«В изоляторе он вел себя молодцом»: почему профессора КФУ так и не выпустили из СИЗО до смерти?
Рамиля Хайрутдинова обвиняли в мошенничестве (ч. 4 ст. 159 УК РФ) и превышении должностных полномочий (ч. 3 ст. 286 УК РФ)
Что будет с делом Хайрутдинова — слово за родными
Завтра в Вахитовском суде Казани, с большой долей вероятности, будет решена судьба уголовного дела Рамиля Хайрутдинова. В пятницу вечером профессор КФУ скончался в казанской горбольнице №2, куда его срочно доставили из СИЗО в Адмиралтейской слободе, где он находился с апреля 2024 года. В субботу Хайрутдинова проводили в последний путь его родные и коллеги.
Бывшего директора Института международных отношений КФУ обвиняли в мошенничестве (ч. 4 ст. 159 УК РФ) и превышении должностных полномочий (ч. 3 ст. 286 УК РФ). Разработку профессора вели управление ФСБ РФ по РТ и следком Татарстана. По их версии, в 2022 году в КФУ создали две научно-исследовательские лаборатории для изучения тюркского мира. Одну из них возглавил Хайрутдинов, а в сумме на оба проекта выделили более 20 млн рублей. Исполнителями стали сотрудники Института международных отношений (ИМО) КФУ, который с 2013 года и возглавлял Хайрутдинов. Следствие считает, что как минимум 2,8 млн рублей из выделенных средств было выплачено ни за что — под видом премий, которые затем были обналичены сотрудниками ИМО и переданы Хайрутдинову.
В апреле 2024 года профессор был задержан и помещен под стражу. Вину в хищениях он не признавал, а ситуацию называл «неверно принятым административным управленческим решением». При этом он соглашался, что эти действия подпадают под признаки преступления по более мягкой ч. 1 ст. 286 УК РФ, в чем он, по его словам, «объективно вину признал».
Оспаривая арест Хайрутдинова в апреле 2024 года, его защита объясняла, что никакой корысти у профессора КФУ не было. Адвокат напоминал, что Хайрутдинов руководил только одной лабораторией, а основную работу по второму проекту выполнял его коллега из Азербайджана Шахин Мустафаев, который привлекал сторонних ученых, в том числе из Турции. Университет работу принял, и нужно было расплатиться с Мустафаевым, который к тому моменту стал дипломатом в Республике Казахстан и не мог заключить дополнительное соглашение, чтобы его услуги были оплачены. «Хайрутдинов допустил свою управленческую оплошность, заключив 10 соглашений с сотрудниками университета. Деньги были выплачены, они аккумулировались у Хайрутдинова. Он их использовал на нужды университета. Он не смог их передать Мустафаеву, но деньги себе не присваивал. По данному проекту ущерба нет, работа принята, все поставлено на баланс», — объясняла защита Хайрутдинова его позицию.
Профессор заявлял, что ущерб уже погасил, и потерпевшая сторона (КФУ) это подтвердила на допросе в суде, отказавшись от материальных претензий к бывшему сотруднику.
На очередном заседании в суде должен был начаться допрос свидетелей, которых в деле несколько десятков человек. Теперь родственники Хайрутдинова должны решить, согласиться ли с прекращением дела, но в данном случае основания будут нереабилитирующими: фактически будет считаться, что вина профессора доказана. Есть и второй путь — продолжать бороться в суде.
По нашим данным, родственники Хайрутдинова пока не приняли однозначное решение. Адвокат Рамиля Равиловича Ирина Гонцова не стала комментировать ситуацию без согласования с родными профессора.
В пятницу вечером процессор КФУ скончался в Казанской горбольнице №2, куда его срочно доставили из СИЗО в Адмиралтейской слободе, где он находился с апреля 2024 года
Как сидел профессор: «Очень достойно себя вел»
С Хайрутдиновым был хорошо знаком Азат Гайнутдинов — председатель Общественной наблюдательной комиссии Татарстана (ОНК РТ). Примерно с 2018 года профессор КФУ сотрудничал с Гайнутдиновым, в том числе по деятельности АНО «Центр социальной реабилитации и адаптации» (ЦРА). Председатель ОНК часто выступал у Хайрутдинова с лекциями по ресоциализации и принимал участие в круглых столах. «Когда его арестовали, для меня это стало шоком. Потому что сколько я уже знал тогда — лет 6–7, наверное», — рассказывает Гайнутдинов.
ОНК — организация, которая занимается общественным контролем за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания. Члены ОНК регулярно посещают следственные изоляторы и исправительные колонии, встречаясь как с осужденными, так и находящимися под следствием и арестом. В их числе был и Хайрутдинов, которого Гайнутдинов несколько раз посещал в СИЗО.
«Я, конечно, к нему заходил и посещал его много раз. Первые визиты, так как я ко многим захожу — это всегда психологическая поддержка. Потому что люди, которые никогда не были в таких учреждениях, испытывают разные чувства, тем более если речь идет о профессоре, ученом, — говорит Гайнутдинов. — Но, знаете, там он держал себя молодцом. Для меня он настоящий мужчина. Он всегда улыбался. Всегда был жизнерадостным: что я его на свободе знал, что встречался с ним в заключении — никогда не унывал. Многие же, как это бывает, жалуются на разное: это не так, то не так — понятно, человек попадает в новые для себя условия. А он просто таким человеком был. Некоторые скисают, опускают руки, хмурые и грустные ходят, морально подавленные. А Хайрутдинов очень достойно себя вел. С первых дней он говорил, что не виноват. Точно не вспомню сейчас, да и не могу ничего утверждать, но в его словах речь шла о какой-то, возможно, финансовой неграмотности. Но он точно говорил: „Азат, я не виноват, я ничего не брал“. Он верил в то, что справедливость восторжествует, что его невиновность докажут, что он выйдет на свободу. И вот на этой волне он всегда был».
По словам Гайнутдинова, Хайрутдинов никогда не жаловался на условия содержания. Однако один раз тот оказывался в больнице для осужденных (БДО), еще в прошлом году. Но, с каким диагнозом, наш собеседник затруднился сказать, впрочем, это точно не было что-то серьезное и резкое.
В его камере всегда было много книг, он регулярно посещал прогулки и даже начал заниматься спортом — отжимался, похудев на несколько килограммов. В ходе визитов Хайрутдинов также часто рассказывал о своем маленьком ребенке, спрашивал о работе, до конца веря в то, что он обязательно выйдет. «Я ни разу не выходил от него, поймав какую-то плохую энергетику, — вспоминает наш собеседник. — Ни на кого он не наговаривал никогда, сколько его знаю. Даже о тех, кто его арестовал, ничего плохого не говорил. Только о том, что суд во всем разберется».
Недавно под домашним арестом после полутора лет в московском СИЗО оказался экс-гендиректор «Газпром межрегионгаз Казань» Ринат Ханбиков
А как часто фигурантов уголовных дел отпускают из СИЗО?
Примеров немало, и все они свежие. Так, недавно под домашним арестом после полутора лет в московском СИЗО оказался экс-гендиректор «Газпром межрегионгаз Казань» Ринат Ханбиков. Его выпустили из-под ареста на стадии ознакомления с материалами уголовного дела. Причем, как писало наше издание, к моменту выхода из-под стражи он так и не признал вину по обвинению в мошенничестве со сбытом продукции «Аммония» через аффилированную фирму-прокладку. Более того, за полгода до этого в отношении него возбудили еще два уголовных дела — по факту хищения средств у госкорпорации «ВЭБ.РФ» в размере 2 млрд 286 млн рублей и отмывания не менее 20 млн рублей. К слову, чуть раньше суд изменил меру пресечения еще одному фигуранту «аммиачного дела» экс-главе «Менделеевсказота» Фирдису Абдрахманову — при том, что следствие просило продлить ему арест, суд отказал и избрал ему более мягкую меру пресечения в виде домашнего ареста.
Один из последних примеров смягчения меры пресечения — громкое дело ИЖС. Так, фигурантку дела, директора фирмы «Таунхаусы и дома» Нелли Желованову Верховный суд Татарстана отпустил из-под домашнего ареста, хотя следствие просило его продления на два месяца. ВС РТ избрал ей запрет определенных действий, хотя другим фигурантам меры пресечения менять не стал.
Буквально пару месяцев провел в СИЗО племянник «молочного короля» Вагиза Мингазова — бизнесмен Нурсиль Хусаенов. В октябре 2023 года его арестовали по подозрению в трех преступлениях, максимальный срок наказания по которым подразумевал до десяти лет лишения свободы. Но уже по первой жалобе ВС РТ решил, что заключение под стражу было незаконным, и смягчил тому меру пресечения до домашнего ареста. Суд над предпринимателем начался спустя девять месяцев, которые он провел с браслетом УФСИНа на ноге.
65-летний Александр Корчагин, который когда-то работал в хоккейном «Ак Барсе» и в качестве исполнительного директора клуба выиграл первое в истории столицы Татарстана «золото» чемпионата России по хоккею, был в СИЗО меньше месяца. На Корчагина возбуждали дело о мошенничестве с ущербом в 186 млн рублей. В январе 2025-го суд отправил его в СИЗО, а в начале февраля ВС РТ выпустил его под домашний арест.
Перечислять можно долго: под «домашку» из СИЗО вышла хозяйка «дома смерти» в Щербаково Чулпан Мифтахова, которая, в отличие от вышеперечисленных примеров, смогла получить такое смягчение после того, как полностью признала свою вину. Не согласившийся с обвинениями во взятках от студентов экс-директор Набережночелнинского филиала КФУ Анатолий Макаров спустя несколько месяцев сменил камеру СИЗО на домашний арест. Под запрет определенных действий из СИЗО отпустили бывшего заместителя начальника отдела МВД по Мамадышскому району, экс-начальника полиции Ильнара Исхакова, которого обвиняли в превышении полномочий при ремонте здания УВД. И все это — еще до начала судебного разбирательства.
Хайрутдинов также часто рассказывал о своем маленьком ребенке, спрашивал о работе, до конца веря в то, что он обязательно выйдет
За какие аргументы вообще могут выпустить из СИЗО
Самая строгая мера пресечения избирается при наличии одного трех поводов, бъясняет адвокат Николай Иванов. Первый — если лицо может скрыться от следствия или суда. Второй — если лицо может оказать давление на кого-то из лиц, причастных к делу (свидетелей, суд и так далее). Третий — если лицо может продолжить заниматься преступной деятельностью. «Если какое-то из этих правил соблюдается, то человеку могут избрать меру пресечения, причем не обязательно стражу, это может быть и домашний арест — он при тех же самых основаниях избирается, — проводит небольшой „ликбез“ адвокат. — Все на внутреннее усмотрение суда. И, безусловно, следователя».
При этом эксперт напоминает, что 27 мая 2025 года пленум ВС РФ принял постановление, которое регламентирует вопросы заключения под стражу. В частности, в постановлении говорится, что каждое решение о заключении под стражу должно быть тщательно обосновано конкретными обстоятельствами, которые подтверждали бы, что иная мера пресечения невозможна. «Верховный суд делает акцент на гуманизацию: меньше „закрывайте“, более тщательно смотрите», — отмечает адвокат. При этом он подчеркивает, что этот акцент на гуманизацию идет с 2013 года, когда впервые вышло постановление по данной проблематике. «К сожалению, ничего не изменилось, — отмечает адвокат и задается вопросом. — Может быть, люди боятся, что, в случае, если кто-то даст слабину, то может быть заподозрен в какой-то коррупционной связи?»
«В принципе, даже возмещение ущерба — уже хорошее основание для того, чтобы перевести человека под домашний арест», — рассуждает адвокат Владимир Гусев. Его коллега Руслан Нагиев считает, что в нынешних реалиях возмещение ущерба — аргумент «слабый». «Вообще, в законе прописано, что для изменения меры пресечения необходимо изменение обстоятельств. Например, то же самое состояние здоровья: мера пресечения изменяется на более мягкую при выявлении тяжелого заболевания, препятствующего его содержанию под стражей (110 УПК РФ). Возмещение ущерба учитывается, но это не изменение обстоятельств в целом», — объясняет адвокат, подчеркивая, впрочем, что защитники в судах обязательно этот аргумент приводят, но суды очень редко по такому основанию удовлетворяют ходатайство об изменении меры пресечения.
А сама величина ущерба влияет на тяжесть меры пресечения? Например, в вышеприведенных примерах суммы ущерба порой доходят до миллиардов, а фигурант дела выходит под домашний арест. «Сумма ущерба влияет на тяжесть статьи», — указывает адвокат Нагиев, отмечая, что в той же статье о мошенничестве (159 УК РФ) есть несколько частей в зависимости от суммы похищенного. Другое дело, что, например, ущерб в 2,8 млн рублей в деле Хайрутдинова и миллиардный ущерб в деле Ханбикова— это все одна и та же, четвертая часть ст. 159 УК РФ. Санкция одинакова — до 10 лет лишения свободы.
И здесь эксперты разводят руками. Адвокат Гусев приводит пример из своей практики, когда фигуранта дела с ущербом в порядка 2 млн рублей оставался на свободе — он находился под подпиской о невыезде. «Это, действительно, не такая огромная сумма, чтобы арестовать человека», — подчеркивает защитник. Адвокат Иванов указывает, что сумма не привязана к Уголовно-процессуальному кодексу. «А вот личность самого человека — это аргумент при решении вопроса об избрании меры пресечения», — добавляет он.
Прощание с бывшим директором Института международных отношений КФУ Рамилем Хайрутдиновым прошло 21 июня
Главное условие свободы — признание вины?
Поручительство от главы службы внешней разведки Сергея Нарышкина, которое защита Хайрутдинова приобщала к материалам дела, эксперты называют не более, чем характеризующим материалом. «У нас „личного поручительства“ как такового как меры пресечения нет. То есть это такое фактически неисполнимое ходатайство, когда человек за кого-то поручается, а его зона ответственности — никакая», — объясняет адвокат Гусев.
Юристы рассуждают о том, почему Хайрутдинова не отпускали из СИЗО более года. «Формальным основанием его не отпускать, видимо, было непризнание вины, — полагает адвокат Гусев. — В принципе, зачастую следствие так и ставить вопрос: признайте вину, мы вас отпустим. Хотя юридически это нигде не закреплено, просто следствию так удобно». По его словам, после признания вины вопрос сбора и оценки доказательств стоит «достаточно условно», ведь даже если на стадии судебного разбирательства фигурант откажется от признания вины, суд все равно учтет, что он признавал ее на следствии. «Поэтому у следствия это зачастую такой весомый аргумент для изменения меры пресечения», — отмечает адвокат.
И, к слову, подобные громкие примеры есть прямо сейчас: глава Тукаевского района Фаил Камаев, арестованный за взятку, вышел под домашний арест, когда заключил сделку со следствием, признал вину и дал показания по новым делам.
«Предположу, что [следователь и фигурант дела] не нашли какие-то точки соприкосновения», — говорит адвокат Иванов. Он отмечает, что в Уголовно-процессуальном кодексе есть такое понятие, как внутреннее убеждение, которое имеется и у судьи, и у следователя. «Формально следователь может ходатайствовать об избрании любой меры пресечения по любому преступлению, но ведь ему надо ее как-то обосновать. А обоснование указано очень расплывчато. Например, в УПК сказано, что „у следователя имеются основания полагать, что лицо может оказать давление“, даже если он ни разу его не оказывал — и это уже достаточный аргумент», — приводит адвокат пример такого внутреннего убеждения.
В теории несогласие с обвинением не должно учитываться в качестве аргумента для избрания самой строгой меры пресечения, говорит адвокат Нагиев. «Но фактически, можно сказать, что у нас это один из главных аргументов для заключения под стражу, — отмечает он. — Если человек сотрудничает со следствием, они сами просят избрать более мягкую меру пресечения, могут и сами избрать подписку о невыезде. А если не признает… Есть какое-то негласное правило: считается, что, находясь в СИЗО, человек станет более „сговорчивым“, что ли».
При этом Нагиев подчеркивает, что, когда человек находится под домашним арестом, у него также нет возможности свободно перемещаться, нет доступа к средствам связи. «И как же он в таких условиях будет на кого-то влиять или давить? — задается вопросом адвокат. — Более того, государству не придется содержать человека [в СИЗО], обеспечивать его, и так далее».
Кто виноват в трагедии, которая произошла с Хайрутдиновым — ответить сложно, говорят опрошенные эксперты. Адвокат Гусев отмечает, что все службы в этом плане действовали в соответствии со своими обязательствами. Следователь обратился в суд с ходатайством о заключении под стражу, суд, посчитал, что ходатайство обоснованное, судебный контроль (стадию ВС РТ) оно прошло. Следственному изолятору было «поручено» содержать человека под стражей — они его содержали. Другие эксперты полагают, что ответ на этот вопрос должна дать проверка, которая, вероятно, должна быть назначена следкомом. Нужно понять — сигнализировал ли Хайрутдинов о своем состоянии, как на эти сигналы реагировали в СИЗО, сам следователь, и так далее. «Сами понимаете, что и на свободе с людьми всякое случается…», — рассуждает Гусев.