольным чуваком. Хотелось бы посидеть с ним и поболтать. А еще экранизировать «Над пропастью во ржи». Писатель был против экранного воплощения и говорил, что в книге много вещей, которые нельзя показать при помощи киноязыка, — всевозможные лирические отступления и размышления Холдена Колфилда.
Джером, если бы ты дожил до наших дней, то узнал, что я снял фильм «Ровесник», где как раз подобные размышления очень неплохо помещаются во влог главного героя и закадровый текст.
Можно сказать, «Ровесник» — этой мой «Над пропастью во ржи».
— А как собиралась творческая команда? В ней нет больших продюсерских имен. Петя Минаков, Игнатий Шестаков — это все твои друзья? Вокруг каких идей вы объединились? Снимать так, как не снимают другие? Отличаться визуально, тематически?
— Изначально продакшен я открывал с Ильей Комаровым и Колей Киреевым. Потом они, как и в нашем фильме, стали работать оператором и художником-постановщиком, а я продолжил путь Индианы Джонса, частного предпринимателя. Затем ко мне присоединились продюсеры Петя Минаков и Полина Васякина, с которыми мы доросли уже до кинокомпании. Вместе мы сняли сериал «Ничего личного», после которого в команде появился Игнат Шестаков. Нам хотелось экспериментировать и удивлять зрителей, ставить перед собой амбициозные творческие задачи.
— Откуда возникла история Гриши Киреева? Что послужило импульсом — желание рассказать о связи поколений? О заре русского интернета? Или, может, постебать серьезное кино о 90-х?
— О том, что мы стебемся над фильмами про 90-е, я узнал уже после того, как мы выпустили картину. Не было изначально такой идеи. Все как-то само получилось. Изначально «Ровесник» — попытка уйти от трехактной структуры, поиграть с киноязыком, который (это я еще на журфаке понял), как и любой другой язык, постоянно трансформируется и обновляется. И мы попытались это движение уловить, выбрав путь личного кино. Личного в плане формата — отсюда фильм Гриши Киреева, который он сам снял и сам же исполнил главную роль.
— А в более привычном понимании «Ровесника» можно назвать личным кино? Ведь костяк картины — трогательная история заочного знакомства сына и отца. С помощью фильма ты хотел поговорить с публикой или все-таки с собой?
— Не думаю. У меня с родителями хорошие отношения, и терапевтическая практика мне не требовалась. Просто понравилась эта сюжетная коллизия — то самое заочное знакомство. Причем в процессе мы можем видеть, как Гриша по мере появления новой информации немного меняет свое отношение к отцу. Так что вся история полностью придумана и собрана для зрителя. Чтобы он мог в ней что-то для себя найти и, возможно, проработать какие-то моменты.
— При написании сценария совещался с родителями?
— Не то чтобы совещался. Но давал папе почитать сценарий, рассказывал вообще, чем занимаюсь, слушал какие-то его истории. На самом деле, опять же личные истории в фильм почти не перекочевали. За исключением одной. Папа рассказал, что у его бизнес-партнера был друг, которого сожгли в машине. Похожая история есть в нашем кино. В остальном это лоскутное одеяло, сотканное на основе моих личных хештегов того времени.
— Как раз про хештеги. Если не брать личное, то как много реального прокралось в твое кино? Сложно отделаться от мысли, что ты подмигиваешь существующим людям вроде Антона Носика или DJ Ежа.
— Разумеется, эти и многие другие имена я знал. Журналистский бэкграунд привил любовь к тщательной работе с источниками. Мое стремление к достоверности вылилось в то, что в фильме можно встретить узнаваемые фамилии, локации, названия мест и так далее. Это необходимо, чтобы зритель как можно дольше верил в то, что перед ним документально кино. Но специально я никому не подмигивал! Правда, некоторым иногда кажется обратное. На спецпоказы приходили люди, которые явно имели какой-то бизнес-шлейф из 90-х. Они говорили мне: «А вот это у вас там конкретная история имеется в виду?» В этих вопросах, как правило, считывается интонация по типу: «Я понял, Федя, про что ты. Знаем такого человечка». Проблема только в том, что я не знаю, о ком они.
— Работать с пока неизвестными, свежими лицами — принципиальное решение?
— Режиссеры и кастинг-директора всегда мечтают открыть миру новые лица. Но у нас с Машей Сигал (кастинг-директор фильма — Прим. ред.) такой задачи не стояло. Поиск актеров был очень долгим. На протяжении шести месяцев мы пробовали самых разных ребят, в том числе известных. Например, Лёва Зулькарнаев к нам приходил. Но в конечном счете подошли именно те люди, которых вы видите в кино. Я, к слову, и на роли взрослых персонажей хотел позвать неизвестных артистов. Но тогда мы поняли, что наш фильм не дойдет до проката. Все бы говорили: «Это кто у вас там? Что за студенческая работа такая?»
— В фильме россыпь визуальных аттракционов, способных отпугнуть часть аудитории, — от всевозможных глитчей до кружков и голосовых сообщений. Как вы пришли к этим решениям? Был какой-то условный мудборд?
— Изначально приколов и эффектов было сильно больше. От многих пришлось отказаться. Был длительный подготовительный период, обсуждали с коллегами стиль нашего фильма, который в итоге разделили на так называемые сущности. У нас есть: влог Гриши, интервью, которые он снимает, скринкаст, VHS-хроника, старые телепередачи из 90-х, а также фотографии из двух временных отрезков. Для нас было важно сделать «Ровесника» фильмом Гриши Киреева, который он склепал из того, что было. Так возникли голосовые сообщения, скриншоты и прочее.
— Что выбросили в итоге?
— Приколы с цифровыми масками и лентами самых разных соцсетей, а также live-стримы Гриши. Решили, что уже перегружаем фильм. Правда, кому-то покажется, что в конечном счете все равно перегрузили, но лично мне все нравится.
— Да. Мы же до победного решили косить под документальный фильм. Та мера условности с двумя похожими актерами, которая допустима в игровом кино, в нашем случае была бы не в тему. Поэтому было важно вызвать у зрителя удивление: вот он видит Яценко, а потом на VHS-хронике… тоже Яценко, но молодого. Некоторые, кстати, верят, что мы действительно нашли какие-то архивные записи больших актеров и вставили их в фильм.
— Как быстро получилось добиться удовлетворительного результата?
— До съемок мы сильно сомневались, что технология справится с поставленной задачей. Нашли четыре ведущие компании, которые работают с дипфейками, и с каждой провели тесты. В итоге остановились на Володе Николаевском, чья компания Dreamface показала лучшие результаты. При этом даже сам Володя не был уверен, что в фильме все сработает. Но рискнул и вписался. И, кончено, нам еще помог VHS-глитч. Изначально мы снимали на нормальную профессиональную камеру, потом делали дипфейк, затем перегоняли все на кассету, а ее уже в конце концов оцифровывали обратно. Такая многоступенчатая схема позволила нивелировать шероховатости несовершенной технологии.
— Для ребят, на которых накладывали, скажем так, личность других, не было ограничений в вопросах актерской игры?
— Дипфейк ложился идеально. Все, что вы видите, — эмоции, которые сыграли ребята. Дипфейк их не искажал, это отдельная магия. А ограничения если и были, то по свету. Приходилось следить, чтобы не было тени на пол-лица, и избегать совсем уж экстремальных ракурсов. Потому что нейросеть, которая будет анализировать фильмы с Яценко, Михалковой или Спиваковским, не найдет кадров, где их, например, с супернизкой точки снимали.
— Помимо дипфейков, есть еще нейросети, которые уже способны реалистично нарисовать кенгуру в аэропорту и бабушку на бегемоте. Веришь ли ты в то, что скоро мы будем смотреть сплошь нейрокино?
— У нас, кстати, тоже есть нейросети в фильме! Сцена Гришиного трипа после убегающей лошади полностью сгенерирована искусственным интеллектом. Ее для нас срежиссировала известная цифровая художница Тома Гержа.
Если говорить про будущее, то я слабо верю в то, что роботы заменят людей. Об этом говорят еще с 1960-х годов, но пока, как видим, те же тексты пишут люди. Знаю, что некоторые активно используют ИИ в своей работе, но и те сравнивают нейросеть с плохим стажером. Он что-то сделает, но за ним все равно надо перепроверить и исправить. Иными словами, за нейросетями должен стоять человек, который четко сформулирует задачу. К тому же у роботов нет вкуса. А вот рутинные процессы кинопроизводства они нам упростят. Это точно.
— Расскажи о своих музыкальных предпочтениях.
— С музыкой у меня, как с кино. Должна случиться какая-то магия при контакте с произведением. Если случилась, то уже по фигу, какой там жанр и исполнитель. В последнее время частенько слушаю британского певца King Krule и канадца Мака Демарко. А вообще, я прошел весь путь, свойственный людям моего круга: увлечение The Smiths, Beatles, «Кино» и так далее. Двигаюсь, в общем, поступательно и скоро приду уже к классической музыке и опере.
— Есть композиция, которая лучше всего говорит о тебе?
— Есть одна песня — «Пил» группы «Монти Механик», но читатель подумает, что я алкоголик. И хотя она совсем не про спиртное, выберу другой вариант. Когда у меня хорошее настроение, то часто слушаю диско. Так что, наверное, если бы можно было познакомиться с помощью одной песни, то я включил бы что-то из диско.
— У тебя есть хобби?
— В детстве пробовал заниматься живописью, но маму попросили забрать меня из художественной школы. Сказали, что я много разговаривал и всех отвлекал. В свободное время люблю ходить пешком по городу, смотреть по сторонам, наблюдать бытовые сценки, невзначай заглядывать в окна. А еще пару раз в неделю мне необходимо поиграть в футбол. Чтобы снять напряжение и немного самоутвердиться. Причем играть я люблю значительно больше, чем смотреть. С детства без перерыва пинаю мяч — и в спортшколе, и в универе, и вот сейчас на площадке с друзьями.
— Твой самый большой в жизни страх?
— Хочется продолжать снимать кино. Но очень боюсь, что в будущем у меня может не быть новых вариантов и предложений.
— Ни одного нового предложения?
— Пока нет. Опыт работы над «Ровесником» показал, что вряд ли тебе что-то принесут и предложат. Все нужно выгрызать собственными зубами. Если бы не создали компанию, то и фильма никакого бы не было.
— Что поддерживает тебя в трудные времена?
— Мысль о том, что это просто очередной этап. Иногда нужно просто покрутиться в мясорубке бытия. Когда-нибудь она остановится, выплюнет тебя, и что-то будет дальше.
— В режиссуре ты самоучка. Какой самый ценный урок ты усвоил за пять лет в кинематографе?
— Не идти на компромиссы. Всегда есть соблазн остановиться на полпути, не добившись изначальной цели. Во всем, что делаешь, надо идти до конца. Не бояться.
— В каких жанрах ты хотел бы поработать в будущем?
— В любых, кроме скучных. Единственное, что я не потянул бы, — мюзикл. Нужно иметь запредельный скилл, чтобы снять крутой мюзикл. Я таким не обладаю. Все остальное — пожалуйста.
— Твое тотемное животное?
— Моим тотемным животным была кошка манчкин Рани, которая недавно умерла. Она была моим талисманом и оберегом. Скучаю, помню и никогда не забуду.
— Что бы ты сказал себе пятилетнему?
— Не торопись.
— Что бы пожелал себе через 20 лет?
— Поторопись и не откладывай.
Автор: Никита Демченко
Фото: Маша Федина для Кинопоиска