В цифровой прокат вышел «Эдем» — приключенческая драма Рона Ховарда по мотивам реальной детективной истории, случившейся в 1930-е с небольшой группой европейских переселенцев на одном из Галапагосских островов. От жары, насекомых, кабанов и коварных интриг страдают Джуд Лоу, Сидни Суини, Ана де Армас и другие.
Станислав Зельвенский
Критик Кинопоиска
В 1932 году немцы Маргрет и Хайнц Уиттмер (Сидни Суини и Даниэль Брюль) высаживаются со всеми пожитками на вулканическом острове Флореана в Галапагосском архипелаге. Формальная причина: сыну Хайнца от первого брака, больному туберкулезом, нужен свежий воздух, но идея покинуть Германию в 1932 году в любом случае выглядит здравой. Флореана выбрана не случайно: там уже несколько лет живут соотечественники Уиттмеров — доктор Фридрих Риттер (Джуд Лоу) и его подруга Дора Штраух (Ванесса Кирби). Европейская пресса много о них пишет: доктор Риттер на краю света сочиняет книгу о том, как человечеству «спастись от самого себя». Риттеры скептически смотрят на новых соседей, но это, как оказывается, еще цветочки. Вскоре на остров прибывает австрийская авантюристка Элоиза Буске де Вагнер Верхорн (Ана де Армас), самозваная баронесса, с двумя любовниками и слугой-эквадорцем; она планирует открыть там роскошный отель (хотя и не совсем понятно как). На необитаемом острове становится тесновато.
Как все по-настоящему безумные истории, эта основана на реальных событиях. Другое дело, что разные версии реальных событий в данном случае противоречат друг другу, так что отделить правду от вымысла трудно и, вероятно, не очень-то нужно. Есть мемуары выживших. Есть роман Сименона, написанный им под впечатлением от газетных заметок. Чуть больше десятилетия назад про «галапагосское дело» вышел основательный документальный фильм (он так и называется). Голосом Доры Штраух, например, там выступает Кейт Бланшетт. Наконец, есть и вовсе бесценное свидетельство — четырехминутный немой фильм «Императрица Флореаны» с участием баронессы и одного из ее любовников, снятый прямо на месте (хочется сказать, преступления) проплывавшим мимо миллионером, зоологом-энтузиастом (в «Эдеме» его играет Ричард Роксбург).
Во всех отношениях положительный, скучноватый Рон Ховард не самый, мягко говоря, очевидный постановщик для экзотической сенсационной мелодрамы с убийствами, но что-то в этом есть: в руках более легкомысленного режиссера «Эдем» мог бы превратиться в совсем уже цирк с конями. А так пролеты камеры над живописными зарослями (фильм снимали в Австралии, но second unit честно слетал на Галапагосы) под музыку Ханса Циммера не дают забыть, что где-то вдали за нелепой людской суетой маячат серьезные темы. Центральный образ потерянного рая, вернуться в который уже никак, увы, не получится, здесь, конечно, напрашивается; еще пресса 1930-х величала Риттера и Штраух «Адамом и Евой».
При ближайшем рассмотрении романтический ореол, окружавший немецких переселенцев, немедленно разбивается вдребезги. Джуд Лоу изображает Риттера с его мессианскими наклонностями как вздорного нарцисса, перечитавшего Ницше. Он стучит по пишущей машинке, хлопает себя по лбу с криком «блестяще!», в одной сцене встречает гостей именно что в костюме Адама и в целом выглядит совершенно комически. Отдельная линия связана с его вставными зубами. Штраух-Кирби подыгрывает ему в тон, но у ее эксцентричного поведения по крайней мере есть извиняющее обстоятельство в виде ранней стадии рассеянного склероза.
Суини и Брюль, наоборот, играют людей вроде бы максимально простодушных и прямолинейных: сойдя на берег Флореаны, они меняют белую рубашку и платье в горошек на костюмы для сафари. Впрочем, столкнувшись с житейскими трудностями, Уиттмеры оказываются (к удивлению нашему и Риттеров) парой настойчивой, а также, как выяснится впоследствии, не такой уж и простой. Среди звездного каста и фальшивых тевтонских акцентов Суини поначалу выглядит особенно диковинным выбором, но именно она в конечном счете становится тем центром тяжести, который фильм долго не может найти.
Настоящее же веселье начинается, когда к интеллектуалам и бюргерам на острове присоединяется аристократия (пусть и сомнительногого происхождения). Предельно эмансипированная баронесса плещется в волнах со своими слабохарактерными воздыхателями, повторяет мантру «Я воплощенное совершенство», катается на ослике, таскает с собой граммофон и томик Оскара Уайлда и плетет интриги. Де Армас тут что-то среднее между Клаусом Кински из латиноамериканских фильмов Херцога, Дейенерис Таргариен и донной Розой д’Альвадорес.
Вопросы смерти бога и самоубийственного импульса, толкающего человечество к следующей мировой войне, быстро отступают перед более насущными. Например, кому достанутся консервы. Но история галапагосских европейцев, пересказанная в этой крайне неровной картине, все равно не лишена аллегорической поучительности: если несколько человек, говорящих на одном языке, столь категорически не способны ни о чем договориться, возможно, пора уступить планету черепахам.