Как стать актером в 40 лет? Мы поговорили с Кареном Карагуляном — Торосом из «Аноры» и талисманом Шона Бэйкера

— Я пересматривала ваше интервью с Нью-Йоркского кинофестиваля, вы там называете Нью-Йорк уже родным городом. А расскажите о жизни до эмиграции.

— До 18 лет я жил в Ереване. Потом поступил в институт на экономику и организацию сельского хозяйства, хотя готовился в медицинский. 1987 год, тогда уже все начало разваливаться, и поменялись экзамены. Ну, надо было куда-то поступать. Я учил биологию и математику — с таким набором подходило только это направление. Еще в этом же году вышел закон, что из институтов забирают в армию. И меня забрали, служил я под Питером. Потом через два года приехал домой, в Ереван, и сразу после этого переехал в Америку.

— Сразу на Брайтон-Бич?

— Я там не жил, для меня это было, скорее, местом для развлечения. Мы туда в рестораны ездили, на пляж. В то время все вновь прибывшие русскоговорящие приезжали на Брайтон-Бич, чтобы понять, что к чему, как, куда идти, что делать. Я тоже был почти один, когда приехал в Нью-Йорк, и как раз поехал на Брайтон-Бич продавать банки с черной икрой. А рядом кто-то стоял продавал утюг, кто-то — фотоаппарат. Все из Советского Союза.

Когда я только приехал, то не собирался здесь оставаться, просто так получилось. А Брайтон был тогда чуть другой — более колоритный, интересный, что ли. Сейчас его шарм исчезает. Там был магазин «Санкт-Петербург», где я всю жизнь покупал книги, а сейчас там банк. Был ресторан «Националь», куда мы всегда ходили на динеры, на пати, а сейчас там молл. В общем, все меняется, все американизируется, там уже другие люди.

— Уходит эпоха. А как вы попали в кино?

— Это случайно вышло. В середине 1990-х я познакомился с ребятами из Нью-Йоркской киношколы, мой друг был однокурсником Шона Бэйкера. Друг попросил сняться в его учебном фильме, я там играл пакистанца, бегал куда-то в национальной одежде. И этот фильм занял первое место в киношколе. Шон над ним тоже работал то ли продюсером, то ли эдитором, уже не помню.

А потом Шон попросил сняться в его фильме Four Letter Words в 1995 году. У меня была крошечная роль продавца на заправке, но Бэйкер потом говорил, что это его любимая сцена, и поэтому он начал писать роли для меня во всех своих фильмах.

— Ангелина Никонова, режиссер фильма «Велкам хом» рассказывала, что вы, как и ваш герой, тоже поначалу продавали персидские ковры. А что еще в «Велкам хом» автобиографично?

— Ангелина, кстати, тоже училась в Нью-Йорке, я снимался в ее короткометражке.

«Велкам хом» мы писали с ней вместе. Многое я брал из своей жизни: у меня тоже на тот момент было трое детей, я продавал ковры. И тут актерская карьера обрушилась на меня. Одна сторона жизни была с фестивалями, наградами, ковровыми дорожками, а вторая — дом, быт, дети, ковры эти… Там даже есть один эпизод, когда герой привозит с фестиваля статуэтку, а жена подпирает ей крышку сковородки. Такое у меня тоже было.

— Помните момент, как вы поняли, что родственные души с Шоном?

— Шон — ходячая энциклопедия фильмов. Он ест фильмы, думает фильмами, дышит фильмами. Ты можешь спросить, смотрел ли он кино какого-нибудь монгольского режиссера, и он ответит «да». Помню, когда мы в первый раз встретились, он спросил какой мой любимый фильм. Мне тогда очень нравился «Однажды в Америке». Выяснилось, что и у него это любимый фильм. Так мы и начали дружить, а уже позже стали думать насчет того, чтобы вместе снимать кино.

— Было ощущение, что это сотрудничество надолго?

— Это чувствовалось. Например, про «Принца Бродвея» мы долго разговаривали. Шон хотел сделать кино, где я играю хозяина магазина. И мы долго думали, какой это магазин. Ковровый? В конце концов он придумал эту историю с сумками, и так случился «Принц Бродвея». Это был 2007–2008 годы, большое кино, у меня одна из главных ролей. И только после «Принца» я начал более-менее серьезно относиться к актерству, потому что у фильма был большой фестивальный успех. Мы ездили с ним в Бразилию, в Италию, Канаду, даже в Ереван.

Когда все чуть затихло, я поехать повидать Шона на Манхэттен и спросил: «Ну а что теперь будем делать?» Предложил ему снять историю про Брайтон-Бич на основе случая, произошедшего с моим двоюродным братом. Вышла гангстерская пацанская история под названием «Икра» — ничего общего с «Анорой».

— Вы с Шоном работаете в паре. А в чем помогали в «Аноре»?

— Имена придумать, пройтись по Бруклину, найти локации, диалоги на русском и армянском посмотреть, с актерами помочь. Например, мы с первого фильма хотели поработать с Алексеем Серебряковым, а выйти на него помогла Даша Екамасова.

— Как все связано! А с Дашей вы как познакомились?

— Мне как-то позвонила Ольга Дыховичная, с которой мы играли в «Велкам хом», сказала, что в Нью-Йорк со спектаклем приезжает ее подруга, сходи. И я пошел, они на Манхэттене играли — так познакомились. Она потом приезжала в Нью-Йорк, мы иногда встречались, держали контакт. И когда мы начали «Анору», я связался с Дашей и попросил достать контакт Серебрякова. Потом Даша попросила тоже попробоваться в «Анору» и прошла.

— Ведь Ваче Товмасяна — Гарника в фильме — тоже вы привели. У него есть классный рассказ про это: он узнал, что вы его порекомендовали, нашел от вас непрочитанное сообщение пятилетней давности, где вы хвалили его стендап. Смутился и ответил в духе: «Ой, только увидел, спасибо».

— Да, я ему давно писал. Мы вообще все сблизились после «Аноры», дружим с Ваче, с Марком, с Юрой. Можем сесть в одну комнату и часами разговаривать, смеяться.

— Шон утвердил Юру Борисова еще до того, как написал сценарий, после «Купе номер 6». А вам он что рассказывал про него?

В фильме «Велкам хом» героя Карена, который приходит на пробы, сравнивают с Робертом Де Ниро и Аль Пачино в молодости (хотя сам он кумиром называет Фрунзика Мкртчяна).

— Я помню, как смотрела видео с овациями после показа и чуть не плакала. А вы что в тот момент чувствовали?

— Тоже помню, как немножко слезы на глаза наворачивались, когда камера на меня повернулась. Я вообще «Анору» видел полностью всего один раз — тогда в Каннах (не считая того, когда я помогал с субтитрами). И пока что я хочу сохранить в себе эти воспоминания, связанные с тем залом, экспириенсом, энергетикой, волнением. Это трудно описать, подобрать слова. У меня этот фильм был в голове почти 15 лет. Мы прошли длинный путь, сняли фильм, и теперь его показывают в Каннах.

Мы гуляли по улицам, по набережной Круазетт, многие подходили, говорили комплименты. Это, конечно, нравилось, но я вообще не думал, что мы можем выиграть. И вот когда мы пошли на церемонию закрытия, нам сказали, что мы выиграем. «Мы не знаем, что вы выиграете. Просто приготовьтесь, нужно произнести речь».

— Это организаторы сказали?

— А какой отзыв об «Аноре» вам больше всего запомнился?

— Мне пишут из Бельгии, из Франции, из Бразилии. Много благодарностей, я провожу в Instagram намного больше времени, чем хочу. (Смеется.) Но я стараюсь благодарить поклонников за их внимание. Больше всего меня тронуло, когда один русский критик написал, что таким актером, как я, мог бы гордиться «Арменфильм» в свои золотые годы.

— Это кинокритик Кинопоиска! Станислав Зельвенский.

— Есть и те, кому не понравилось стереотипное изображение армян в «Аноре». Как вам кажется, насколько оправданны такие претензии? В Армении фильм даже не вышел в прокат.

Экскурсия по Брайтон-Бич

— Вернемся к теме Брайтона. Все места, где проходили съемки, неслучайные…

— Хорошо, что обошлось. А магазин сладостей же тоже легендарный?

— Там пожилой актер — настоящий сотрудник этого магазина, он 40 лет там работает, его все знают. Мы просто туда зашли, познакомились с ним и рассказали об «Аноре». Это фишка Шона, он любит работать с такими людьми. Сам магазин подальше, уже на Кони-Айленде. А помните сцену в церкви?

— Откуда сбегает Торос во время крещения?

— Да, это армянская церковь в Нью-Йорке. Я в ней же своих детей крестил, плюс у троих детей я был крестным папой. Прямо в этой же церкви, в этом же углу и в этом же халате.

Американские индустриальные издания публикуют прогнозы на «Оскары» — на «Анору» в нескольких номинациях, в том числе на Юру Борисова в «Актерах второго плана». Ставят и Variety, и The Hollywood Reporter. На портале Gold Derby, где делают прогнозы по «Оскару», картина на первом месте в категории «Лучший фильм», а Шон Бэйкер — на втором как лучший режиссер (на первом — Брэйди Корбет, автор «Бруталиста»).

— Для меня «Анора» — фильм года, с нетерпением жду наградной сезон. А что вы думаете про потенциальный «Оскар», номинантов на который объявят 17 января? «Анора» в списке фаворитов.

— Когда мы снимали, об этом не думали. То, что идут обсуждения, конечно, большой бонус. Они увеличивают количество людей, которые посмотрят фильм. И плюс я хочу, чтобы Шон выиграл «Оскар». Ему пора, он этого заслуживает.

— У меня накануне был марафон фильмов Бэйкера. Понятно, как выкристаллизовывалась «Анора».

— Да, и я рад, что наблюдал развитие Шона, как он от фильма к фильму становится лучше, учится на своих ошибках. Что еще важно знать: его ничего не останавливает. «Принца Бродвея» мы сняли за 46 тыс. долларов, Шон вложил свои деньги. «Мандарин» — за 100 тысяч и на iPhone 5.

— Хочется уже увидеть ваш следующий проект. Поделитесь планами?

— У нас так принято, что сначала мы должны уложить этот фильм спать. Вот когда уложим, тогда и будем говорить на эту тему. А пока — еще месяцев шесть — рано думать об этом.

— А в режиссуре попробовать себя не хотите?

— Про режиссерские амбиции меня часто спрашивают. Я об этом не думал, потому что у меня есть Шон. Я не хочу на эту территорию заходить. Может быть, опять начну писать, если найду что-то интересное, близкое сердцу.

— Может, у вас есть роль мечты?

— Такой нет. Но хотелось бы, наверное, в следующий раз станцевать…

— Армянский танец?

— Нет. (Смеется.) Это я так шучу. Нет у меня роли, о которой я мечтаю.

— Значит, она еще создается.

Автор: Лиза Кузнецова

Фото: Gareth Cattermole / Getty Images for IMDb