О превратностях исторической памяти и политическом прагматизме. Часть 3 – Никогда мы не будем братьями..? (Olvik)

Отними у народа историю – и через поколение он превратится в толпу,

а еще через поколение им можно управлять как стадом.

В первых двух частях (часть 1 и часть 2) я рассмотрел практический исторический опыт трансформации бывших непримиримых врагов в союзников (США-Япония) или «всеобъемлющих партнёров» (США-Вьетнам). В обоих случаях такая трансформация потребовала долгие годы целенаправленных усилий со стороны США и принесла им очевидные выгоды. Каждый из рассмотренных случаев имеет как свои уникальные особенности, так и общие черты. В этом сообщении я попробую обобщить исторический опыт и спрогнозировать развитие наших отношений с пост-Украиной (тем образованием, которое останется на территории бывшей Украины).

(во избежание недоразумений: в тизере использован советский плакат: «Пусть вечно живёт китайско-советская дружба! Русский с китайцем – братья навек!».)

Феномен исторической памяти народа

Рассмотренные примеры позволяют предметно обсудить феномен «исторической памяти народа» или, шире, коллективного сознания. Не стану углубляться в дебри психологии коллективного сознательного или бессознательного. Скажу лишь - феномен объективно существует, что позволяет с ним результативно работать социальным инженерам разного толка, особенно в эпоху развитых информационных технологий. Согласно академическому словарю, коллективное сознание «создает моральную общественную среду, заставляющую людей принимать способы действия и мышления, распространенные в данном обществе». Практически во всех заметных исторических событиях (войны, революции) был элемент манипулирования толпой, а, нередко, и целыми народами. Один из ярких примеров – Германия между двумя войнами, когда национальное унижение немецкого народа стало питательной средой, на которой взросла теория расового превосходства, что, в конечном счёте, подвигло немцев на реванш. Гений нацистской пропаганды Геббельс, которому приписывают цитату, вынесенную в эпиграф, умело пользовался «пластичностью» коллективного сознания, организуя немцев на широкую поддержку фашизма и творимых им кровавых злодеяний.

Вторая мировая война, по прошествии лет, явила яркий пример исторической памяти советского (а затем, российского) народа – священная память о Великой Победе, которая, не в последнюю очередь, не угасла благодаря целенаправленным усилиям государства. Наглядный пример того, во что может превратиться эта память, если, при равных исходных условиях, усилия государственной пропаганды направлены в противоположную сторону (переписать историю, убить историческую память), представляют современные Украина, Польша, Болгария, Прибалтика и т.д. по списку. Собственно, подтверждая тезис Геббельса.

В эпоху мультимедиа процессы работы с коллективным сознанием идут гораздо резвее. Совсем немного понадобилась для организации цветных революций с помощью социальных сетей в самых разных странах, от Ближнего Востока до Дальнего. Всех нас, конечно, наиболее впечатлил случай «укромайдана», который, в итоге, вылился в масштабное кровопролитное столкновение с бывшими «братьями», в ходе которого некоторые толкователи смыслов стали эмоционально пророчествовать: «никогда мы не будем жить как прежде!».

Ранее, я проанализировал подробно случаи противостояния США-Японии и США-Вьетнама, где от взаимной острой вражды по прошествии (многих) лет перешли-таки к сотрудничеству под влиянием политического прагматизма. Не претендуя на всесторонний, многофакторный анализ, я попытаюсь, лишь, «извлечь уроки истории» и «провести параллели» с конечной целью спрогнозировать будущее Украины и российско-украинских отношений. Хотелось бы понять – что и как надо делать с травмированной исторической памятью, и какого рода политический прагматизм позволит нам (пусть и в далёкой исторической перспективе) вернуться к нормальному, мирному, добрососедскому сосуществованию.

Конфликты бывают разные

Сравнивая межгосударственные конфликты, следует отчётливо представлять, что за ними стоит.

В истории есть «вечные» антагонисты, вражда между которыми идёт из глубины веков, то затухая, то вспыхивая с новой силой – Англия-Франция, Япония-Китай, Турция (Османская империя)-Россия. Да, они могут создавать ситуативные союзы (например, Антанта) и торговать, но взаимная неприязнь, кажется, зашита на генетическом уровне, ожидая только повода для открытого проявления. Не так было в случаях США-Япония и США-Вьетнам. До кровавых и жестоких столкновений II мировой войны (США-Япония) и американо-вьетнамской войны никакой особой драматической истории противостояний между противниками не было (хотя американо-японские отношения после 1905г. трудно назвать безоблачными), уже по причине относительной молодости, по историческим меркам, американского государства. Да, ситуативно, в силу геополитических условий, они оказались врагами – Япония примкнула к гитлеровской коалиции, а ДРВ «встала на путь социализма». Но условия изменились, и продолжение открытого противостояния потеряло смысл, хотя предпосылки для этого в двух случаях были совершенно разными: сравнительно быстрая победа над Японией и её «мирная» трансформация в своих интересах; унизительное поражение США в ходе долгой изнурительной войны против ДРВ и выжидание удобного момента для того, чтобы «взять своё» другими средствами.

Важно отметить, что длительная, «вековая» вражда, почти всегда, возникает между соседями (причём, граница может быть и морская), которым есть что делить. Пограничные конфликты длятся десятилетиями, а то и столетиями. Если же соперники разделены океаном, то конфликт не может длиться вечно. И здесь вступает в игру фактор, который я называю политическим прагматизмом.

Условием для реализации политического прагматизма является отсутствие постоянного (острого) конфликта интересов. Возможность возникновения такого конфликта, в рассмотренных случаях, гасилась на корню тем, что «всеобъемлющее партнёрство» было совсем не равноправным – американцы полностью диктовали «партнёру» свою волю (явно – в случае с Японией, особенно на ранних этапах (да, и позже, вспомним о соглашении Плаза 1985г.), или неявно, направляя партнёрство в выгодное для себя русло, в случае с Вьетнамом).

Есть локальные (с точки зрения геополитики) конфликты (например, Англия-Аргентина, Индия-Пакистан) и глобальные, цивилизационные. Таким был конфликт стран капиталистического лагеря, под руководством США, и лагеря социалистического во главе с СССР. После распада СССР Россия какое-то время не рассматривалась в качестве достойного соперника, отсюда все эти «перезагрузки» в ельцинскую эпоху. Но как только Россия заявила о своих национальных интересах противостояние возобновилось с новой силой. Оба конфликта (Япония-США и Вьетнам-США) являлись, скорее, глобальными и, даже, цивилизационными. В случае Японии мир (включая США) боролся с фашистской чумой (частью которой, несомненно, являлась императорская Япония), и противостояние США-Япония было лишь частью общей глобальной битвы. Хотя, война Вьетнама с США, на первый взгляд, выглядит как локальный конфликт, на самом деле, она была именно глобальным (по числу участников – почти все страны социалистического лагеря на стороне Вьетнама и шесть капиталистических стран на стороне США) и цивилизационным (главным мотивом американцев было «уничтожение коммунизма в Азии») конфликтом. Это, в определённой степени, роднит эти конфликты с СВО России на Украине: нам противостоит коалиция из более чем 50 государств (да, и с нашей стороны есть явные и неявные «симпатизанты»), что делает его глобальным, и, как неоднократно заявляло наше руководство, мы воюем за свой путь развития, свою, русскую, цивилизацию. То есть конфликт этот, однозначно, цивилизационный.

История учит нас, что даже глобальные и цивилизационные конфликты имеют свойство заканчиваться. Важно понять, как закончить его в свою пользу, и что конкретно для этого надо сделать. Можно ли извлечь уроки из двух рассмотренных случаев? – Определённо, да! Пусть наша история с Украиной внешне имеет мало общего с рассмотренными кейсами, но слова Генри Палмерстона о «вечных интересах» не зря вспоминают так часто. Скажем, в интересах (истинных или ложно понятых – другое дело!) американцев было воевать – они воевали. Времена изменились – они перешли к «партнёрству». Таким образом, первый урок - субъект мировой политики должен чётко представлять свои интересы, как краткосрочные, тактические, так и долгосрочные, стратегические. Урок второй – надо не просто декларировать свои интересы, надо энергично и целенаправленно действовать для их полной реализации, используя информационные, экономические, военные (при крайней необходимости) меры. Урок третий – гибкость - если время кнута (военной конфронтации), так или иначе, прошло, то надо переходить к методу пряника, демонстрируя бывшему противнику все очевидные выгоды от вновь образовавшегося партнёрства. Военными средствами можно добиться успеха в краткосрочной перспективе, но вряд ли этот успех будет устойчивым, если пустить дело на самотёк. Так, Германия была повержена в ходе первой мировой войны, но условия послевоенного мира (Версальский договор) явно не были продуманы и реализованы так, чтобы сделать мир прочным (те же американцы, во имя своих «вечных интересов», сделали многое для ремилитаризации Германии). Пришлось воевать повторно. Зато после II мировой американцы всё сделали с Германией правильно, обеспечив вассальное и полностью контролируемое будущее некогда могучего государства на десятилетия вперёд.

Главный урок рассмотренных конфликтов (пусть глобальных и цивилизационных) – с коллективным сознанием народов и наций можно успешно работать, форматируя его нужным образом под конкретные задачи. Конечно, одни лозунги, без практических дел, вряд ли дадут нужный результат, более того, лозунги лишь часть (пусть и очень важная) практической политики, её идеологическое прикрытие. Однако, мой анализ позволяет заключить, что «историческая память» или «коллективное сознание» сами по себе не могут быть препятствием для форматирования межгосударственных отношений в угоду политическому прагматизму, который, по сути, и есть путь достижения взаимоприемлемого компромисса.

Как быть с Украиной?

Чтобы понять – как быть? – надо попытаться сформулировать реальные (краткосрочные, тактические) и идеальные (долгосрочные, стратегические) цели в отношении этой территории.

В общественный дискурс специалистами информационных операций внедряются ложные цели, цели-обманки. Например, обсуждается тезис «никогда мы не будем братьями», вошедший в обиход в 2014г. благодаря стихотворению некой А.Дмитрук. Другим элементом пропаганды стал в своё время и опус «Украина - не Россия» пресловутого Кучмы. Вместо вдумчивого обсуждения, с целью выяснения позиций, такие броские «мемы» запускают в массовом сознании рефлекторные защитные реакции, на которые, собственно, и рассчитывали их авторы. Они были призваны «обнулить» сформулированные нашим ВПР тезисы: «мы с украинцами – братские народы» либо, больше того, «мы – один народ», а также «Малороссия – часть исторической России, поэтому целесообразность существования отдельного государства Украина, фактически, искусственно созданного Лениным/большевиками – сомнительна». Долгие вдумчивые объяснения нашим руководством нашей позиции (которая, во многом, и легла в обоснование СВО) вряд ли дошло до клипового мышления рядового украинца молодого и среднего возраста. А вот упомянутые мемы (плюс «безвиз», «кружевные трусики» и т.п.) очень даже дошли.

Поэтому, надо вернутся к началу, к целям. Конечно, наш с Украиной случай в отношении «братства» мало походит на американо-азиатские конфликты. Ну правда, «партнёрство» Япония-США и Вьетнам-США вовсе не предполагают, что «американец и японец – братья навек!» или «Вьетнам – это США». Вспоминается и лозунг «Русский и китаец – братья навек!», который продержался удивительно недолго. Поэтому, в текущих условиях, к «братским чувствам» лучше не апеллировать и копья зря не ломать - те украинцы, кто, действительно, чувствуют себя «братьями», практически все оказались в 4 новых регионах РФ либо давно переместились в «старую» Россию. Поэтому, рассуждая о будущем Украины (того, что от неё останется) совсем не обязательно переживать о судьбе «потерянных братьев», ведь западные украинцы нам ментально не ближе, чем рядовому американцу японцы. Американский же опыт учит о том, как превратить бывших смертельных врагов в партнёров, с которыми можно мирно сосуществовать и торговать.

Случаи Японии и Вьетнама хороши тем, что указывают две разных стратегии на пути к желаемой цели, которая состоит в максимальном удовлетворении собственных интересов. Первая стратегия (японский вариант) состоит в том, чтобы добиться своего с позиции силы, разгромив противника на поле боя и путём оккупации навязать ему свою волю. Пожалуй, для долгосрочного успеха такого варианта нужно выполнение двух условий: у побеждённого нет могущественных покровителей, способных изменить статус-кво; между победителем и побеждённым нет непреодолимых исторических и/или идеологических противоречий, которые, рано или поздно, дадут о себе знать. А вот если и то, и другое условие почему-либо не выполняются, так что полная военная победа невозможна, а партнёрство на основе «общечеловеческих ценностей капитализма» также не работает, то остаётся «вьетнамский путь» политического прагматизма с позиции силы.

В случае с Украиной крайне важно определиться – в чём состоит наша цель, выражающая наши национальные интересы? Какой исход максимально соответствует нашим (РФ) интересам? Думается, что максимум, о чём можно мечтать в неопределённо далёком будущем – это положение Украины (того, что от неё останется после органичного присоединения «духовно русских» земель), аналогичное положению нынешней Сербии (нейтральный буфер между РФ и Европой с учётом славянских корней) или Казахстана (интеграция на основе чисто экономических интересов, вхождение в общие политико-экономические союзы). Нет сомнений, что какая-то часть украинских «элит» (если людей типа Ахметова, Пинчука и Коломойского, вообще можно ассоциировать с этим словом) на такие варианты согласится. Итак, реальная прагматичная долгосрочная цель – иметь соседа, ведущего с нами торговлю и не входящего в военные блоки Запада.

Как этой цели добиться? Сформулирую ближайшие тактические цели. Главное, на первом этапе, сделать из Украины «чемодан без ручки», в смысле утраты практической ценности для Запада. А ценность эта, с одной стороны, состоит в противостоянии и ослаблении России (часть санитарного кордона), а с другой, в распоряжении украинскими ресурсами. Чтобы девальвировать эту ценность, нужно полностью демилитаризировать Украину (что и сформулировано в качестве одной из задач СВО) и максимально лишить её территорий, составляющих эту самую ценность – вынести границы России на Днепр (по крайней мере, до Днепропетровска) и пробить коридор до Приднестровья, взяв Одессу и Николаев и лишив Украину выхода к морю. В таком виде – без армии, без ресурсов юга и востока, без выхода к морю, утратив человеческий потенциал, Украина перестанет быть интересной своим нынешним хозяевам.

Другая задача, которую нужно решать параллельно с первой – провести-таки реальную денацификацию, что, с необходимостью, предполагает разгон нынешнего аппарата управления (президент, правительство, рада, спецслужбы), люстрацию, суд и наказание виновных в преступлениях и формирование «правительства народного единства». Эта задача реализуема, если будет решена задача номер 1, тогда Запад потеряет к Украине всякий интерес и не будет сильно препятствовать, несмотря на болтовню о «демократической солидарности». Смотри, например, случай Афганистана, где долго и упорно воевавшие янки (вместе с западными союзниками) в одночасье утратили к стране интерес и, фактически, полностью оставили её на милость победителя (талибов).

Эти две задачи напоминают о «японском сценарии» силового переформатирования. А дальше следует продолжить уже по «вьетнамскому сценарию». А именно: предложить помощь в восстановлении экономики (точечно, привлекая к интересным проектам крупный российский бизнес и только с перспективой их ориентации на российский рынок), решить гуманитарные вопросы с пленными, поиском и надлежащим захоронением погибших, постепенно реанимировать уничтоженные связи в области культуры, науки, спорта.

Конечно, вводить некую оккупационную администрацию, как это сделали американцы в Японии, нет практического смысла и реальной возможности. Опираться надо на национально ориентированные элиты. Их уничтожали и до, и, особенно, после начала СВО с подачи британцев, чтобы не мешать «делать игру». Часть из них осела в России и вряд ли может получить поддержку внутри Украины прямо сейчас. Но со временем многое может измениться. И тот же Мураев, несомненно, умный и «национально ориентированный» политик, может пригодиться (кстати, сейчас Мураев, вроде бы, находится в Москве, с него сняли российские санкции). Кстати, британские специалисты информационных войн в первые же дни СВО намеренно скомпрометировали Мураева, «назначив» его марионеткой Кремля на место Зеленского. В условиях тотального информационного террора оправдаться практически невозможно! А есть ещё Царёв, Деркач, Азаров, тот же Вилкул и т.д. Таких потенциальных лидеров (не обязательно пророссийских, но обязательно проукраинских, как тот же Мураев!) надо искать, воспитывать, поддерживать. Одним словом, работать, как это делали англосаксы на протяжении многих лет, подготавливая майдан и нацистов «правого сектора».

Опыт Японии и Вьетнама учит и тому, что в реальной политике нет ничего невозможного, если есть цель, стратегия и ресурсы. А также политическая воля. Конечно, за спиной Японии и Вьетнама никто не стоял, не понуждал их к тем или иным действиям, что совершенно не так в случае Украины. За неё некоторое время придётся бороться с теми же англосаксами, пока они окончательно не потеряют к ней интерес, признав её сферой «жизненных интересов» России. (Как раз, в случае Вьетнама, за которым во время прямого конфликта стоял СССР, путь к «всеобъемлющему партнёрству» с США начался ровно после того, как СССР интерес к Вьетнаму потерял). Главным в этой борьбе будут не экономические факторы (как наивно думало наше руководство вплоть до «евромайдана», желая «перекупить» Януковича с помощью кредитов), а элементы «мягкой силы», борьба за умы, генерация идей и смыслов. Наши враги последовательно перехватили инициативу на этом фронте, переформатировав под извращённую идеологию «антиРоссии» всё – детские сады, школы, институты. Заставив всех говорить на чуждой «мове» (которую презирали даже Порошенко с Зеленским), параллельно запретив русскую литературу, для которой просто нет украинской альтернативы. Уничтожили памятники, саму память о войне. Организовали раскол церкви и гонение на православие. Англосаксы силой лишили украинцев духовной опоры и разрушили скрепы, соединявшие общество. Силой подавили и физически уничтожили несогласных (Олесь Бузина), заставив молчать сомневающихся под угрозой физической расправы.

Кажется, что нет ничего фантастического в том, чтобы развернуть эти процессы вспять – удалось же это сделать в послевоенной Германии. Также, как и тогда, в Германии, большинство зомбированных «идейных» укронацистов полегло на поле боя (да, и безыдейных тоже). Евромечтатели ломанулись в Европу и вряд ли оттуда добровольно вернутся в разрушенную страну. Остальные живут «от холодильника» и, как те же японцы, вполне готовы будут замириться за «раздачу конфет». Именно имея в виду послевоенное мироустройство, наше ВПР ведёт СВО, фактически, в белых перчатках, минимизируя потери мирного населения и разрушение гражданской инфраструктуры.

Вполне возможно, что для послевоенного восстановления Украины придётся реализовать что-то типа плана Маршалла. Уже сейчас сами укровожди предлагают Западу разработать такой план на конфискованные у России деньги (имея в виду поучаствовать в распределении финансовых потоков). Очевидной целью Запада в таком проекте может быть лишь восстановление анти-России для подготовки нового противостояния. Этого никак нельзя допустить! Думается, что до восстановления гражданской инфраструктуры, нужно восстановить инфраструктуру информационную. Оболванивание тех же европейцев стало возможным, во многом, благодаря информационному железному занавесу, когда любые каналы информации о реальных событиях и наша точка зрения на происходящее полностью блокировались. Никакой «независимой журналистики» нет, наши крайне немногочисленные информационные каналы, RT и Sputnik, на территории Евросоюза (не говоря уже об Украине) заблокированы. Никакого доступа к достоверной информации ни у европейцев, ни у украинцев нет. На Украине, наверняка под диктовку британцев, сразу после начала СВО создали единый канал телемарафон «Единые новости» для промывания украинских мозгов в формате 24/7 (даже The New York Times характеризует его как «государственную пропаганду»). Я не берусь обсуждать технические детали, как достучаться до каждого украинца (спутниковое ТВ, интернет каналы, приграничные ТВ и радиостанции и т.п.), но это надо с необходимостью сделать и это должно быть частью «пакетного мирного соглашения», которое с неизбежностью будет, рано или поздно. Нужен, грубо говоря, RT Ukraine с продуманной редакционной политикой, без пропагандистского упрощения, которое, иногда, можно встретить на Соловьев Live и Вести с Киселёвым. Терапия наркомании – сложная штука, особенно ментальной наркомании. Нужно учиться воевать на информационном фронте!

Заключительное замечание о значении информационных войн.

Пару лет назад я слушал на «Вести-ФМ» беседу Сергея Мардана с профессором А.В.Манойло (руководитель программы подготовки магистров: «Информационные и гибридные войны» в МГУ им.Ломоносова). Было много интересного, но один тезис Манойло я запомнил особенно – у нас имеют слабое представление об информационных войнах, не умеют их вести, путая с пропагандой. С огромным сожалением вынужден признать – с началом СВО мало что изменилось к лучшему. Да, эфир заполнен массой информационно-аналитических программ (лучшая из которых, на мой взгляд, «Большая игра» на Первом канала, особенно с появлением Дмитрия Саймса). Но это для внутреннего употребления, так сказать, информационная оборона. На международной арене наш голос едва слышно. Да, выступает Небензя на Совбезе, Лавров и Путин на встречах с «дружественными» политиками (саммит «Россия-Африка», например), но этого мало. Это официоз, который доносится до западного обывателя в препарированном виде с соответствующими комментариями. И западный обыватель не станет вникать в наши объяснения. С другой стороны, этот обыватель видит красочные картинки беспилотников, влетающих в Кремль и башни Москва-сити, убийство Дугиной и Татарского в центре российских мегаполисов, шельмование и унижение наших спортсменов и деятелей культуры. Оголтелую русофобию. Расчеловечивание русских. И всё это без адекватной ответной реакции, что создаёт у этого самого обывателя ложное представление о слабой России, которую можно победить «на поле боя», нужно лишь дать много денег и оружия. О каких-либо красных линиях и говорить перестали (обстрел мирного населения российского Белгорода западными ракетами на красную линию, конечно, не тянет. Да, гневное осуждение и заседание Совбеза ООН было, но «пар ушёл в свисток», а ооновский чех нас откровенно послал, опять же, без всяких последствий для российско-чешских отношений). Все возможные разноцветные линии наши противники уже пересекли, осталась последняя – «непосредственная угроза существованию российского государства», хотя в чём должны состоять конкретные действия, реализующие такую угрозу, не уточняется. Поэтому, английские операторы спокойно наводят английские ракеты на цели в Крыму без больших опасений. Всё это – слагаемые информационной войны, которую мы, в отличие от войны «на земле», пока проигрываем. Тот же Карибский кризис – классический пример информационной войны, которую наши предки не проиграли. Именно об этом последние статьи и выступления С.А.Караганова, смысл которых, на мой взгляд, как раз и сводится к тому, что, не победив в войне информационной, мы не сможем победить в нашей «цивилизационной» войне. С перспективой в 5-10 лет оказаться на пороге 3-й мировой. Но, это уже тема для другой статьи.

Итоги

1. Рассмотренные ранее подробно случаи Японии и Вьетнама, доказывают лишь, что никакое, даже запредельное, с точки зрения современников, варварство и геноцид одной державы по отношению к другой, не является непреодолимым препятствием к тому, чтобы потомки жили в мире. Они могут стать даже союзниками (как Япония и США), ну или, в крайнем случае, «партнёрами» (как Вьетнам и США). Политический прагматизм, зачастую, эффективно купирует историческую память. Поэтому, несмотря на ожесточённый характер военных действий, никаких фундаментальных препятствий для будущих нормальных отношений между Россией и пост-Украиной не просматривается.

2. Единственным потенциальным препятствием, которое, собственно, и привело к кровавому противостоянию, является продолжение «тлетворного влияния Запада» на Украину. Есть, однако, некоторая уверенность, что такое влияние не будет долгосрочным, как по причине тектонических изменений в странах самого Запада, так и по причине утраты посткризисой Украиной значительной степени той ценности, которую она представляла для Запада в качестве проекта анти-Россия.

3. Позитивный сценарий развития событий (мирное или, даже, партнёрское сосуществование России и пост-Украины) ни в коем случае не следует читать «самореализующимся». Он возможен лишь в случае постоянных усилий по возврату прямого информационного воздействия на украинцев, восстановления разрушенных исторических связей в самых различных областях, той исторической памяти долгих лет совместной жизни в составе единого государства, избавления от любых остатков бандеровской идеологии.

4. И лишь на следующем этапе, когда «мир в головах» начнёт восстанавливаться и «европейские ценности» окончательно девальвируются, можно будет перейти к экономическим проектам восстановления пост-Украины с привлечением российского бизнеса и с непременной интеграцией украинской экономики с экономикой России и, шире, ЕАЭС.