Гравитация в церкви: Рождественское чудо от «Казанского трио»
В Евангелическо-лютеранской церкви Святой Екатерины прошёл концерт «Гравитация звука». Малоизвестные барочные произведения слушал культурный обозреватель «Казанского репортёра».
Гравитацией мы привычно называем силу притяжения между любыми объектами, имеющими массу. И, использовав в названии этот термин, устроители концерта, по-видимому, хотели подчеркнуть притягательность тех мелодий, которые они включили в свою программу. Но изначально латинское слово gravitas означает «тяжесть». И тут я уже совсем не могу согласиться с верностью названия.
Музыка была легче воздуха. Она парила над залом, свиваясь в причудливые узоры. И в зыбких отблесках свечей лица музыкантов казались сошедшими с полотен итальянских живописцев Эваристо Башениса, Микеланджело Меризи да Караваджо или Джузеппе Бонито. «Казанское трио» – Татьяна Максимова (фортепиано), Асия Гареева (скрипка) и Александр Дульнев (виолончель) – и присоединившиеся к камерному ансамблю Кирилл Каримов (альт), Софья Сергеева (альт), Ольга Ивлиева (скрипка) и Юлия Монасыпова (контрабас) заставили слушателей забыть о времени и пространстве, подарив им, скорее, не силу тяжести, а ощущение невесомости.
Кирха на улице Карла Маркса известна казанцам уже достаточно давно. Первое её здание появилось ещё в 1771 году. Правда, через три года под натиском войск Емельяна Пугачёва деревянные конструкции дотла сгорели. Но силами прихожан эта церковь с завидным упорством всё время возрождалась, какие бы рукотворные стихии на протяжении двух с половиной веков не пытались её уничтожить. Последнее восстановление началось в декабре 1996 года, когда историческое здание вновь оказалось в руках лютеранской общины и Казанского немецкого общества имени Карла Фукса.
Сейчас это единственное место в Казани, где сочетаются атмосфера действующей церкви и внеконфессиональных светских концертов. «Гравитацию звука» представляла талантливый музыковед, кандидат искусствоведения, автор и ведущая популярных музыкально-образовательных программ Александра Нагорнова.
– Здесь очень хорошая акустика, – пояснила она выбор зала. – Если бы тут стоял, например, ещё и клавесин, было бы вообще идеально. Барочная музыка создавалась как раз для таких церквей. Слышите, как выигрышно звучат в этих стенах малые составы?
Действительно, произведения Антонио Лотти, Иоганна Себастьяна Баха, Жана-Батиста Лёйе, Фрица Крейслера и Анри Казадезюса удивительнейшим образом вписались в эклектический интерьер храма с элементами готического стиля. Слово barocco с итальянского переводится как «причудливый». И причуд здесь было даже с избытком, начиная от построения отдельного произведения до адаптации всех музыкальных сочинений к современному звучанию. Впрочем, поиски тембров и их сочетаний, оттенков и нюансов, новых технических возможностей уже в эпоху барокко приводили к множественным модификациям в конструкциях инструментов.
– Классиков и романтиков невозможно играть на электронных инструментах, а вот барочная музыка в своей причудливости очень даже адекватно звучит, – соглашается Александра Михайловна, тут же напомнив о старинном струнном смычковом музыкальном инструменте виола да гамба, который с конца восемнадцатого века заменяют виолончелью. Если уж аутентичность исполнения всё равно была нарушена, то почему бы не попытаться исполнить барочные произведения на инструментах нового века.
Барочность была всюду. И в причудливо-пышных стрельчатых проёмах окон. И в подсвеченных витражах золотисто-коричневых цветов и цветов ряда маджента, с которых на собравшихся любовно взирали Иисус Христос с апостолами Петром и Павлом. И в репродукции рембрандтовского «Возвращения блудного сына», выставленного на простейшем мольберте в алтарной части кирхи. И цветовая гамма события, когда горячая красно-коричневая, то вспыхивающая, то гаснущая в трепетном свете свечей масса светоносной краски усиливала эмоциональную выразительность музыкальных произведений, как бы согревая их тёплым человеческим чувством. И в остроте светотеней и ракурсов, в которых представали на импровизированной сцене исполнители.
Лирическая окраска и виртуозность Трио-сонаты для скрипки, виолы да гамба и континуо соль мажор венецианца Антонио Лотти, автора восьми ораторий и двадцати четырёх опер, ставит это произведение в один ряд с лучшими образцами образно-полифонической барочной музыки. И в этом он безусловный предшественник Антонио Вивальди. Слушая блистательную игру «Казанского трио», безоговорочно убеждаешься в том, что музыкальный смысл Трио-сонаты Антонио Лотти в своей многозначности тесно сближается с символом, и становится заметным влияние этого венецианского композитора и на Георга Фридриха Генделя, и на Иоганна Себастьяна Баха, и на Бальдассаре Галуппи, и на Джакомо Джузеппе Сарателли, и на Доменико Альберти… Тем не менее, инструментальная музыка Антонио Лотти оказалась почти совсем неисполняемой сегодня.
– В эпоху барокко было очень много композиторов, иных мы сейчас вовсе позабыли, иных исполняем, но очень редко. Того же Иоганна Себастьяна Баха, например, после смерти достаточно быстро забыли. И самым популярным Бахом считался не он, а Иоганн Кристиан Бах – одиннадцатый из тринадцати детей Иоганна Себастьяна во втором браке. А имя «того самого» Баха к жизни вернул Феликс Мендельсон, когда в 1829 году в Берлине исполнил его «Страсти по Матфею». Но только в 1850 году, к столетию со дня рождения композитора, было создано «Баховское общество», поставившее своей целью найти и опубликовать все рукописи Иоганна Себастьяна, и возродить публичное исполнение его шедевров, – уточнила Александра Михайловна.
В программе вечера были оба Баха. Из наследия отца прозвучала Соната для виолы да гамба и клавира № 1 соль мажор, а сын оказался представлен удивительной мистификацией Анри Казадезюса – Концерт для альта до минор.
– Он настолько успешно прикинулся Иоганном Кристианом Бахом, что во многих учебных заведениях, музыкальных училищах и консерваториях, говорят об этом Концерте как о ярком примере барочной музыки, – улыбнулась Александра Михайловна.
Альтист Анри Казадезюс подарил это удивительно красивое сочинение мадам Салабер в Париже в 1947 году, попросив её опубликовать его в память о её недавно погибшем муже Франсисе Салаберте. В предисловии к партитуре говорилось, что Концерт был получен в 1916 году от Камиля Сен-Санса. Сам Казадезюс утверждал, что он только отредактировал произведение, созданное для виолы да гамба, адаптировав его к альту. И хотя с течением времени выяснилось, что всё – обман, до сих пор можно найти программные примечания, в которых говорится, что эта пьеса была написана Бахом для известного гамбиста Карла Фредерика Абеля и впервые игралась в залах Ганновер-сквер-Норт в 1789 году.
Впрочем, перечень музыкальных мистификаций огромен, среди самых известных произведений – Ave Maria Джулио Каччини, написанная Владимиром Вавиловым, и Adagio Томазо Альбинони, созданное Ремо Джадзотто. По одной из современных версий, автор знаменитой Токкаты и фуги ре минор Баха тоже совсем даже не Иоганн Себастьян…
В концерте прозвучало и ещё одно произведение из числа мистификационных – Фолия для скрипки и фортепиано Фрица Крейслера, выдаваемая им за обработку старинного произведения Арканджело Корелли. Эта простая мелодия обладает поистине колдовской притягательностью, недаром folia с португальского буквально переводится как «безумие», «сумасшествие». Первые образцы нотной записи этого карнавального танца, исполнители которого – мужчины, наряженные женщинами, – вели себя дико, шумно, страстно и причудливо, появились в самом конце 1490-х годов. Фолия для скрипки и фортепиано Арканджело Корелли появилась далеко не в числе первых – лишь в 1700 году, но стала образцом для подражания многих последующих композиторов и, в конце концов, вытеснила из памяти более ранние записи.
Солируя, Асия Гареева придала старинной мелодии те самые чувственную пряность и необычайную певучесть, которые заложили в них Арканджело Корелли и Фриц Крейслер. Тёмные чары фолии в замысловатых пассажах скрипачки проступали контрастными вариациями, а плотное звучание скрипки и фортепиано, на котором виртуозно играла Татьяна Максимова, создавало барочную причудливость полифонической музыкальной ткани.
Каскадом блестящей виртуозности одарил слушателей и Кирилл Каримов, исполнив Концерт для альта до минор Анри Казадезюса в стиле Иоганна Кристиана Баха. Жгучая страстность, доходящая до бурных неистовств, срывалась из-под смычка альтиста, заставляя стройные языки пламени на фитильках свечей испуганно трепетать. Словно внезапный вихрь пронёсся по кирхе, и публика оказалась во власти одержимости Кирилла Каримова.
И уж, конечно, нельзя обойти вниманием удивительную способность Александра Дульнева, поразившего слушателей красивой сменой фигураций при исполнении Трио-сонаты для скрипки, виолончели и фортепиано Жана-Батиста Лёйе. Этот классический шедевр бельгийского композитора, клавесиниста, флейтиста и гобоиста, написанный в духе Арканджело Корелли и Антонио Вивальди, хорошо известен в переложении для различных инструментов, но виолончель остаётся неизменной. Если фортепиано или клавесин рисуют тонкий орнамент, флейта или скрипка парят над музыкальной основой, то виолончель создаёт глубину, эмоциональность и богатство аккомпанемента. Барочные произведения почти не содержат интерпретационных указаний, и всё зависит от музыканта – какой использовать нажим, какова должна быть скорость смычка. Александр Дульнев в течение всего вечера дарил свою душу виолончели, оттого она обретала в его руках щемящую исповедальность и экспрессивную рельефность.
– «Казанское трио» – мои давние друзья, – призналась Александра Михайловна. – С момента возникновения этого коллектива я представляю публике его программы. Ребята ищут в архивах ноты, которые подходят для их состава, достают записи той музыки, которая им нравится, разучивают в свободное от основной работы время. Они же все – музыканты Государственного академического симфонического оркестра Республики Татарстан. И их отношение к тому, что они делают, очень заражает и заряжает, ты сам уже не можешь с меньшим энтузиазмом относиться к делу. Да, мы все на одной волне, и поэтому, наверное, и дружим.
Думаю, что без сопроводительных рассказов Александры Нагорновой, без её таланта наполнить любой разговор нотками доверительности, домашности, простоты и искренности этот концерт барочной музыки в Евангелическо-лютеранской церкви Святой Екатерины потерял бы значительную долю своего успеха. Ведь в барочной музыке сформировался особый язык, воссоздающий многообразие явлений природы и человеческих эмоций, трудно воспринимаемый сегодня без посредника. Александра Нагорнова обладает даром подготовить слушателей к обретению эстетического удовольствия при восприятии музыки. И музыканты, как мне кажется, это тоже отлично чувствуют.
Зиновий Бельцев.