Мариинский балет восполнил пробелы Большого театра на гастролях в Москве
Балетная труппа Мариинского театра, в отличие от оперной, в Москве гость все еще не частый, и каждые ее гастроли - событие. В нынешний визит она привезла две программы. Первая включала одноактные балеты "Барышня и хулиган" Константина Боярского и "Ленинградская симфония" Игоря Бельского. Вторую составил многоактный "Шурале" Леонида Якобсона. Эти спектакли родились в разгар советской эпохи, между 1950 и 1962 годами, но, несмотря на минимальную разницу в возрасте, представляют разные направления и даже этапы развития балета.
Центральным событием гастролей призвана была стать "Ленинградская симфония" на музыку Шостаковича, созданная в 1961 году. Когда-то энергичный спектакль Игоря Бельского был одним из тех, что стремительно смели со сцены одышливый драмбалет, - так же легко и бурно, как весенний поток очищал землю в вышедшем чуть раньше кинофильме "Чистое небо".
В прозрачно-ясных и чистых линиях танцовщиков, гармонировавших с силуэтом Ленинграда над вольной Невой на заднике, вообще легко вычитывались параллели с виртуозным росчерками камеры Урусевского в "Летят журавли", с чеканным ритмом строк Евтушенко, с прямой взлета корабля Гагарина, случившегося за два дня до премьеры балета. А сам Бельский, взрослевший и формировавшийся в годы войны, наверняка видел в ленинградских мальчиках и девочках, принявших удар войны, себя и своих соучеников по Ленинградскому хореографическому училищу: одним достался фронт, другим - блокада, третьим - непростая эвакуация.
Характерно, что в "Барышне и хулигане", вышедшем в 1962-м, хореограф стремится отбросить схемы драмбалета, покачнувшиеся всего за пять лет до этого как раз дебютами Бельского и Григоровича. Его учительницы-комсомолки со светлым взглядом, хулиганствующая шантрапа, прожигающие жизнь нэпманы и их подружки проносятся по сцене в вальсах и танго.
Впрочем, главный злодей Вожак все же решен статуарно-пластически. Неудивительно: Григорович даже несколько лет спустя в своем "Спартаке" еще попытается противопоставить танцующему Спартаку монументального Красса, и только в ходе репетиций найдет прорывное решение в танцевальном столкновении протагонистов.
Четверть века назад эстетика обоих балетов оказалась настолько близка новому поколению, что их возобновление воспринималось как новое открытие исчезнувшего пласта цивилизации. Сегодня же их непритязательность выглядит бедными схемами, увлекающими лишь солистов-мужчин эффектнейшими мужскими соло - и Кимин Ким оба вечера поднимал энтузиазм зала к высшей точке кипения своей способностью повисать над сценой во всех плоскостях.
Противоположный путь проделал балет "Шурале". Впервые он был показан в 1950 году под названием "Али-Батыр", и это был дебют 46-летнего Леонида Якобсона в роли постановщика большого спектакля на большой сцене. Времена побед драмбалета были уже в прошлом, но он борщевиком продолжал заполнять большие и малые сцены. Якобсон, никаким официальным доктринам не подчинявшийся, получил постановку в родном Ленинграде каким-то чудом. Для нее он выбрал татарское сказание, которое трансформировал в легенду о любви заколдованной девушки-птицы и богатыря, которым строит козни лесной злой дух Шурале.
Первоначальное название говорило за себя: батыр в переводе с татарского - богатырь, витязь, и опытный хореограф соединил востребованную советскую героику с рецептами старых мастеров. Вероятно, построение яркого народного гулянья на свадьбе Батыра и Сюимбике вспоминал Юрий Григорович при постановке Ярмарки в "Каменном цветке".
В образе Шурале (эта партия входила в репертуар Григоровича-танцовщика) видится и исток его подхода к партии Злого гения в том же "Лебедином". Пластика этого фантастического лесного существа, то ли злобного, то ли нелепого, с тельцем, согнутым половецким луком, короткими ручонками и крепкими ножками, была для своего времени радикально смела. Но "поганый пляс" его окружения взывает к старым балетным образам - и фокинским половцам из "Князя Игоря", и сарацинам и индусам Петипа.
При этом драматургия "Шурале" играет противопоставлениями лесной экзотики и деревенского быта, возвышенного мира птиц и простодушной жизни деревни, классических пуантов и характерных каблуков, танца и выразительного жеста, отсылая к балетным традициям, сложившимся еще в эпоху романтизма. А сам Якобсон оказывается тем самым перекрестком, на котором встретились классический балет и новаторство, которое прорастет в будущем.
Мариинский театр вернул этот спектакль в репертуар в 2009 году. Тогда артистам с трудом давалось соединение академических форм, советской героики и национальной экзотики. Но с тех пор спектакль обрел классическую строгость и чистоту, многообразие представления ведущих партий (чемпионат по аплодисментам выиграли Рената Шакирова - Сюимбике и Кимин Ким - Али-Батыр, хотя не менее впечатляет тонкость контрастных работ Александра Сергеева и Раманбека Бейшеналиева в заглавной партии).
Москве же эти гастроли подарили представление о русском балете середины прошлого века - в репертуаре Большого театра это провал, долгие годы не позволяющий зримо представлять линию развития нашего балета.
Кстати
Следующий визит балета Мариинского театра в Москву не за горами. Летом в Большом театре покажут постановки на музыку Стравинского: в июне на Новой сцене - одноактные балеты Вячеслава Самодурова и Ильи Живого, в июле на Исторической - "Весну священную" Вацлава Нижинского и "Свадебку" Брониславы Нижинской.