«Совы» и «Коты»: как ход СВО изменили «боевые птицы»

Нынешний этап боевых действий на Украине — «война дронов». Смертоносные «птицы» разрезают небо в две стороны и уничтожают все на своем пути. Это делает невозможным ни классический штурм, ни прорывы на БТРах, ни танковые операции. «Серая зона», еще в 2022-м составлявшая несколько десятков метров, сейчас растянулась до 20-ти километров и будет еще больше. Спецкор RTVI пообщался с операторами БПЛА бригады «Эспаньола» о том, как изменилась спецоперации, как технологии двинулись вперед во время боев за Часов Яр, и о том, что будет дальше.

«Совы»

В располагу к «Совам» мы приехали рано утром. Эти парни работают на так называемых «тяжелых крыльях», или беспилотниках самолетного типа. Вопрос, почему «Совы», отпадает сам собой, когда оказываешься внутри располаги. У них тут собственный зоопарк — вольеры с кроликами и павлинами, а особняком выделяется большая клетка, где на ветках величаво восседают три ушастых совы.

— Я на «птиц» перешел в 2024 году, — рассказывает Грин, в этот день в располаге он был за главного. — Мне понравилось, зацепило.

На Донбассе Грин оказался осенью 2022 года. Сам он из футбольных фанатов, с 1999 года ездил на футбол, болел за «Спартак». В сентябре 22-го увидел телеграм-канал «Эспаньолы» и решил написать по размещенному там номеру телефону. Оказалось, что номер принадлежал командиру «Эспаньолы» Испанцу.

— В этот момент я шел в военкомат. Мне 500 метров оставалось, когда из «Эспаньолы» ответили, — вспоминает Грин. — Испанец мне перезвонил. Сказал, что народа пока мало, команда только собирается сейчас в Донецке. Мол, прыгай в автобус, приезжай, мы тебя встретим.

Грин говорит, что близкие были не в восторге от его решения.

— Говорили: ты че, умирать едешь? Мне кажется, поначалу все и везде так реагировали, когда люди шли на СВО. Но я сказал, что все равно поеду. Родину надо защищать, — говорит Грин.

Так вышло, что в автобусе, отъезжающим из Москвы в Донецк, набралось восемь новобранцев — все из околофутбольной среды. В Донецке их встретил Испанец и отвез в часть, где они прошли курс молодого бойца. Все это происходило на полигоне батальона «Восток» Александра Ходаковского.

В октябре новобранцев уже вывезли на позиции — под Угледаром. Дежурство было трое через трое суток. По бумагам Грин был помощником пулеметчика, а на деле — работать приходилось на разных позициях. Изначально его вообще тренировали как штурмовика.

— В 2022 году на нашем направлении штурмов еще не было. Была позиционная война. Сидишь, держишь позицию, ждешь врага. Если ты на передней позиции, враг от тебя в 200 метрах в зеленке сидит. Смотришь, чтобы не прорвался, да и прячешься от минометов и танков. Дронов тогда еще мало было. Только «мавики» летали. Сбросы редко были, — рассказывает собеседник RTVI.

Боевое крещение у Грина произошло там же, под Угледаром. В тот день должна была проходить ротация. Парни отработали минометом, но противник насыпал в ответ — два снаряда. Один из них разорвался рядом с «буханкой», в которой сидели бойцы.

— В тот вечер у нас было пять «двухсотых», семь «трехсотых». Один из них впоследствии тоже стал «двести», — вспоминает Грин.

— Это все «Эспаньола»? — интересуюсь у него.

— Нет. В основном ребята из «Востока». У нас был один «двухсотый», как раз Плацкарт. И два «трехсотых». Вот тогда, как говорится, мы и увидели саму войну, — говорит Грин.

Максим Шманин, он же Плацкарт, — ветеран фанатского объединения ЦСКА — Red Blue Warriors. Его похороны прошли в ноябре 2022 года в Подмосковье. На момент гибели Шаманину было 44 года. Во время похорон в память о Плацкарте ультрас зажгли красные фаеры, а в телеграм-канале «Эспаньолы» были опубликованы слова: «Ты ушёл героем. Ты навсегда с нами. Смерти нет. Обязательно ещё увидимся!».

Грин тем временем продолжает.

— «Птицы» активно начали появляться в 2023 году. Особенно FPV. Наверное, это был март. Укропы начали запускать их по позициям. Мы тогда как раз в Луганск переехали. «Эспаньола» начала развиваться, начались формироваться различные подразделения. Начала строиться система. Если мы из «Востока», грубо говоря, все вышли штурмовиками, то теперь у нас стали появляться разные направления.

В тот момент, когда Грин перешел на БПЛА, у него были маломальские навыки обращения разве что с «мавиками», которые военные использовали для разведки. В 2024 году Грин присоединился к отделению «Сов», которое специализируется на тяжелых ударных крыльях. Направлением их работы стал Соледар.

— Первыми крыльями, с которыми мы работали, были «Стрела» и «Привет», — рассказывает Грин. — Поначалу нам не хватало связи. «Самолет» не мог перелететь линию фронта. В Соледаре она составляла 3,5 км. А первая цель была на расстоянии пяти километров. Только через седьмой-восьмой «самолет» мы смогли долететь и упасть где-то рядышком с блиндажом. А вот в мае-июне мы поразили уже первую цель — вышку: с Бахмута мы долетели на «Стреле» до Часова Яра. С этого момента двери в этот вид деятельности для нас открылись.

Чтобы показать, что из себя представляют тяжелые крылья, Грин ведет меня в сарай, где парни готовят своих «птиц» к бою. На полу военные ящики. У стен и на стенах висят беспилотники: «Привет», «Стрела», «Молния-1» и «Молния-2».

— Вот она, «Стрела», которой мы в вышку попали. Тащит она от 1,5 до 3 кг взрывчатки, — показывает Грин и объясняет, что «Стрелу» с 1,5 кг взрывчатки можно запустить с руки. Если 3 кг — уже с катапульты.

— Что может разнести такое количество взрывчатки? — интересуюсь у «птичника».

— Мы, как правило, крыши вскрываем, стены стараемся расхреначить.

Грин показывает видео уничтожения вражеской вышки. Ее ВСУ использовали как глаза и связь. Во время пролета «Стрелы» закадровые голоса на видео с нетерпением ждут попадания: «Давай, давай, давай!». Как только вышка взорвана, раздается восторженный возглас:

«Да-а-а!».

— Просто все понимали, что это первая цель, которая была достигнута, — комментирует Грин. — После этого «Стрелу» мы использовать перестали и перешли на «Приветы». Самый дальний полет такого крыла у нас составляет 30 км. Тащат они на себе по пять килограммов взрывчатого вещества. Все лето 2024 года мы работали только на «Приветах», настоящая рабочая лошадка.

Грин вспоминает, как под Часовым Яром с помощью «Привета» уничтожили мост, который использовали ВСУ для ротации и логистики. БПЛА ударил в стену здания, за которым располагалась важная переправа. Здание оказалось заминированным. В результате одно «крыло» уничтожило и здание, и сам мост.

— Постепенно вместе с «Приветом» стали использовать «Молнию», — продолжает Грин. — По дальности в силу хорошего аккумулятора она может преодолеть свыше 60 км. Тащит до 10 кг взрывчатки. На нее можно даже ТМку [противотанковую мину] повесить. Конечно, 60 с ней не пролетит. Но километров на 20 вполне. В момент пикирования развивает скорость от 150 до 170 км/ч.

— А какие вообще скорости у таких БПЛА? — спрашиваю у Грина.

— Все «электрички» в принципе от 80 до 100 км/ч идут, — отвечает собеседник RTVI. — «Молнии» и «Приветы» мы используем в большом количестве.

«Эспаньола» активно сотрудничает с конструкторскими бюро. Тестирует новые «продукты», дает обратную связь, выставляет ТЗ для улучшения технических характеристик изделий.

— Небо на гражданке и небо на СВО — это два разных неба. Что бы люди на гражданке не говорили, что у них там все летит хорошо, тут все может быть совершенно по-другому, — говорит Грин. — На передке своя микроволновка. Там столько разных частот, что то, что здесь может отлично работать, там может не работать вообще.

Говорим про Часов Яр.

— Вот когда враг находился в самом Часике, для нас было классно. Потому что это высота. Все цели в основном были поражены. Потом, когда их оттолкнули за Часов Яр, — там низина. И перед нами Часик уже предстает как бы горой — перекрывает сигнал. Соответственно, статистика эффективности работы уменьшилась. Плюс у них появилось ПВО коптерного типа, так называемые «Охотники»: они охотятся за крыльями и сбивают. Если в 2024 году они по нам вообще не отрабатывали, то в этом — из трех «самолетов» два сбивают охотники. Но и на них управа есть, — говорит Грин.

По его словам, в окрестностях Часова Яра у противника сегодня огромное количество FPV-дронов. А вот тяжелых крыльев — гораздо меньше, чем у российской армии.

— Вот разведка у них достойная, — признает Грин. — Наши «охотники» по их разведывательным крыльям только сейчас начали работать. Но технически они получше. В них все западные страны вкладываются, чего уж. Поэтому они прут и прут. Но мы тоже не отстаем.

Говорим о том, насколько опасно быть оператором БПЛА в зоне СВО.

— Мадьяр придумал, — говорит кто-то из бойцов, имея в виду руководителя аэроразведывательного подразделения ВСУ «Птицы Мадьяра» Роберта Бровди.

Грин объясняет, что в современных боевых действиях кем бы ты не был в подразделении — все опасно.

— Есть только одно но. Чтоб добраться до переднего края, — будь ты БПЛАшник, сапер или штурмовик, — тебе надо пройти участок, который просматривается. Нам, допустим, кто работает с дальними «птицами», может быть немного безопаснее. В плане того, что находимся дальше от передка. Но все равно в зоне риска, по нам кладут. И если нас срисуют, то по нам прилетит уже ракета. Обычно же как вычисляют — устанавливают место, откуда вылетела птица и дальше туда прилетает ракета. Артой нечасто бьют. Все зависит от того, где ты сидишь. Если в бетоне, то арта бесполезна. Если в частном доме — то и артой можно, и FPVшками. И тут уже — повезет или не повезет. А учитывая, что сейчас приоритетная цель — БПЛАшник, причем, что с нашей, что с их стороны, — он сразу в зоне риска.

Сейчас, говорит Грин, российская армия научилась консолидированной работе на низовом уровне. Поэтому эффективность по уничтожению расчетов БПЛА противника повышается.

Еще одно направление БПЛА, которое сейчас активно задействовано в зоне спецоперации, это дроны на оптоволокне. Грин говорит, что за ними будущее. Причем сегодня преимущество в «оптике» за российской армией.

— Мы тут впереди. Сейчас оптика заменят FPV. Эффективность высокая. Из одного [дрона] один как правило долетает до цели. Из 10 один может не долететь в силу каких-то неисправностей. Но они себя точно окупают, — считает собеседник RTVI.

— А сбивать такие дроны мы умеем?

— Только с ружья, как FPVишки.

— Сколько, — спрашиваю у Грина, — в день на одном участке фронта используется беспилотников?

— Если брать по минимуму, например, участок 10 км в ширину, то в среднем, думаю, один расчет FPV использует, если погода позволяет, не меньше 100 штук в день. Они могут один за другим пускать. У нас тяжелые «крылья», один вылет в 40 минут. Надо понимать, что сейчас идет война дронов. 75-80% того, что стреляет, это уже дроны.

— А какой расход для уничтожения цели?

— Мы готовим три FPVшки или три крыла на цель. Если с первого раза не попал, еще две в запасе есть.

В конце нашего разговора Грин добавляет: «Если вы меня спросите, что я буду делать на гражданке, то на гражданке я себя уже не вижу. На наш век войн хватит».

«Коты»

Следующей точкой нашей поездки в этот день стала располага «Котов». Эти ребята работают с FPV-дронами, которые буквально заполонили небо над линией фронта. А их развитие постоянно растягивает «серую зону» великаньими шагами.

Фэнку 45 лет. В «Эспаньолу» он попал из «вагнеров». В составе ЧВК он штурмовал Бахмут, потом год проработал в Мали, а затем снова вернулся на Донбасс. Был пулеметчиком. Но с развитием дронов укрепился в мысли, что старые методы работы стали неэффективными, так и попал в подразделение БПЛА.

— То, что здесь происходит, то в каком темпе бегут технологии, — это просто небо и земля в сравнении с тем, что было буквально недавно, — говорит Фэнк. — Я работал со многими безо всякой иронии крутыми вояками — Героями России, кавалерами Ордена Мужества, супер-профессионалами из сил специальных операций, но сейчас боевые действия приобрели такой характер, когда даже их навыки здесь становятся бесполезными. Технологии, технологии и еще раз технологии…

В сентябре прошлого года группа Фэнка зашла в Часов Яр. Изначально план заключался в полной автономии, предполагавший свободную охоту. И практически сразу «Коты» убедились в тщетности этой затеи — противник сидел в глухой обороне, которая выстраивалась там годами.

— Ну то есть они прекрасно знали, до куда могут долететь наши дроны, и просто, блин, стояли курили и проводили ротацию, прекрасно понимая, что до тех позиций мы не долетим, — рассказывает Фэнк. — Подойти ближе было невозможно. На всех тропах, которые туда вели, были пулеметные точки, и они просто простреливали все, что движется. Когда мы начали разведку, поняли: да блин, их просто невозможно оттуда выковырять. Разве что только ФАБами.

Флэт объясняет, что в итоге взятие Часова Яра стало медленной, кропотливой работой, когда шаг за шагом, в слаженности, каждое подразделение выполняло свои задачи и постепенно перемалывало противника. Вместе с тем, полагает Фэнк, не исключено, что ФАБы еще понадобятся.

— Хотя Часов Яр официально взят, работать оттуда не представляется возможным, — объясняет собеседник RTVI. — Подвоза пока туда нет, все жужжит. Причина — все те же технологии. Если раньше они сидели в лесополках на расстоянии пяти километров и кошмарили FPVшками, то сейчас, когда мы их оттуда откатили и расстояние стало 15 километров, они продолжают все так же активно использовать FPV. Туда как было не зайти, так и остается.

По словам Фэнк, если еще совсем недавно взятие высоты означало бы невозможность для противника отрабатывать по ней дронами с большого расстояния, то сейчас ВСУ начали использовать специальные ретрансляторы сигнала, который позволяет преодолевать практически любую высоту.

— Вот, допустим, сидит расчёт FPV. Перед ним высота, скажем, 100 метров. Дальше гора метров 200. За ней противник. Наш сигнал через эту гору уже никак не пройдет. В этом случае мы поднимаем еще одну «птицу», которая будет находиться выше горы метров на 500, и на ней закреплен ретранслятор. Мы подаем на него сигнал, и она через этот ретранслятор уже раздает сигнал боевой «птице». Так преодолевается высота и различные помехи, — рассказывает Фэнк.

Не так давно «Эспаньола» вышла на технологию, которая позволяет через ретранслятор раздавать сигнал сразу на несколько «птиц». Но загвоздка в том, что ресурс у дрона с ретранслятором ограничен — через 30 минут «птицу» нужно вернуть домой или заменить.

В это время ВСУ усовершенствовали ту же технологию и стали применять дроны с ретрансляторами на солнечных батареях. И это безусловно прорыв. Теперь такой дрон можно поднять хоть на семь километров ввысь, а солнечная батарея увеличивает время его работы в разы. При этом обнаружить дрон с таким ретранслятором и на такой высоте очень сложно.

— А РЭБы против таких вещей неэффективны? — интересуюсь у собеседника.

— Ну, что такое РЭБ? Принцип его работы в том, что просто на определенные частоты подается большая сила тока, чтобы создавать помехи. Но эти частоты постоянно меняются. Сегодня РЭБ невозможно настроить так, чтобы он глушил все частоты. Он глушит диапазоны. Пока мы, условно, РЭБ поставили на 1700, на 2500, на 5800, — у них полетело на 300, — объясняет Фэнк и уточняет, что российская армия и «Эспаньола» в частности — все это тоже умеют. — Но они пока немножечко впереди. Им активно помогает Запад. Мы в «Эспаньоле» их быстро догоняем. То есть идет постоянная гонка.

С Фэнком мы общаемся внутри располаги. На стенах развешаны различные флаги. На протяжении всего разговора со шнурком на моих кроссовках играется маленький котенок. Время от времени Флэт тяжело вздыхает. Интересуюсь у него на этот счет. Он говорит, что за время своего участия в спецоперации успел получить два ранения. Оба связаны как раз с FPV-дронами.

Первое боевое Флэт получил, нарвавшись на «Ждуна». Это специальный дрон, который «забывают» в том месте, где потенциально может проходить противник. Когда тот фиксирует движение, он взмывает и начинает работу на уничтожение.

— Мы тогда двигались по открытой местности, выбирали позиции, и тут на нас вышла «птица», — вспоминает Фэнк.

— Что делать в таком случае?

Фэнк говорит, что был взбешен, когда наткнулся в интернете на видео, на котором военных учили замирать при виде FPV.

— Это п*****! Лучшей цели для оператора просто нет, — говорит собеседник RTVI. — Тех, кто такому обучает, нужно самих пускать в расход.

Сам Фэнк убежден, что каждый военный, участвующий в СВО, просто обязан научиться летать хотя бы на симуляторе, чтобы понимать, как устроена работа FPV-дрона и управление им.

— Только когда ты знаешь, как это работает, как оператор работает, как и какой он может сделать маневр, только тогда у тебя есть хоть какой-то шанс его обмануть, — объясняет Фэнк. — FPV-дрон — суперманевренный. Поэтому понимание, как он устроен плюс хорошая физическая подготовка увеличивает шансы. Что еще немаловажно — ты ни в коем случае не должен паниковать. Начал паниковать — тебе конец.

Возвращаясь к своему первому ранению, Фэнк рассказал, что ему удалось выжить лишь благодаря тому, что он успел резко нырнуть под дрон, когда тот уже находился перед его лицом. В итоге бойца посекло осколками, но он остался жив. Второму бойцу, что был с Фэнком, не повезло. От своего дрона, немного запаниковав, он побежал и тот смертельно поразил его в спину.

Второе ранение Фэнк получил совсем недавно под Часовым Яром. Они с товарищами сидели в блиндаже, который рано утром вычислил противник и послал туда своих «птиц». Причем блиндаж был отлично обустроен: высота потолков четыре метра, сверху бетонные плиты, а над ними еще метра три насыпи. Если смотреть сверху — просто бугор земли. Но ВСУ все же вычислили. Разбирали блиндаж они планомерно. Сначала подорвали генератор, отчего внутри погас свет, затем — обрубили связь. Потом повесили одну «птицу» над входом, а второй ударили прямо в нее, вследствие чего вся кумулятивная волна зашла точно в блиндаж.

Вместе с ним в тот злополучный день в блиндаже был боец «Эспаньолы» с позывным Немец. В отличие от Фэнка, в результате взрыва его засыпало еще сильнее. Он не мог кричать. Немца впоследствии откопали. Но он был мертв.

— Вот так сложились обстоятельства, — сокрушенно говорит Фэнк. — Так что сегодня я с тобой разговариваю, а не Немец.

Мы оба молчим.

Я вижу, что Фэнк тяжело это вспоминать. И чтобы как-то разрядить обстановку интересуюсь его планами.

— Хочу отдохнуть пару месяцев, — говорит он. — Организм не на**** [обманешь]. Он постоянно на стрессе. У меня в «вагнерах» бывали моменты, особенно под конец командировки, когда уже все становится по фигу. Вот когда такое чувство появляется — нужен отдых. Обязательно нужен отдых. Я знаю людей среди мобилизованных, которые третий год уже воюют. Они уже ходят в открытую, даже не прячутся от «птиц». Вот такого точно не должно быть. Ты сам и твой командир должны это замечать. И хороший командир всегда заметит и найдет возможность отправить в отпуск.

— Когда все все закончится? — спрашиваю в Фэнк.

Он улыбается. Фэнк похож на Тора из известного голливудского блокбастера. Могучий, с бородой и длинными русыми волосами. Он небрежно забрасывает волосы назад и говорит:

— У меня есть видение на этот счет. Но я не хочу говорить. Пока не закончится. Пока что нет.

Денис Волин

Связаться с автором