Венеция 2025: «Бугония» Йоргоса Лантимоса — между чёрной комедией и паранойей
28 августа на Лидо прошла премьера нового фильма любимчика Венеции Йоргоса Лантимоса «Бугония» / «Bugonia». Это англоязычный вольный ремейк южнокорейской культовой ленты «Спасите зелёную планету!» («Save the Green Planet!» 2003 года, режиссер Чан Джун-хван), который в равной степени похож на зеркало и кривое стекло. Показывая историю похищения, режиссёр на самом деле исследует похищение реальности.
Двое одержимых теориями заговора мужчин уверены, что захваченная ими руководительница фарм‑корпорации — инопланетянка, и они действуют так, как если бы это было несомненной истиной. В этом «как если бы» и спрятана главная пружина фильма: при достаточном количестве страха и воображения граница между убеждением и фактом стирается до опасной прозрачности.
Важно, что Лантимос в своем фильме не уходит в фантастику — наоборот, он настаивает: это не дистопия, а реальность, доведённая до контрастности. Современный мир и без кино полон техногенных и климатических тревог, политической истощённости и цифрового шума. «Бугония» лишь «проявляет плёнку», где зерно — наши собственные навязчивые идеи. В результате жанровая оболочка (чёрная комедия, триллер, научная фантастика) оказывается способом поговорить не о пришельцах, а о людях, которые слишком охотно видят пришельцев в других.
По меркам режиссёра фильм ощутимо «заземлён». В отличие от барочной избыточности предыдущих работ («Бедные-несчастные»), здесь всё держится ближе к телу — к комнате, к лицам, к слову, к барьеру между похитителями и пленницей. Архитектура абсурда спрятана не в фантастическом мире, а в узнаваемых помещениях, одежде, интонациях. Такой сдвиг оптики важен: гротеск перестаёт быть экзотикой и превращается в продолжение повседневности, где паранойя находит оправдание в каждой новости и в каждом видеоролике.
Эмма Стоун играет холодную, собранную, иногда пугающе уверенную CEO — фигуру власти, которую двое не очень здоровых фермера пытаются «раскодировать» как не‑человека в своем грязном подвале. Смена облика (включая бритую голову) здесь не трюк, а жёсткое актёрское решение: героиня одновременно уязвима и непробиваема, как объект жестокого эксперимента, который сам ведёт экспериментаторов к предсказуемому финалу. Джесси Племонс, как обычно, работает на грани — его персонаж способен казаться и опасным, и трогательным; вера и неуверенность в нем сменяют друг друга с одной и той же мощью. Эта дуэль между героями не про физическую власть: речь о власти нарратива — чья история окажется заразнее.
Визуальный язык картины подчёркнуто материальный, лента снята оператором Робби Райаном на 35-мм плену в формате VistaVision. Широкий экран, пристальный крупный план, «дышащая» оптика — всё это создаёт эффект гипер‑реальности: будто смотришь не кино, а документ то ли чужой убеждённости, то ли коллективной галлюцинации. И чем сильнее герои пытаются прояснить истину, тем опаснее становится мир вокруг.
Монтаж работает так, что пауза оглушает громче крика: сцены, где ничего не происходит, оказываются самыми нервными. Музыка не диктует эмоцию, а сдвигает её на пол тональности — словно подкручивает ручку шума, пока пространство не начинает пульсировать. Художественное решение и звук создают среду, которая живет по своим собственным законам, то усиливая, то ослабляя давление на зрителя.
Сюжетная схема «пленница против похитителей» легко склоняет зрителя к прямолинейным выводам, но фильм избегает тезисности. Гораздо важнее показать механизмы убеждения. Что делает людей уязвимыми к теориям заговора? Оказывается, не только страх и злость, но и желание вернуть себе контроль — найти простой ответ там, где мир сопротивляется объяснениям. «Бугония» работает как модель комнаты с зеркалами: любой наивный вопрос («вдруг она правда с другой планеты?») отражается десятком более сложных — про власть, капитал, эмпатию, личную ответственность и цену «спасения» мира по собственному рецепту.
Отдельная тема — этика сочувствия. Картина постоянно подталкивает: кому мы сочувствуем? Жертве ли, которая, возможно, вовсе не жертва? Или людям, готовым на насилие из искренней убеждённости, что спасают мир? И где проходит граница между политической радикализацией и отчаянной попыткой вернуть смысл собственной жизни? У Лантимоса нет лёгких ответов, зато есть готовность оставлять зрителя в ситуации мыслительного дискомфорта.
Реакция прессы закономерно разошлась: для одних это хирургическое попадание в дух времени, для других — смесь стилей. Но в обеих позициях звучит одинаковое признание: картина застревает в памяти. Даже если вас раздражают «ломаные» интонации режиссёра, от «Бугонии» трудно отделаться — слишком уж узнаваемы фантомные боли, которые она затрагивает. Это кино не просит верить, оно предлагает проверить, насколько хрупка ваша собственная уверенность.
Для режиссёра мировая премьера в основном конкурсе Венеции — не столько красная дорожка, сколько площадка для разгона: сперва возбудить дискуссию в профессиональных кинокругах, затем вынести спор в большой зал. Как сообщила компания Focus Features, американский прокат будет работать по схеме «ограниченный показ с последующим расширением сеансов» и это как будто продолжение формулы фильма: от узкой камеры к открытому пространству, от частного кейса к общественному разговору.
Пара «Лантимос–Стоун» давно стала заметным явлением в авторском кино. От барочной аллегории власти к эксперименту над границами эмпатии — каждый их совместный проект сдвигает мерку допустимого. «Бугония» добавляет важный разворот: здесь исследуется не столько власть над телом, сколько власть над версией реальности. Стоун не просто персонаж; она тестирует нас на способность сомневаться. И чем прагматичнее и «технологичнее» выглядит её героиня, тем болезненнее звучит вопрос: есть ли у рациональности шанс, когда истина проигрывает хорошо упакованной сказке?
Если сравнивать с корейским первоисточником, становится видно: Лантимос заимствует не сюжетные ходы, а нерв. Его интересует не поворот «инопланетяне/не инопланетяне», а момент, когда частная вера начинает диктовать общественные практики. «Бугония» — это не ремейк ради ремейка, а актуализация темы для сегодняшнего зрителя, живущего в мире, где любая конспирология получает миллионы репостов быстрее, чем успевает включиться здравый смысл.
Возможно местами фильм слишком увлечён формой, но трудно отрицать другое: это кино, которое заставляет услышать собственный белый шум подозрений, щёлканье догадок, гул информационных потоков. И если к финалу вам покажется, что вы стали чуть осторожнее с абсолютными суждениями, значит, эксперимент удался.
Новая картина Йоргоса Лантимоса не предлагает утешение, но предлагает подумать, как легко мы превращаемся в заложников историй, которые сами себе рассказываем.