Антикоррупционные требования без срока давности // КС определил баланс конституционных ценностей
Конституционный суд (КС) решил, что сроки давности не должны применяться по антикоррупционным искам. Коррупция — особенно опасное социальное явление, поэтому неприменение сроков к антикоррупционным искам в большей степени соответствует балансу конституционных ценностей. При этом КС подчеркнул, что такой подход не касается других требований прокуратуры, например, о деприватизации. Текст постановления КС провозгласил не в полном объёме — это позволяет сделать Закон о КС[1]. Но основные выводы суда кратко изложены на сайте суда.
Важный вопрос о сроках давности по искам прокуратуры об изъятии имущества в доход государства КС рассмотрел в начале октября. В июне этого года Верховный суд решил, что на такие иски распространяются правила Гражданского кодекса (ГК). Но практика судов противоречива, и некоторые суды отказываются применять к таким требованиям исковую давность, на что обращал внимание Краснодарский краевой суд, обратившийся в КС. Во время заседания в КС выступавшие рассуждали о правовой природе таких исков и о том, применимы ли к ним правила ГК. Звучали мнения, что сроки должны быть, но их надо урегулировать в нормах, имеющих иную отраслевую принадлежность.
Оглашение постановления у КС заняло около 15 минут — без изложения доводов. Так позволяет сделать ст. 77 Закона о КС. По правилам этой статьи КС может провозгласить текст, не озвучивая требования, обстоятельства, применимые нормы и доводы в пользу своего вывода. Если КС посчитает необходимым, он принимает решение о провозглашении постановления в полном объеме.
Постановление КС еще не опубликовано, но из заметки на сайте суда следует, что КС считает коррупцию особенно опасным социальным явлением, которое «разрушает и угнетает сферу реализации публичной власти, расшатывает ее легитимность, подрывает веру граждан в законность и является существенным препятствием для развития страны». Государство обязано противодействовать коррупции, принимать меры, которые делали бы попытку незаконного обогащения бессмысленной и бесперспективной, предотвращали бы риски сращивания власти, бизнеса и криминала.
Одна из таких мер — механизм обращения в доход государства имущества и денежных средств, в отношении которых не опровергнута презумпция незаконности происхождения или установлена незаконность происхождения. КС подчеркивает, что цель этой меры — реализация публичного интереса в сфере противодействия коррупции, а не восстановление положения участников гражданского оборота.
Рассуждая о сроках давности, КС указывает, что они позволяют одной из сторон блокировать судебное разрешение спора по существу, если другая сторона обратилась за защитой своих прав спустя значительное время после того, как узнала об их нарушении. Однако этот институт ориентирован на частноправовые отношения, основанные, в числе прочего, на равенстве и автономии воли их участников. В случае обращения в доход государства имущества, приобретенного вследствие нарушения антикоррупционных требований, нельзя говорить о защите субъективного гражданского права в том значении, в котором это понятие используется в законодательстве.
По мнению КС, короткие сроки давности могут препятствовать достижению неотвратимости неблагоприятных последствий для коррупционеров. Например, они могут скрывать от контролирующих органов как нарушения, так и приобретенное в их результате имущество. Нарушители «препятствуют проведению проверочных мероприятий и используют для этого властные полномочия, должностные иммунитеты и влияние на деятельность государственных институтов или их должностных лиц (коррупционные связи)». Недобросовестное поведение коррупционера должно лишать его оснований рассчитывать на институт давности как средство защиты, уверен КС.
Применение сроков давности к антикоррупционным искам порождает ряд негативных последствий, обращает внимание КС. Например, исковая давность может восприниматься как отказ государства от защиты конституционного строя и демократии по истечении некоторого времени и освобождение коррупционера от последствий его нарушений. Это «реабилитирует неправомерно нажитый капитал и приводит к поощрению коррупции, подрывает веру граждан в законность, добро и справедливость», отмечает суд.
По ГК обращение в доход государства имущества влечет последствия в виде прекращения права собственности, но из этого не следует вывод о частноправовой природе данного института, считает КС. Нормы ГК призваны лишь обеспечить прозрачный и понятный для участников гражданско-правовых отношений порядок перехода права собственности к государству. На это и направлено использование формы искового гражданского судопроизводства для разрешения споров об обращении коррупционного имущества в доход государства, что также не говорит о частноправовой природе данных требований.
С одной стороны, нормы ГК о сроках давности не приспособлены для обращения имущества в доход государства, а их применение без учета специфики коррупционной деятельности нивелирует антикоррупционную политику государства, считает КС. С другой стороны, в законе нет прямого указания на неприменение к этим отношениям сроков давности.
По мнению КС, неприменение сроков давности к антикоррупционным искам в большей степени соответствует балансу конституционных ценностей. Поэтому оспариваемые нормы не противоречат Конституции в той мере, в которой позволяют применять сроки давности к антикоррупционным требованиям прокуроров. Законодатель вправе воздержаться от внесения каких-либо изменений в правовое регулирование по этому вопросу. Но если изменения все же будут, то срок должен существенно превышать уже установленные (3 и 10 лет). Также необходимо предусмотреть специальные правила их течения и даже сочетание разных правовых инструментов.
Вместе с тем КС подчеркивает, что вывод о неприменении сроков давности касается именно антикоррупционных исков прокуратуры. Вывод суда не касается сроков давности по иным искам прокуроров — например, направленных на передачу имущества публично-правовым образованиям или признание их права на имущество, в том числе основанным на нарушении порядка приватизации.
[1] Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 года № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации».