"Хунта побеждена, но демократия в опасности": что пошло "не так" после разгрома ГКЧП
Однако вскоре выяснилось, что под яркой оберткой подарка, преподнесенного Ельциным дочери и России, оказалось не совсем то, что было обещано. Точнее, совсем не то. Есть красивый афоризм: в августе 1991 года победили демократы, но не демократия. Но верен он, если рассудить здраво, лишь наполовину. Ведь если демократия не победила, то, выходит, и демократов в стане победителей не было. А были те, кто притворялся, выдавал себя за таковых. Не демократы, а "демократы".
Что и когда пошло "не так" после победы над ГКЧП? На этот вопрос есть очень много ответов, но нет ни одного, который мог бы устроить всех. Все тут очень индивидуально, все зависит от угла зрения, от того, на какой стороне баррикад находился - и продолжает находиться - человек, оценивающий те события. Чего он ждал от разгрома августовского путча и ждал ли что-то - в смысле что-то хорошее - вообще.
Но, пожалуй, не будет большим грехом против истины сказать, что абсолютное большинство граждан России тогда надеялись и рассчитывали на лучшее. Как минимум - в плане экономики, материального благополучия. Потому, что хуже, казалось, было уже некуда. Однако это ощущение тоже оказалось обманчивым: оказалось, было куда.
"Окружение сознательно спаивает Ельцина"
Виктор Аксючиц (в те годы - народный депутат России, лидер Российского христианского демократического движения), почувствовал неладное сразу после августовского путча. "Мы все ждали, что Ельцин начнет активно формировать правительство, скажет, куда он собирается вести Россию, - поделился Виктор Владимирович своими воспоминаниями с обозревателем "МК". - Но он просто запил и вообще ничего не предпринимал. А когда вышел из запоя и начал говорить, стало понятно, к чему идет дело. В начале октября 1991 года я выступал в Германии на одной конференции, куда были приглашены лидеры российских оппозиционных некоммунистических партий, и сказал тогда, что в России складывается либерал-коммунистический режим".
Возможно, Аксючиц не вполне объективен и справедлив к первому президенту России, но то, что в ту трагическую осень Борис Николаевич отдыхал куда больше, чем следовало бы, чем позволял политический момент, отмечали многие.
"Тогда, в августе 1991 года, мы все сделали правильно, - рассказывал автору этих строк бывший руководитель Службы безопасности Президента России Александра Коржакова. - Другое дело, что потом пошли ошибки. Первую ошибку Ельцин сделал, когда после путча вместо того, чтобы заняться расстановкой кадров, сбежал на отдых в Прибалтику, в гости к Горбунову (на тот момент - председатель Верховного совета Латвийской Республики. - "МК"). Как только похоронили тех троих ребят (защитники Белого дома, погибшие в ночь с 20 на 21 августа 1991 года. - "МК"), сразу и махнул на две недели".
Никаких "интересных", компрометирующих бывшего шефа подробностей Коржаков про ту поездку на Рижское взморье, правда, не сообщает. Отдых и отдых. Вполне возможно, что ничего "такого" действительно не было. Однако это был не последний отпуск президента в ту осень. Через несколько недель он вновь уезжает из Москвы - в Кисловодск. И там, судя по просочившейся в столицу информации, "отрывается" уже "по полной".
Вот запись из опубликованного дневника Анатолия Черняева, помощника президента СССР по международным вопросам (датирована 12 октября 1991 года): "Ельцин явился на Госсовет (заседание прошло 11 октября 1991 года. - "МК"), хотя за 3 дня до того в Кисловодск не могли дозвониться ни Руцкой, ни Хасбулатов, о чем и заявили публично. Говорят, пил по-черному, и возле дачи все время стояла единственная в городе реанимационная машина...
На протяжении шести часов заседания Госсовета, надувшись, как бывало на Политбюро, Б.Н. (Ельцин. - "МК) не открывал рта. Но под конец открыл, чтобы сказать «да» по всем трем вопросам: Экономическое соглашение, Продовольственное соглашение, продолжение работы над Союзным договором... Словом, пронесло по трем статьям. Но что-то будет в Белом доме, когда Ельцина, смурного и оглоушенного водкой за целый отпуск, возьмут в оборот бурбулисы, лобовы и Ко?"
Вообще, согласно этому источнику, "расслаблялся" Борис Николаевич в этот переломный момент в истории страны много и часто. Что называется, не просыхал. Вот еще одна цитата из дневника Черняева (запись от 10 ноября 1991 года): "Говорит (Горбачев. - "МК") мне: «Только что разговаривал с Б.Н. Через несколько секунд понял, что говорить бесполезно: вдрабадан, лыка не вяжет»".
А это - запись, сделанная на следующий день, 11 ноября: "М.С. (Горбачеву. - "МК") так и не удалось вчера провести совещание по Чечне с его, Ельцина, участием! Пил до и все «праздники»". И еще: "3 декабря... Вечером вчера он говорил, тоже по телефону, с Ельциным. Тот куда-то ехал в машине. Был уже пьян. М.С. уговаривал его встретиться вдвоем, втроем + Кравчук, вчетвером + Назарбаев. Тот пьяно не соглашался: «Все равно ничего не выйдет. Украина независимая»".
Считать это всего лишь слухами и домыслами, увы, нельзя: источник, во-первых, вполне надежный. С безупречной репутацией. А во-вторых, сведения о пагубном пристрастии первого президента России находят подтверждения во множестве других источников.
По свидетельству, скажем, Евгения Чазова (многолетнего главврача "кремлевской больницы", начальника IV Главного управления при Минздраве СССР в 1967-1986 годах), с Ельциным как с пациентом он впервые столкнулся спустя год-полтора после того, как тот стал первым секретарем Московского горкома КПСС, то есть в 1986 году.
"Ельцин стал срываться, у него нарушился сон (по его словам, он спал всего три-четыре часа в сутки), и в конце концов он попал в больницу, - вспоминал Чазов. - Эмоциональный, раздраженный, с частыми вегетативными и гипертоническими кризами, он произвел на меня тогда тяжкое впечатление. Но самое главное, он стал злоупотреблять успокаивающими и снотворными средствами, увлекаться алкоголем. Честно говоря, я испугался за Ельцина, потому что еще свежа была в моей памяти трагедия Брежнева. Ельцин мог пойти по его стопам (что и случилось впоследствии, причем в гораздо худшей форме)...
Состоялся консилиум, на котором у Ельцина была констатирована не только появившаяся зависимость от алкоголя и обезболивающих средств, но и некоторые особенности психики... Наши рекомендации после консилиума о необходимости прекратить прием алкоголя и седативных препаратов Ельцин встретил в штыки, заявив, что он совершенно здоров и в нравоучениях не нуждается... Наша откровенность при изложении результатов консилиума не понравилась Ельцину, и я впервые почувствовал холод в его отношении ко мне".
И личным делом Ельцина эту особенность поведения считать тоже никак не приходится: слишком уж это "личное дело" влияло на дела государственные. "Меня вот что беспокоит, - говорил Горбачев своим приближенным, согласно дневнику Анатолия Черняева (запись от 10 ноября 1991 года). - Кажется, окружение сознательно спаивает Ельцина. И мы можем нарваться на очень серьезный оборот дела: они сделают из него слепое орудие".
Под окружением Ельцина имелся в виду прежде всего Геннадий Бурбулис, государственный секретарь РСФСР, пользовавшийся в то время репутацией "серого кардинала". Слепым орудием Бурбулиса президент, конечно, не был. Об этом, в частности, говорит и биография Геннадия Эдуардовича, который довольно скоро вышел из фавора: в ноябре 1992 года он был уволен с поста госсекретаря, а сам пост был ликвидирован.
Но тогда, осенью 1991 года, Бурбулис действительно оказывал серьезное влияние на Ельцина, действительно играл немалую роль в российской политике. И масштабы этой роли - тут Горбачев, похоже, был прав - находились, судя по всему, в определенной зависимости от того, как часто Ельцин "расслаблялся".
"Получилось, что людей расставлял Бурбулис, а Ельцин только утверждал, - говорил Александр Коржаков о кадровых последствиях послепутчевых ельцинских каникул. - Ни с кем не беседовал. Столько было нормальных людей, столько было нормальных идей! А их зажали. В аппарате устроили чистку. Именно оттуда пришел этот вопрос: "Где вы были 19 августа?" Ушли многие ценные кадры, профессионалы, а пролезли всякие шулеры и негодяи - очень много тогда в коридорах власти появилось таких проходимцев".
Словом, "фактор водки" нельзя сбрасывать со счетом. Он занимает не последнее место среди причин, по которым история России, оказавшись на развилке, пошла по тому пути, по которому пошла. Но были, разумеется, и другие, более объективные факторы.
По следам Пиночета
Политическая модель, выбранная и выстроенная Ельциным и зафиксированная в итоге в Конституции 1993 года, была в значительной мере предопределена выбором модели экономической.
"Сегодня многие важные для современной истории России события, например расстрел Верховного совета РФ в октябре 1993 года или президентские выборы 1996-го, видятся как ключевые и часто даже называются историческими развилками, - доказывает - и весьма убедительно - Григорий Явлинский. - Однако в действительности эти и другие, несомненно, значимые события последних трех десятилетий были предопределены именно реформами начала 1990-х.
Обнулив сбережения населения и отрезав людей от участия в реальной приватизации (которую подменили ваучерным наперсточничеством), «реформаторы» прекрасно понимали, что рассчитывать на поддержку народа лично они уже не смогут... Так и появилась Система, для которой такие демократические институты, как разделение властей, независимые суды, реально избранный парламент, верховенство права, свобода слова и неподконтрольные власти СМИ, представляли крайне серьезную опасность, поскольку неизбежно оспаривали бы законность захваченной, по сути, криминальным путем собственности".
Но что заставило Ельцина выбрать эту экономическую модель, модель "шоковой терапии", и назначить тех, кто ее продвигал и разделял, на высокие правительственные должности? Виктор Аксючиц предлагает такое объяснение: "Ельцин при всей своей харизме, как и абсолютное большинство других партаппаратчиков, был крайне невежественным человеком. Поэтому был очень подвержен внешнему влиянию. Доверялся определенным людям: что они ему лили в уши, то он и повторял. В данном случае доверился своему госсекретарю Бурбулису, который и привел Гайдара и его команду".
Сам Ельцин, кстати, не отрицал в своих мемуарах, что Гайдара ему порекомендовал протежировавший тому Бурбулис: "Гайдар, как говорят в таких случаях, «его человек»... Но я хочу, чтобы читатель ясно осознал - такие серьезные назначения и не могут совершаться без рекомендации. Президент просто обязан в таких случаях выбирать из целого ряда кандидатур, которые кто-то предлагает".
Причин выбора именно этой кандидатуры Борис Николаевич приводит довольно много. В частности, такую: "На меня не могла не подействовать магия имени. Аркадий Гайдар - с этим именем выросли целые поколения советских детей. И я в том числе. И мои дочери. Егор Гайдар - внук писателя... И я поверил еще и в природный, наследственный талант Егора Тимуровича".
Но решающим фактором называет то, научная концепция Гайдара совпадала с его, Ельцина, "внутренней решимостью пройти болезненный участок пути быстро". "Я не мог снова заставлять людей ждать, оттягивать главные события, главные процессы на годы, - объяснял первый президент России. - Раз решились - надо идти!"
И это похоже на правду. В глазах Ельцина, не любившего ждать и распутывать сложные узлы, предпочитавшего рубить с плеча, любая другая концепция на фоне гайдаровской, обещавшей быстрый, практически мгновенный результат, выглядела заведомо проигрышной, недостаточно эффективной и эффектной. При том что недостатка в альтернативных концепциях не было.
Одну из них выдвигал тот же Явлинский, предлагавший начать реформы с приватизации мелких и средних предприятий, что позволило бы: а) ликвидировать денежный навес в экономике (госсобственнность покупалась бы за накопленные в кубышках и на сберкнижках, но не обеспеченные товарами рубли); б) создать массового реального собственника, а стало быть, и реальный, конкурентный рынок. И только после этого - по мере приватизации - отпускать цены.
"Моя - и не только - точка зрения заключалась в том, что в условиях тотального господства монополий, отсутствия частной торговли либерализация цен по сути своей невозможна и превратится всего лишь в децентрализацию контроля за ценами, - поясняет Явлинский. - С моей точки зрения, это был прямой путь к абсолютно неконтролируемой инфляции, а возможно, и гиперинфляции".
Что в итоге и случилось. Действительность превзошла самые мрачные предчувствия: в 1992 году индекс инфляции составил 2608 процентов. По итогам первого года "шоковой терапии" суммарная покупательная способность вкладов граждан, размещенных ими в "Сбербанке" на конец 1990 года, опустилась до чуть более двух процентов от их стоимости в декабре 1990 года. То есть сбережения россиян были фактически уничтожены, сожжены в пожаре гиперинфляции.
Ельцин не обходит в своих воспоминаниях вопрос, почему он отверг кандидатуру и программу Явлинского, намного более известного и авторитетного на тот момент, чем Гайдар, экономиста. Но объяснение дает, мягко говоря, не очень убедительное: "Измученный борьбой за свою программу, он (Явлинский. - "МК") уже приобрел некоторую болезненность реакций. Кроме того, чисто психологически трудно было возвращаться во второй раз к той же самой - пусть и переработанной - программе «500 дней» и ее создателям".
Наверное, Борис Николаевич и впрямь хотел "как лучше" для страны. Даже не наверное, а точно. И, вполне возможно, сам верил в то, что говорил, представляя 28 октября 1991 года на V Съезде народных депутатов РСФСР программу реформ: "У нас есть уникальная возможность за несколько месяцев стабилизировать экономическое положение и начать процесс оздоровления... Если пойдем по этому пути сегодня, ощутимые результаты получим уже к осени 1992 года... Либерализация цен будет сопровождаться мерами по социальной защите населения". Просто пошло "как всегда". Как всегда, не по плану.
Но ельцинско-гайдаровская "терапия" в любом случае была невозможна без серьезных корректировок политической системы. "Есть по крайней мере два пути осуществления радикальных экономических реформ, - рассуждал в своей книге, вышедшей в середине 1990-х, Руслан Хасбулатов. - Первый путь - сочетание развития политической демократии и создание рыночных структур через конкурирующие силы. Второй путь — пиночетовский, когда прекращаются всякие обсуждения в вопросах политической демократии, и государство "сверху" насаждает конкурирующую экономику...
В отличие от Пиночета Ельцин педалировал на лозунгах "демократии" и "свободы", и безуспешно пытался отобрать их у действительно демократического органа власти - Верховного Совета. "Демократы"-ельцинисты с самого начала стремились утаить настоящий характер президентской диктатуры. Пиночет же называл вещи своими именами..."
Мысли в целом справедливые. Но необходимо сделать два уточнения. Во-первых, та реформу, которую провели Ельцин и Гайдар, в условиях полноценной политической демократии была бы совершенно невозможна. Была бы заблокирована если не на подготовительном этапе, то сразу после начала, после того, как цены рванули вверх, а уровень жизни - вниз. А до ваучерной "прихватизации" вообще бы не дошло. Так что в данном случае путь был один - "пиночетовский".
А во-вторых, обеспечили этот путь сами же предводимые Хасбулатовым народные депутаты, предоставив Ельцину чрезвычайные полномочия.
"Новая олигархия не захочет быть временной"
1 ноября 1991 года председатель Верховного Совета РСФСР Руслан Хасбулатов подписал принятое V Съездом народных депутатов постановление "Об организации исполнительной власти в период радикальной экономической реформы".
Первый пункт этого законодательного акта вводил запрет на 13 месяцев, до 1 декабря 1992-го, на "проведение выборов представительных и исполнительных государственных органов всех уровней". Исключение составляли лишь выборы народных депутатов вместо выбывших, а также ранее назначенных выборов президентов и Верховных Советов республик в составе России.
"Президент РСФСР в соответствии с выделенными Верховным Советом РСФСР бюджетными средствами до принятия Закона РСФСР "О Совете Министров РСФСР" самостоятельно решает вопросы реорганизации структуры высших органов исполнительной власти", - гласил пункт № 2. Он же, президент, назначал, согласно постановлению, глав региональных администраций.
Кроме того, местным парламентам "рекомендовалось" воздержаться от проведения референдумов, а исполнительным органам власти предоставлялось право отменять решения нижестоящих органов в случае их несоответствия "нормативным актам, направленным на проведение экономической реформы".
Иными словами, Ельцину был дан полный карт-бланш. Как верно писала тогда одна московская газета, Ельцину были дарованы полномочия, "примерно соответствующие полномочиям российского императора образца 1913 года - система наместничества в провинции плюс законосовещательная Дума".
А в некоторых сферах полномочия Ельцина были даже более обширны, чем у императора на излете империи. Скажем, "хозяин земли Русской" образца 1913-го вынужден был терпеть посредника в своих отношениях с исполнительной властью - председателя Совета министров. А "царь Борис" руководил правительством напрямую.
Вопреки распространенному заблуждению, "архитектор шоковой терапии", Егор Гайдар, формально никогда не занимал премьерский пост. Вершина его карьеры - статус и.о. председателя правительства, в котором он находился с 15 июня до 15 декабря 1992 года, то есть до своей первой отставки. Первые полгода "шоковой терапии" кабинет возглавлял сам президент (Гайдар был вице-премьером по вопросам экономической политики). А с 16 марта по 18 мая 1992-го Ельцин вдобавок ко всему руководил еще и Министерством обороны.
Хотя V Съезд послушно утвердил все, что требовал от парламентариев президент, решение было далеко не единогласным. Сомнения в его правильности начали посещать народных депутатов уже тогда. Причем среди тех, кто выходил на съездовскую трибуну, чтобы отговорить коллег от предоставления Ельцину необъятных, царских полномочий, были и настоящие прозорливцы.
"Я далек от подозрительности в отношении президента, - говорил, к примеру, выступая на том съезде, депутат Сергей Перуанский. - Он всей своей биографией заслужил доверие. Главную опасность для демократии вижу в создаваемой им новой олигархии... Президент, возможно, искренне верит, что предлагаемые им меры - явление временное... Но новая олигархия не захочет быть временной, она войдет во вкус и будет защищать свою власть до конца.
Не исключаю, что новая олигархия ради самосохранения создаст какой-нибудь новый ГКЧП, а чтобы "вычищать" его понадобится новый Ельцин. Но поскольку Ельцины рождаются редко, то установление демократии в России может оказаться отодвинутым на неопределенное время. Короче говоря, хунта побеждена, но демократия в опасности".
Но тогда такое мнение считалось маргинальным. Прозрение, впрочем, наступило достаточно быстро. Через год депутаты очухались и отказались продлевать "чрезвычайное положение". Бросили вызов президенту и даже попытались его сместить. Но было поздно: "новый ГКЧП" де-факто - да во многом и де-юре - уже существовал и уже "вошел во вкус".
"ГКЧП 2.0" оказался несравнимо более прочной и долговечной конструкцией, чем жалкая версия образца августа 1991 года. Ибо, во-первых, учел ошибки предшественника: у нового издания, в отличие от старого, был сильный и решительный лидер, не боявшийся взять на себя ответственность, не останавливавшийся перед тем, чтобы пролить кровь.
Но главным отличием, пожалуй, все-таки была мотивация: "новым гэкачепистам" было что терять, кроме номенклатурных пайков и госдач.