Информация о том, что в Музее Черноморского флота хранится дневник командира легендарного брига «Меркурий» Александра Казарского, оказалась полной неожиданностью и для автора этого материала, и для его коллег, и для некоторых историков, которые занимались изучением биографии героя далеких времен. И вот исписанная аккуратным почерком тоненькая тетрадочка, которую двести лет назад держал в руках Казарский, перед нами.
Самое интересное, что о существовании этого документа мы узнали от наших читателей. В конце мая ForPost опубликовал рассказ о лекции, прочитанной студентам СевГУ сотрудником этого вуза Евгением Абаевым. В ней содержалось немало интересных, в том числе и довольно неожиданных фактов из жизни Александра Казарского. Упомянут был и дневник — без указания, где именно его можно найти. Подсказка обнаружилась в одном из комментариев под статьей, причем автор комментария указал даже номер, под которым документ хранится в Музее Черноморского флота.
Номер в итоге оказался другим, а вот дневник нашелся. Правда, возможность рассказать о нем мы получили только после официального запроса в Центральный военно-морской музей им. императора Петра Великого, филиалом которого в 2021 году стал Музей Черноморского флота. И вот наконец заветный документ в наших руках.
Легкий и аккуратный почерк, красивая подпись. Однако сходу разобрать удается максимум несколько слов подряд — «расшифровкой» записей мы обязаны сотрудникам музея. Усложнили их задачу и неожиданности вроде цифры, которой внезапно заменяется одна из букв (на фото ниже в седьмой сверху строке можно увидеть в слове «адмиралтейство» двойку вместо буквы «д») или внезапное латинское L в обычном русском слове (желающим тут же обличить Казарского за этот «грех» напомним, что в те времена многие дворяне вообще не знали русского языка, Пушкин писал большинство писем по-французски, а Грибоедов, долго испытывавший проблемы с разговорной русской речью, читал свои ранние пьесы друзьям, прося его поправлять).
Все записи сделаны в марте, апреле и мае 1824 года — на тот момент Казарскому было всего 27 лет.
«Может показаться, что это не «1824», а «1829», — говорит, указывая на дату, младший научный сотрудник музея Черноморского флота Алина Рыбинцева. — Но мы очень тщательно изучили, как именно Казарский писал ту или иную цифру, и можем уверенно сказать, что это «4».
К сожалению, определение «Дневник» способно ввести нетерпеливого читателя в заблуждение: в этом документе нет ничего личного. Мы привыкли совсем к другим дневникам — ярким примером могут служить тетради, которым на протяжении всей жизни поверял свои сомнения и метания Лев Толстой. То, что называется дневником Казарского, не содержит ничего, что не имело бы отношения к службе. В эту тетрадь молодой офицер заносил заметки о том, что необходимо сделать на корабле. И сделанные им записи об отданных приказах и поручениях характеризуют его как человека и командира в высшей степени добросовестного, ответственного, вдумчивого и где-то даже педантичного в своей аккуратности.
«На 1-е число марта. С утра приготовиться к тировке такелажа и приготовить тир, чтобы в полдень, когда люди придут, не было ни малейшей остановки, реи же блейквармишем вычернить, рам-реи и бом-реи положить на подкладках на берегу, малярам непременно окончить гребные суда и всю к ним принадлежность».
«В некоторые дни прописано в лагбухе так неясно и ошибочно; а притом столь дурным почерком, что невозможно разобрать, и многое пропущено. Как же лагбух есть документ, остающийся навсегда в команде для показания портовых исправлений, так и хода судовых работ; то на будущее время господа вахтенные офицеры озаботятся о верности того, что по закону должны утверждать своим подписем, и будут приказывать держать лагбух в исправности, с подтверждением взыскания с виноватых».
Тут самое время напомнить, что легендарный бой с двумя турецкими кораблями, превративший Казарского в героя, слава которого вышла далеко за пределы России, был выигран не только благодаря храбрости командира «Меркурия» и его подчиненных. Храбрость и решимость сражаться до конца, безусловно, значат очень много и зачастую способны переломить безнадежную, на первый взгляд, ситуацию. Но 26 мая 1829 года, когда команде «Меркурия» вместо гибели или плена выпала участь победителей, огромную роль сыграли умелые действия каждого офицера, матроса и юнги, их слаженность и железная дисциплина.
О том, как именно действовала команда, в 2022 году подробно рассказал ForPost советник Российской академии ракетных и артиллерийских наук, представитель международного общества исследователей Крымской войны в Севастополе Юрий Куликов. Ну а дневник Казарского помогает понять, как изо дня в день ковались и эта дисциплина, и внимание к деталям.
«Продолжая такелаж, подыматься до SW, но если будет сгонять ниже SSO, уведомить меня. В наступившую ночь паруса иметь по ветру и о переменах давать знать. При ясном солнце мыть служителям белье горячею морской водою и потом палубу, но прежде убрать канат, если не сыр. При мытье палубы вымыть песком чан, чтобы приготовить его для крашения».
«В продолжение наступившей ночи следовать движениям «Штандарта» и стараться держаться на ветре и впереди его траверса. Парусов сверх сил не нести, а о переменах и сигналах уведомлять; равно дать знать если он уйдет вперед на 6 румбов от нашего траверса».
«Окончить по вчерашнему назначению и, если взята записка на дрова и голики, послать барказ в Голландию и приказать по пути набрать песку в Килен-балке».
Это записи, сделанные в разные дни и не вытекающие одна из другой. Рутина? Да. Но от этих повседневных рутинных действий, от внимания к каждой детали, включая состояние каната, убрать который можно, только если он сух, зависит порядок на корабле. А значит, и состояние корабля и каждого члена команды, и ее дух, и способность побеждать. И это, наверное, главный урок, который можно извлечь из знакомства с уникальным историческим документом.
Ну а другие, выходящие за пределы службы мысли Александра Казарского и его чувства, увы, остаются для нас тайной. Остается лишь позавидовать тем, кто знал его лично: например, его командиру Аристарху Конотопцеву, который называл Казарского «удивительным офицером» и отмечал его «пылкую преданность всему прекрасному». И в очередной раз горько пожалеть о том, что этот человек, в котором «пылкость и смелый взгляд» сочетались с высочайшей ответственностью и организованностью, ушел из жизни так рано и так нелепо. Что, впрочем, для России не редкость.
Ольга Смирнова
