Дуэль: четыре смертные ступени
Это произошло 188 лет назад. Конечно же, по нашим меркам, чуть ли не в глубокой древности. А исходя из вселенского масштаба, сравнительно недавно. Ведь что такое для вечности какие-то два неполных столетия… 27 января (по старому стилю) 1837-го года на бывшей окраине Санкт-Петербурга, у Черной речки, близ Комендантской дачи, Александр Пушкин стрелялся с Жоржем Дантесом. Никакие уговоры о перемирии не помогли. Поэт был настроен крайне бескомпромиссно. И его вполне можно было понять – слишком откровенно, нагло, цинично заезжий лейб-гвардеец пытался влезть в его личную жизнь. «Не вынесла душа поэта позора мелочных обид…», – чуть позже напишет юный М. Лермонтов. Так оно и произошло. Пушкин в течение нескольких последних лет приближался к своему концу. И это было страшно мучительно и очень несправедливо.
Он постоянно страдал от безденежья. Растущая семья требовала немалых средств. А их не было. Он давно заложил свои небольшие имения, и если не считать невысокого жалованья, у поэта не было других средств к существованию, кроме доходов от литературного труда. Помните ли вы, что именно Пушкин создал профессию литератора в России? Ему первому пришлось защищать писательские права, к тому же он был первым, кто пробовал жить, зарабатывая пером. Александра Сергеевича охватывала настоящая тревога, когда его книги не раскупались. Приходилось закладывать в ломбард ценные вещи, одалживать деньги. Поэт желал отказаться от своих придворных обязанностей, просил царя об отставке, чтобы сосредоточиться на одном литературном труде, однако Николай I, желая держать его в поле зрения, ответил отказом. В 1836- м Пушкин приступил к изданию журнала «Современник», безумно надеясь на то, что это поможет ему поправить запутанные финансовые дела. Тогда же родился и его четвертый ребенок. Александр Сергеевич всеми силами старался сохранять присущую ему свободу духа, что хорошо видно по его тогдашним стихам. Трудился много и плодотворно. Закончил повесть «Капитанская дочка». Однако появлялись все новые и новые заботы и проблемы.
Но прежде чем говорить о них, мне хотелось бы рассказать о самых последних стихах нашего любимого поэта. Почти уверена, что их мало кто вообще знает. Написаны они в том же страшном январе 1837-го на тему одного из эпизодов романа Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагоссе», который, казалось бы, бесконечно далек от того, что происходило в доме самого поэта – на Мойке, 12. Они о чести дворянина, каковым был и Пушкин.
Альфонс садится на коня;
Ему хозяин держит стремя.
– Сеньор, послушайте меня.
Пускаться в путь теперь не время,
В горах опасно, ночь близка,
Другая вента далека.
Останьтесь здесь…
– Мне путешествие привычно
И днем и ночью – был бы путь, –
Тот отвечает. – Неприлично
Бояться мне чего-нибудь.
Я дворянин, – ни черт, ни воры
Не могут удержать меня…
И ведь что примечательно: когда Пушкин ощущал судьбу своего героя особо близкой своей собственной судьбе, он называл его (сознательно или подсознательно) именем, начинающимся на «Ал…», как и его собственное имя – Александр: Алеко в «Цыганах», «Альбер» – в «Скупом рыцаре», а теперь вот – Альфонс. Накануне, 26 января 1837 года, поэт отправил голландскому послу барону Геккерну – приемному отцу Жоржа Дантеса – письмо, в котором говорил: «Я не могу позволить, чтобы ваш сын после своего мерзкого поведения смел разговаривать с моей женой… и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто трус и подлец…»
И (вернемся к последним стихам А. С. Пушкина):
…дон Альфонс коню дал шпоры…
Итак, именно этим событием заканчивается преддуэльная история. Теперь поединок стал трагической неизбежностью. А все начиналось так.
В 1935 году на одном из балов Натали, его жена, познакомилась с бароном Жоржем-Шарлем Дантесом, обаятельным французским эмигрантом из Эльзаса. Дантес приехал в Россию в поисках приключений, получил назначение офицером в гвардию, нашел покровителя в лице голландского посланника. Он был совсем молод (24 года), высок, красив. Женщины не давали ему прохода. Он-то и обратил особое внимание на красавицу Натали… Это было началом трагедии…
Однажды утром Пушкин получил анонимное письмо, высмеивающее его как рогоносца. Разъяренный этим пасквилем, поэт вызвал своего соперника на дуэль. Это произошло осенью 1836-го. Однако его убедили отказаться от поединка после того, как Дантес неожиданно сообщил о своем намерении жениться на Екатерине Гончаровой – родной сестре Натали. Свадьба состоялась 10 января 1837 года, но не прошло и нескольких дней, как Дантес возобновил ухаживания за супругой поэта, делая это так откровенно, что по всему Петербургу поползли новые слухи. Пушкин получил еще одно анонимное письмо, от которого пришел в ярость. Тогда-то он и повторил свой вызов. На этот раз уже никто не мог изменить его решения.
День 27-го января выдался пронзительно холодным и снежным. Дантес, стреляя первым, ранил Пушкина, попав в нижнюю часть живота. Поэт все же сделал ответный выстрел, но лишь слегка задел противника. Смертельно раненного, истекающего кровью Пушкина в санях спешно доставили домой. Жена, увидев, как он, изнемогающий от боли, поднимается по ступеням, поддерживаемый плачущим камердинером, потеряла сознание. Когда приехал семейный врач Спасский, поэт попросил, чтобы к нему позвали священника. Он исповедовался и причастился. Около полуночи пришел хирург Арендт, который, осмотрев раненого, тут же известил о случившемся царя Николая Первого. Через Жуковского тот передал Пушкину: «О жене и детях не беспокойся; я беру их в свои руки». Поэт просил и о своем секунданте – товарище по лицею Данзасе: ведь дуэли считались нарушением закона, а с точки зрения церкви – грехом. Царь пообещал и тут сделать все возможное.
Два дня Пушкин, ужасно страдая, находился между жизнью и смертью. Когда же ему становилось легче, звал жену и утешал ее: «Будь спокойна, ты не виновата в этом. Не упрекай себя моей смертью: это дело, которое касалось одного меня». Потрясенным горем друзьям, которые, сменяясь, несли постоянное дежурство у его постели, поэт сказал: «Жизнь кончена». Он попрощался со своими четырьмя детьми – мал мала меньше – «Сашкой, Машкой, Гришкой и Наташкой», с родными книгами: «Прощайте, друзья!» Тридцатисемилетний поэт скончался. Это произошло 29-го января в 2 часа 45 минут пополудни… Упав без сил на мертвое тело мужа, Натали в полном отчаянии восклицала: «Прости меня! Прости меня!»
Когда известие о смерти поэта разнеслось по городу, началось нечто невообразимое, изрядно встревожившее власти. На улицах стало нарастать непредвиденное волнение. В течение трех дней, пока тело Пушкина находилось в доме, множество людей – до 32 тысяч за день – беспрерывной вереницей шли мимо гроба; пришлось разобрать часть стены, чтобы все могли проститься с покойным. Приходили представители всех слоев общества – студенты, военные, дети, простолюдины в овчинных тулупах, извозчики, купцы. За три дня было продано две тысячи экземпляров «Евгения Онегина», и книгопродавец Смирдин за работы Пушкина в одну неделю выручил сорок тысяч рублей. Смерть поэта стала национальным горем; даже крестьяне говорили об этом на улицах. Один старик, всхлипывая, неподвижно стоял у гроба. Князь Вяземский спросил его: «Вы были знакомы с Пушкиным, не так ли?» Старик обратил к нему лицо, по которому текли слезы, и ответил просто: «Нет, но я русский».
В газете «Литературные прибавления к Русскому инвалиду» поместили некролог в траурной рамке. «Россия без Пушкина! – писал Гоголь. – Как странно… Все наслаждение моей жизни, все мое высшее наслаждение исчезло вместе с ним… Все, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему». Непосредственный, храбрый Давыдов, теперь уже генерал, убитый горем и ошеломленный, вопрошал: «Как можно, чтобы нашего величайшего поэта убил какой-то французский пижон?»
Лермонтов, охваченный яростным негодованием, отозвался на смерть Пушкина со всей страстностью натуры. Он буквально за один день написал эмоциональную гневную элегию «На смерть поэта». Лермонтов обвинял царя и его свиту в гибели Александра Сергеевича и требовал отмщения застрелившему его иностранцу. Это стихотворение мгновенно сделало Михаила Юрьевича знаменитым и вызвало гнев царя, который повелел посадить поэта под домашний арест, а затем немедленно перевести его в драгунский полк на Кавказ, под пули горцев.
Страсти были так накалены, что правительство опасалось публичных выступлений. Люди грозились убить Дантеса. Слышался ропот против иностранцев и даже против иностранных докторов, лечивших Пушкина. Дантеса разжаловали, уволили со службы и выслали из России.
Гроб с телом Пушкина перевезли под охраной в Михайловское, причем ехали быстро, в ночное время. На каждой ямской станции были выставлены полицейские, а там, где меняли лошадей, у гроба ставили конвойных. И здесь, в тишине Святогорского монастырского двора, неподалеку от Михайловского, где Пушкин с таким удовольствием слушал сказки старушки-няни и написал так много несравненных, бунтарских, ярких произведений, он наконец нашел покой. И уже никому больше не довелось услышать его звонкий заразительный смех.
Ну, а что касается Николая I, он сдержал последнее обещание, данное Пушкину. Своей собственной рукой царь написал приказ принять следующие меры для обеспечения благополучия семьи поэта:
- Заплатить все долги Пушкина, которые составили сумму, превышавшую 120 тысяч рублей.
- Заложенное имение его отца освободить от долга.
- Вдове и дочерям до замужества назначить пенсию.
- Сыновей произвести в пажи и на воспитание каждого выделить по 1500 рублей до вступления в службу.
- Сочинения поэта издать на казенный счет в пользу вдовы и детей.
- Выплатить семье единовременное пособие в размере 10 тысяч рублей.
Незадолго до смерти в стихотворении «Памятник» Пушкин пророчески писал:
Слух обо мне пройдет по всей
Руси великой…
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил
я свободу…
Да, хотя поэта и угнетало знание печальных и позорных сторон человеческой натуры, он всегда был способен видеть свет, радоваться жизни во всем ее великолепии. И россияне до сих пор отвечают ему таким обожанием, которое, думаю, ни в одной другой стране не выпадало на долю ни одного литератора. Наш поэт известен каждому своему соотечественнику. Практически нет такого человека, который не смог бы процитировать хотя бы некоторые его строки.
Именно Пушкин придал русскому языку изящество и точность, волшебство и искрометность. Недаром американская писательница Сюзанна Масси говорила: «Не будет преувеличением сказать, что стоит выучить русский язык хотя бы только для того, чтобы читать Пушкина…» А француз Анри Труайя, один из составителей биографии Александра Сергеевича, уверял: «Для его соотечественников, независимо от эпохи, меняющейся моды и смены режимов, творчество Пушкина остается самым гениальным воплощением их сокровенных чаяний… В нем они видят дух своей нации… на редкость радостный, естественный и здоровый… Любовь поэта к жизни пробуждает желание жить!» И ведь это действительно так. Ведь именно Александр Сергеевич написал: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
Валентина БЯЗЫРОВА,
заслуженный учитель РФ, лауреат Госпремии СССР,
почетный гражданин г. Владикавказа