Александр Яцко: актеры — заложники своего амплуа и собственной индивидуальности

— В мюзикле "Вальс-бостон" вы играете главную роль Странника. Как вы сами оцениваете своего персонажа? Нам известно из постера, что ваш герой — загадочный мужчина в пальто.

— В театре это привычный прием. Давным-давно во МХАТе в спектакле "Воскресение" [режиссер] Владимир Немирович-Данченко вывел на сцену актера Василия Качалова, который играл роль рассказчика. Есть и другие примеры, когда в пьесе есть человек, читающий ремарки, объясняющий происходящее зрителю. В "Вальсе-бостоне" это сделано в форме рассказа-воспоминания. Я играю человека, прожившего трудную, во многом ошибочную и довольно печальную жизнь. Он пытается разобраться в себе, возвращается к одному вечеру, который изменил все в его судьбе, и признается, что хотел бы переписать прошлое, хотя понимает, что это уже невозможно. Именно этим объясняется его печаль.

— Александр Розенбаум отмечал, что вы идеально подходите на эту роль. Чувствуете ли вы ответственность перед ним, как оцениваете совместную работу?

— Совместная работа с Александром Яковлевичем [Розенбаумом] делает ситуацию еще более ответственной и волнительной. Мы познакомились уже довольно давно, лет 10 назад. И мне особенно приятно, что ему понравилось то, как я работаю. Ведь если автору нравится, это означает, что он выдает тебе своего рода аванс доверия. Поэтому волнуюсь еще больше, чем обычно. На самом деле актер всегда волнуется. Какая бы ни была за плечами карьера, каждый раз все начинается с нуля. Отсюда и мандраж перед каждой премьерой и временами — паника перед выходом на сцену. Такие состояния знакомы любому актеру, опытному и неопытному. На старте новой работы мы все равны. Да, я старше своих партнеров по спектаклю "Вальс-бостон" минимум на 15 лет, я самый взрослый в компании, но и я испытываю то же самое волнение, что и они.

— В мюзикле задействованы молодые артисты. Как вы оцениваете юное поколение актеров?

— Мне очень нравится это поколение. Я наблюдаю уже, наверное, третье или даже четвертое после моего. Ребята для "Вальса-бостона" прошли очень серьезный отбор. На сцену выходят поющие драматические актеры. Здесь прекрасный ансамбль, без которого ни один солист неинтересен. В постановке участвуют и мои коллеги по Театру Моссовета, которых я очень люблю: Митя Федоров, Антон Аносов, Михаил Филиппов. С ними всегда приятно работать.

Вообще я вижу, что актерский уровень у молодежи растет. Обаяние, конечно, существует вне времени, и, например, обаяние советского актера Олега Даля никогда не устареет. Но новые артисты во многом превосходят актеров недавнего прошлого. У них нет тех дурацких привычек, которыми грешили актеры XX века. Среди молодых есть совершенно замечательные личности. Юра Борисов великолепен, как и Марк Эйдельштейн — милейший парень, мы с ним снимались вместе, и он мне очень понравился. Вряд ли я окажусь с ними на одной площадке — я человек посторонний в их компании. Тем не менее я им очень симпатизирую, это прекрасные ребята. Мог бы продолжить этот список, но сейчас речь о другом.

— Ваша фильмография насчитывает более 50 картин. Вы играли и отрицательных персонажей, и властных. Какие роли сложнее?

— Для меня все роли интересны. Я занимаюсь любимым делом, поэтому трудности носят ремесленный характер. Вот и в "Вальсе-бостоне" я должен преодолеть определенные ремесленные задачи.

Каждый актер оказывается в плену своей внешности, своей психофизики. Да, я чаще играю отрицательных героев, но и это приносит радость. В сериале "Закрытая школа" я сыграл абсолютное зло — отца главного героя. И благодаря этой роли моя аудитория расширилась: дети до сих пор подходят ко мне с просьбой сфотографироваться, и я для них все еще "папа Макса".

— Вернемся к кинематографу. Российский актер и режиссер Александр Адабашьян говорил, что кино перестало быть режиссерским и стало продюсерским. Согласны?

— Это действительно так, и произошло это давно. Было время, когда кино было режиссерским. Тогда появились великие картины — "Апокалипсис сегодня", "Крестный отец", "Однажды в Америке". Потом все стало склоняться в сторону продюсеров: деньги нужно возвращать, коммерческий успех важен, провалы практически недопустимы. И в этом нет большой беды, просто так устроена жизнь.

Александр Артемович абсолютно прав. Я его очень люблю, и мне приятно, что мы давно знакомы. Он всегда снисходительно относился к моим дарованиям. Авторское кино, конечно, существует. Но оно предназначено скорее для узкой аудитории, для "тех, кто понимает". А я люблю светское искусство, то, что понятно большинству. Искусство там, где есть мера. Если меры нет, это уже не искусство.

— Вам ближе театр или кино?

— Я люблю и театр, и кино. Разница лишь в том, что в театре надо чуть громче говорить. Хотя сейчас театр в основном микрофонный: актеров обвешивают аппаратурой, и это, на мой взгляд, не на пользу ремеслу. Те, кто все время работает с микрофоном, теряют возможность однажды выйти на сцену без него и уверенно существовать перед тысячным залом. А ведь если театр хорошо акустически оборудован, то можно обойтись без техники.

— Если проводить аллегорию: театр — это коммуналка, как сравнивал Александр Адабашьян, или что-то другое?

— С аллегорией Адабашьяна согласен. К ней можно добавить подробности. Есть шикарная квартира — Большой театр, есть маленькая однушка — какой-нибудь Театр на Юго-Западе. Но все это замкнутые пространства. В театре люди постоянно видятся, сталкиваются друг с другом, работают рядом изо дня в день. В кино проще: сошлись — поработали — разошлись. В театре же люди могут быть в испорченных отношениях, не здороваться, но при этом обязаны выходить на одну и ту же сцену и делать общее дело. Это очень сложная, но неизбежная часть театральной жизни.

— Как оцениваете сегодняшнего зрителя?

— У нас в Театре Моссовета аншлаги, спектакли идут при полном зале. Это прекрасно, но я отношусь к публике не только с радостью, но и с огромной ответственностью. Публика — это та самая группа людей, ради которой мы все делаем. Я отношусь к ней с вниманием, с нежностью, с любовью и в то же время с сочувствием. Сегодня мы живем в непростое время, и все мы — и артисты, и зрители — должны держаться вместе. Это, может быть, нас и не спасет от больших бед, если они придут, но что гадать о будущем? Я убежден: нужно просто делать то, что умеешь. Если умеешь играть на гитаре — играй, если умеешь петь — пой. И не суйся не в свое дело.

— Какие у вас творческие планы на будущее? Есть роли, которые хотели бы сыграть?

— Я с удовольствием играл все, что играл, и надеюсь еще много сыграть. Но сейчас мне интереснее заниматься постановкой, сценографией, режиссурой. Буду этим заниматься под крышей своего театра.    

— Как вы относитесь к идее семейного кино как главного вектора кинематографа?

— Это официальная точка зрения, но хорошее кино само по себе семейное. Всегда существовали возрастные ограничения: 6+, 12+, 18+. Начальство всегда что-то ограничивает. Большинство людей спокойно живет в системе запретов и ограничений, принимает любую волю сверху. А своим умом пытаются жить только художники, сочинители. Иногда их ум заводит слишком далеко с точки зрения начальства, и тогда возникают проблемы. Но так устроена жизнь, ничего с этим не поделаешь.

— Многие проекты сейчас основаны на пересъемке старых советских мультфильмов или книг. Это нехватка идей, по вашему мнению?

— Всегда будут переснимать хорошие старые фильмы, играть заново старые пьесы. В оперных театрах всегда будут ставить "Травиату", но петь ее будут новые артисты, с новыми голосами. Нам всегда интересно посмотреть знакомую историю в новом исполнении.

Мы ждем появления новых пьес, и они обязательно будут. Конечно, сейчас есть трудности: Дмитрий Крымов уехал, Юрий Бутусов погиб, Кирилл Серебренников работает не здесь. Но есть Константин Богомолов — человек сложный, не всем нравится, но он, безусловно, самый крупный режиссер в Москве сегодня.

— Какие ваши правила жизни?

— У меня их нет. Вернее, я их не знаю. Хочется прожить подольше, не сломаться. У меня много чего отложено на потом — это особенность характера, для которой есть красивое название — прокрастинация. И конечно, победить лень. Не валяться на диване, а вставать и идти, делать то, что должен. А должен я работать на территории искусства — в театре, в кино, в музыке.

— Что бы вы посоветовали себе 20-летнему?

— Прежде всего — не курить. Это мое самое большое сожаление. Я очень любил курить, но понимаю, какой вред нанес своему здоровью. Второе — внимательнее относиться к людям, которых встречаешь на пути. Я прошел мимо большого количества замечательных людей, не уделив им должного внимания. Это моя ошибка. Эгоизм, наверное, мешал. Вот это я сказал бы себе 20-летнему.

— Вы счастливы?

— Наверное, да. Но счастье — это не постоянное состояние, это короткий миг, момент, когда что-то получается. Получилось — это счастье. Не получилось — это печаль. Сегодня я абсолютно уверен, что мюзикл "Вальс-бостон" получился, а это значит, что есть повод поделиться нашим актерским счастьем с московской публикой.