«В медицине для вас места больше нет — идите в дворники»: как обидели врачей скорой помощи в Самаре

В январе 2025 года вышла наша резонансная статья про несправедливость, произошедшую с врачами скорой помощи в Самарской области. Тогда многих медиков уволили или понизили до фельдшеров, это было связано с изменениями федерального законодательства. Формально — не придраться, а по-человечески — очень некрасиво.

Ситуацию широко обсуждали. Примерно в это же время сменился руководитель регионального минздрава. Новый глава ведомства первым делом получил от губернатора СО поручение: провести проверку на подстанциях и начать решать накопившиеся в сфере проблемы.

Однако уже апрель, а проблемы, кажется, всё не решаются. По крайней мере, именно это следует из рассказа Александры — фельдшера одной из подстанций самарской скорой помощи. Она уверена, что в ведомстве по-прежнему бардак и несправедливость. Девушка рассказала, почему. А мы попытались беспристрастно разобраться в ситуации, обратившись в минздрав и к независимым экспертам за комментариями.

Александра — фельдшер одной из подстанций: она в профессии уже 15 лет, получила высшее образование, сдала все необходимые экзамены при трудоустройстве и получила колоссальный опыт за время работы.

— После объявления об увольнении с 1 января 2025 года я приняла предложение начальства и перевелась с должности врача на должность фельдшера. Нам минздрав пообещал: «Ребята, мы вас не бросим, переведитесь, пожалуйста, кто может, на должности фельдшеров и, пожалуйста, работайте. Надо перекрывать вот эти вот оставшиеся, освободившиеся часы, чтобы вы, умные, грамотные сотрудники, прикрывали тыл», — говорит Александра.

Александра показала, что предложили подлежащим увольнению врачам.

Согласившихся перевестись на должность фельдшера уверили: нагрузку оптимизируем, зарплату прибавим, возможность учиться дадим. Сложности начались сразу со всеми пунктами.

— Врач на скорой получает 50 тысяч рублей, фельдшер — 30. Как официант, грубо говоря. Нам говорили, что тем, кто перевелся, будет небольшая компенсация — 10−15 тысяч. Выдавать планировали как премию, пока мы учимся, работаем и поддерживаем станцию. Но мы этих денег ни разу не видели, — сообщает наша собеседница.

С нагрузкой стало только хуже. Александра говорит, что вызовов больше, чем в ковидную пандемию. Но и это не главная беда.

— Нагрузка колоссальная. Мы обслуживаем теперь не 12−13 вызовов, как это было раньше: норму нам изменили на 15 вызовов и более. 15−18 вызовов должна сделать линейная бригада. Мы даже в туалет не успеваем сходить, понимаете? Это просто ад. Я написала об этом в личные сообщения губернатору вместе с инициативной группой, она у нас уже есть — организовалась раньше, когда были проблемы с Малаховым (Экс-руководителем самарской СМП. — Прим. ред.) и Беняном (Бывшим министром здравоохранения. — Прим. ред.). Чем больше мы пишем, чем больше мы обращаемся куда-то с просьбами о повышении зарплаты, чем больше мы просим обратить на нас внимание, тем больше у нас шансов не получить ничего, кроме «показательной порки» от начальства. Кто выдержит 15−18 вызовов? Да я сама там умру, — делится Александра.

7 февраля на подстанцию, где работает героиня нашего материала, приезжал Андрей Орлов (по тому самому поручению губернатора). Новый министр здравоохранения региона провел аудит и выявил четыре основных проблемы:

1. плохой ремонт в помещениях подстанции;

2. несовершенная информационная система передачи и приема вызовов, а также наблюдения за передвижением бригад скорой;

3. кадровый дефицит из-за недостатка стимулирующих выплат сотрудникам;

4. чрезмерная нагрузка на одну выездную бригаду.

— Как все было на самом деле: министр здравоохранения переговорил только с начальством, пофотографировался там для приличия, зафиксировал, так сказать, проверочку, и все. Мы возмутились. Я звоню в приемную губернатора и говорю: «Это что за безобразие? Вы дали людям задание, непосредственно министру здравоохранения, чтобы он переговорил с нами, с людьми, которые ездят по линии, не с оперативным отделом, который сидит и вызовы принимает, а с нами, у кого зарплата 30 тысяч рублей. Мы вам обо всем расскажем, в каких мы невыносимых условиях работаем». Если бы я в тот день не была на смене — ни про какую проверку бы не знала. Я сама подошла к Орлову, не побоялась никого. Я попросила, чтобы он уделил мне пять минут своего времени. На все мои вопросы ответ был один: «Все на контроле». Но действий никаких нет. Нас продолжают обманывать. Все эти приходы, проверки — для галочки. Какой ремонт на подстанциях?! Нас на подстанциях вообще не бывает. Воду мы покупаем за свой счет. Я лично собираю с ребят по 250 рублей каждые два месяца, чтобы мы хотя бы на работе могли попить воды. Поверьте, проблемы, обозначенные минздравом, это не те проблемы, которые у нас реально есть, — сообщает наша собеседница.

Медики жалуются, что у сотрудников скорой забрали возможность дополнительного заработка. И речь идет не о какой-то там «шабашке», а об оказании реальной медицинской помощи на своей же подстанции.

— В свое свободное время, в субботу, например, или в воскресенье, я могла взять дополнительный день или ночь — 12 часов — поработать, если не хватало людей. Надо было просто своему старшему руководителю о своем желании сказать. А сейчас мне говорят: «Нам подработки больше не нужны, потому что они оплачиваются теперь в двойном размере». Так, как должно быть по закону! А раньше-то нам платили просто как за обычную смену. Это после проверок в декабре оказалось, что оплата должна была быть по двойному тарифу. Только нам этих денег никто не вернул. Мало того, что нас при увольнении не рассчитали за три месяца, как по закону предписано. Только сообщили: ничьей вины тут нет, никаких выплат нет, никаких премий нет. Только у нас теперь никаких надежд на светлое будущее и изменение к нам отношения тоже нет, — говорит Александра.

Переведясь на фельдшеров, сотрудники самарских подстанций получили от руководства еще одно указание: сдать аккредитацию — особый экзамен, состоящий из трех частей, включающих тестирование, демонстрацию навыков в симулированных условиях (вместо человека — манекен) и решение задач. Времени на подготовку дали мало, но медики решили воспользоваться этим шансом, чтобы вернуть себе должности.

Этапы аккредитации должны были состояться в феврале и в марте: первый этап — 11 февраля, второй — 7 марта.

За пять дней до экзамена сотрудникам скорой помощи сообщили о том, что сроки аккредитации передвинули на 27 января (1 этап) и 3 февраля (2 этап).

— Почему это произошло? Кто так решил? Нам никто не сказал, заявили только, что им позвонили из Москвы и из местного министерства. Единственный аргумент: срочно необходимы сотрудники, нужно быстрее нас аккредитовать и выпустить в работу, чтобы мы приступили к своим обязанностям уже полноценно как врачи, — рассказывает собеседница 63.RU.

Вот «заблаговременные» даты, в которые были разосланы уведомления:

Врачи говорят, что за такой короткий срок подготовиться никто не успел.

— Конечно, люди работали в праздники. Времени особо не было готовиться. Я должна была хотя бы недели две сидеть и учить. Зачем нам дали ложную надежду, пообещав помощь и поддержку? Если бы нам начальство объявление дало в сентябре или в октябре под роспись, чтобы мы шли учиться, если бы предупредили, что приказ № 198Н могут не продлить, мы бы сейчас не остались у разбитого корыта. Начальство знало о грядущих изменениях, но ничего не сделало, чтобы предотвратить проблемы, — полагает Александра.

Пятеро фельдшеров экзамен не сдали — именно такую цифру озвучила нам Александра. Зато хорошие баллы набрали те, от кого не ожидали вообще никакого результата.

— Мы в аккредитационный центр подавали документы с иностранцами. Одного я попросила прочитать вопрос, написанный на русском языке. Он не смог. И вместе со мной на таких же основаниях сдает экзамен. В итоге я 60 баллов набираю, а он — 90, — сообщает героиня интервью. — Нам сказали: «Видите, какая идет волна? И Москва за вас переживает! И мы понимаем, что вам надо кормить свои семьи». Но это только «бла-бла-бла», я вас уверяю. Нас было девять человек, из этих девятерых пятеро остались на улице без шансов устроиться куда-либо. Нам так и сказали: «Места в медицине для вас больше нет. Можете пойти либо в дворники, либо в трактористы, либо в кастелянши». Каково это слышать людям, которые имеют диплом, работали по 15 лет? У меня было три попытки. Я все эти три попытки израсходовала. Сдавала просто на надежде, что нам не соврали и все получится. У меня есть аккредитация по терапии, я врач-терапевт. Экзамен я сдала в 2022 году. И поверьте, я на своей скорой помощи ничем не отличаюсь от специалиста, который из поликлиники к вам приедет на Ларгусе. У нас такие же приказы, на основании этих приказов мы работаем. Понимаете? Переподготовка с аккредитацией по скорой помощи нужна только минздраву, а не людям. Переподготовку мы прошли, а аккредитацию никому не ставят, потому что мы изгои. Эта теория тем, кто в полях, будет бесполезна. У нас знания практические, которые мы применяем в реальности, когда людей спасаем, — заявляет фельдшер.

Александра считает, что ситуация на всех подстанциях близка к катастрофе. И из-за нагрузок, и из-за низких зарплат, и из-за сокращения количества бригад, и, не в последнюю очередь, из-за того, кем эти самые бригады укомплектовывают.

— Ситуация такая: вызвали скорую? Молитесь. Молитесь, чтобы приехал не просто компетентный, а просто-напросто русскоговорящий специалист, который и анамнез соберет и полечит нормально. Иногда бригадам иностранцев на вызовах говорят: либо мы сейчас вызываем другую бригаду, либо, пожалуйста, идите отсюда по-хорошему. Люди не хотят, чтобы их лечили иностранцы. И вот об этом Орлову никто не говорит, — отмечает сотрудница скорой помощи.

Власти разного уровня рассказывают о жесточайшем кадровом голоде в экстренной медицине. А действующими сотрудниками никто особо не дорожит — так считают они сами.

— Уже два месяца минздрав отвечает только отписками. Я пишу им, я пишу на «Прямую линию» Президенту, я пишу просто Президенту в приемную, пишу в министерство здравоохранения Российской Федерации, пишу в наше министерство — в итоге получаю однотипные ответы: «Вам нужна аккредитация, вы ее пройдете — мы вас возьмем на работу». Я продолжаю писать, спрашиваю, почему я должна работать с человеком, который не знает русской речи, который на экстренном вызове, вроде ДТП, даже не может шприц набрать с лекарством, потому что не понимает, где препарат лежит и что там на ампуле написано. Мне никто не отвечает на поставленные вопросы. Я об этом хочу написать в прокуратуру, чтобы они провели проверку. Как так получается, что люди, которые работают, спасают жизни, остаются на улице, и им ничего не остается, кроме как улицы мести?

Александра также подчеркивает, что ощущает серьезную дискриминацию и всерьез опасается за качество оказания помощи, так как жуткие прецеденты уже есть.

— Я родилась в России, училась и работала в своей стране 15 лет, поднималась от фельдшера скорой помощи во врачи, остаюсь за забором. Вот у нас иностранец приехал к больному мужчине и лечил инфаркт преднизолоном! Чуть не загубил мужика! Нас в стационаре потом спрашивают: «Вы кого взяли вообще на работу? Его надо диплома лишать!», а эту историю, в итоге, замяли — только пожурили слегка и рассказали, как инфаркт лечить. Он продолжает дальше работать у нас врачом. Наше руководство это все прячет, чтобы хотя бы таких сохранить. Только зачем? Я готова работать на две ставки, но в должности моей, врачебной, чтобы нормальный у меня был фельдшер, и мы спокойно будем работать на две ставки, не привлекая неквалифицированных специалистов, на своем высоком профессиональном уровне. Но нашей организации это невыгодно.

Врачи и фельдшеры не выдерживают постоянных нововведений, смен руководства, растущей нагрузки и общественного недовольства, уверяет наша собеседница.

— Люди пишут уже по собственному желанию заявления на увольнение. По 15-20 человек в месяц. Это тоже никого не волнует. Эти заявления просто выкидывают, разговаривают с сотрудником, оказывают на него давление, изредка пытаются с ним договориться, уговаривают поработать еще месяц, перестроить график работы, — рассказывает Александра.

На вызовах бригадам тоже нелегко. А зачастую — и просто опасно.

— Сейчас уже пошла волна недовольств тем, что пациенты нас ждут по три-четыре часа. А мы и правда приезжаем через три-четыре часа! Так нас уже бить начинают на вызовах. Я могу развернуться и уйти, а кто-то реально от людей получает. Люди агрессивные, они настроены очень плохо. Пациенты считают, что если что-то случилось — бригада через 20 минут должна стоять на пороге. А что людей не хватает — не понимают. Это никого не волнует, — уверена героиня интервью.

Про деньги и говорить нечего. Александра поделилась фотографией расчетного листка своей коллеги.

— Знаете, какая у нас доплата за каждый вызов, сделанный после 15 нормативных? Я сейчас вам скажу шок-контент: 200−300 рублей. Да я не поеду на этот вызов! Уберите его, пожалуйста. У нас на подстанции может выходить на линию в сутки всего пять бригад. И для начальства все хорошо, и никто за это не отвечает, никому это неинтересно, — сетует Александра.

Большая часть вызовов приходится на поликлинические случаи, заниматься которыми должен участковый терапевт, жалуется медик.

— У нас есть постоянные бабули, которые к врачу не ходят, зато нас вызывают по семь-восемь раз. Несмотря на то, что это поликлинический вызов, диспетчеры его берут как экстренный, кодируют его как экстренный, и ты должен его закрыть как экстренный вызов, — поясняет героиня интервью.

Александра рассказала, что ситуация у неё достаточно сложная.

— Я ращу маленького ребенка, мой муж сейчас в Курской области, где идут ожесточенные бои каждый день. А меня выгоняют на улицу, чтобы я была трактористом или дворником. Никому мы не нужны. Нас просто выкинули. У нас все забрали. Чистыми деньгами за январь я получила десять тысяч рублей, — рассказала наша собеседница.

27 февраля министр здравоохранения СО Андрей Орлов встретился с представителями инициативной группы врачей и представил нового руководителя Самарской скорой помощи — Евгения Гордона. Журналиста 63.RU глава ведомства категорически не пустил на встречу (интересно, почему?)

Но члены инициативной группы рассказали нам о том, что было на мероприятии: сотрудникам скорой помощи дали высказаться и пообещали все проблемы решить, но «не сию минуту» — на приведение структуры в порядок потребуется около года. Кроме того, сказали и о стимулирующих выплатах, которые должны появиться уже в ближайшее время.

Председатель Самарской областной организации Профсоюза работников здравоохранения РФ Татьяна Сивохина, присутствовавшая на встрече, с инициативной группой пообщалась вне стен здания областного минздрава. Правда, почему-то позволила себе дернуть журналиста за грудки́ со словами: «Я тебе записывать себя не разрешала!», несмотря на то, что никакая запись в этот момент не велась.

Свою историю рассказала и коллега Александры — Анастасия (имя изменено по просьбе героини. — Прим. ред.). Она тоже осталась без должности, кроме того, еще и должна деньги минздраву.

— У меня был заключен договор на целевое обучение: в течение трех лет я должна была работать на станции скорой медицинской помощи. У меня первый раз не получилось сдать аккредитацию, второй раз набрала 68 баллов при пороге в 70. Теперь я должна в двойном объеме возместить средства, которые были потрачены на мое образование — порядка 1 200 000 рублей. Разговариваю с коллегами, мне задают вопрос: «Почему не купить?» — а потому что я не буду этого делать, — говорит Анастасия.

Наша собеседница объясняет: аккредитацию сдать не так уж сложно, но нужно много свободного времени.

— Просто сидеть и учить: зазубривать ответы, которые диктовали. На аккредитации не нужно думать, не нужно ничего анализировать. Те знания, которые мы получали в университете, тот опыт, который мы получили в работе и те сведения, которые есть в клинических рекомендациях, — это не правильные ответы, правильные там свои. Все, чему учили в университете, нужно забыть. И для студентов самое главное — аккредитация. А какие у вас оценки, как вы мыслите, — это совершенно абсолютно не важно. Минздрав, что региональный, что федеральный, создали вот такую ситуацию. Мы не должны думать, — считает фельдшер скорой помощи.

Теперь руководители подстанций стараются избегать подчиненных.

— Они никак произошедшее не комментируют. При встрече — опускают глаза вниз, проходят мимо. Никакой помощи, никакой заинтересованности в нас абсолютно нет. Мы остались ненужные, — делится Анастасия.

При этом, подтверждает слова Александры наша собеседница, фельдшерам дают врачебные и реанимационные вызовы — они более сложные и ответственные. Но соответствующую зарплату они не получают.

— Это же просто экономически руководству выгодно, — объясняет Анастасия.

Чтобы понять, как аккредитация коррелирует с реальными знаниями врачей, мы обратились к заведующему одной из подстанций скорой медицинской помощи Санкт-Петербурга. Наш собеседник дал комментарий на условиях анонимности — сейчас вы поймете, почему.

— Аккредитация отражает способность человека заучить алгоритмы и говорить слова в правильной последовательности, а не реальные знания и компетенции медработника по специальности, — сообщает эксперт.

Что касается выделенного минздравом времени на подготовку — его явно было недостаточно.

— Тесты реально выучить за месяц размеренной подготовки, выделяя по час-полтора в телефоне. Со станциями сложнее: там идут редкие для скорой медицинской помощи манипуляции: ЦВК (Центральный венозный катетер. — Прим. ред.), eFAST-протокол (Расширенная сфокусированная сонографическая оценка при травмах с помощью аппарата УЗИ. — Прим. ред.). Подготовка к этому этапу занимает чуть больше времени, в среднем — 1,5-2 месяца. Задачи «нарешиваются» примерно столько же, сколько и тест, месяц. Оценивающие тоже далеко не всегда могут адекватно проанализировать ваши действия: тут все зависит не столько от их компетенций, сколько от того, какое установлено оборудование, — поясняет заведующий одной из подстанций скорой медицинской помощи Санкт-Петербурга.

Получается, что для полноценной подготовки к аккредитации необходимо минимум три месяца. При условии, что нет семьи и работы — только учеба.

Андрей Коновал, председатель профсоюза медработников «Действие», рассказал редакции 63.RU, что скорая помощь по всей России находится в упадке.

— С нашей точки зрения происходит дальнейшая деградация. Особенно явно это видно, конечно, в сельской местности и в малых городах. Проблемы скорой помощи обостряются. Прежде всего — кадровые. Не надо забывать, что костяк скорой помощи составляет средний медицинский персонал. Врачебных бригад, за исключением крупных центров, очень мало, в основном это фельдшерские бригады, укомплектованные средним медперсоналом. И тут на определенные размышления наводят цифры, которые озвучил министр здравоохранения России в Госдуме: он, с одной стороны, похвалился, что на десять тысяч увеличилась численность среднего медицинского персонала — впервые такой прирост в амбулаторном звене. И при этом другие цифры говорят о том, что общее количество среднего персонала в стране снизилось на 12 тысяч человек. И у меня возникает вопрос: если здесь выросло на десять, то где снизилось на 12 тысяч? И с моей точки зрения, основная часть снижения — это, скорее всего, хотя отдельную статистику мы не видим, скорая помощь, — считает Андрей Коновал.

Еще одна причина, которую назвал эксперт, заключается в финансовой несправедливости.

— Скорую помощь в малых городах и в сельской местности обошло стороной повышение специальных социальных выплат в марте 2024 года. Это очень деморализовало скорую помощь. По нашим оценкам, это ускорило отток кадров. И мы видим, что многие уезжают в крупные центры, а кто-то вообще уходит. Недавно в профсоюз написал человек, влюбленный в работу на скорой помощи, он даже возглавлял первичную организацию. Он рассказал, что устроился водителем автопогрузчика на каком-то там большом складе, работает там по восемь часов в день с обеденным перерывом. Зарплата даже лучше. То есть, ни вот этих ночных смен, ни стресса от того, спасешь ты или не спасешь человека, ни страха, забьют ли тебя пациенты на вызове, не припаяют ли тебе уголовное дело, если ты не успел заполнить медицинскую карту или совершил врачебную ошибку, — приводит красноречивый пример председатель профсоюза медработников «Действие».

Еще одна причина оттока кадров — отношение начальства к подчиненным. Здесь тоже есть конкретный пример.

— На одной из районных станций скорой помощи в Амурской области было всего пять фельдшеров скорой помощи. Главный врач потребовала от всех подписать договор полной материальной ответственности, что незаконно и может распространяться только на должности, связанные с хранением товарно-денежных ценностей. И двое женщин-фельдшеров, отработавших по 20 лет на скорой помощи, отказались подписывать. Их за это уволили. Осталось три фельдшера. Это вот такой показатель отношения начальства к людям как к какому-то расходному материалу. Никто в сотрудниках не заинтересован. Им просто говорят работать за копейки или с нарушением закона. Начальство рассуждает так, будто бы за забором очередь стоит из желающих устроиться, — рассказывает Андрей Коновал.

Сотрудникам скорой начали часто напоминать о том, что права на сон и отдых у них нет, продолжает эксперт. Это тоже показывает отношение начальства к кадрам.

— Человек должен прилечь, потому что в машине часами трясется. А теперь кушетки для персонала просто убирают, люди могут максимум посидеть на лавочках, — говорит наш собеседник.

Возникает закономерный вопрос: есть ли в России хоть один регион, где медики скорой помощи не жалуются в профсоюзы или вообще довольны своей жизнью?

— Недовольство сейчас зреет и нарастает даже в Москве и Санкт-Петербурге, которые раньше считались сравнительно благополучными. Нету таких регионов, где бы можно было сказать, что там все в порядке, — говорит председатель профсоюза медработников «Действие». — Необходимо повысить специальные социальные выплаты работникам скорой помощи. Причем не только вот в малых городах сельской местности, но и в мегаполисах, потому что недостаток поддержки вызовет отток специалистов в сельскую местность. Исходя из логики правительства, хотя бы раза в два поднять то, что есть сейчас. Кое-где в регионах за счет областных бюджетов изыскивают средства и идут на такие меры, но это, скорее единичные случаи. А стратегическая задача — это внедрение единой системы оплаты труда. Пилотный проект обещали внедрить в 2025 году, сейчас говорят о 2027-м. Вся эта история тянется с 2019-го года, обещаний было много. Но это должна быть не просто некая единая система, она должна предполагать существенное увеличение окладов и общего финансирования зарплат из федеральных ресурсов, из средств федерального центра. Несколько лет назад это оценивалось в 400−500 миллиардов рублей дополнительно на зарплаты медработников. Сейчас, конечно, эта цифра должна вырасти, — считает наш собеседник.

Редакция 63.RU продолжает следить за развитием ситуации.