IT-предприниматель Булат Ганиев: «Казань – один из самых желанных городов для айтишников»

Сооснователь «Технократии» рассказал о том, как цифровизация меняет Татарстан

За последние годы Татарстан стал регионом-флагманом по многим направлениям, в том числе в IT. О том, как цифровизация проходила в Татарстане, каково сейчас предпринимателям из этой сферы и чем республика похожа на Кремниевую долину, рассказал основатель IT-компании «Технократия» Булат Ганиев.

«Казань считается одним из самых желанных городов России для релокации»

– Булат, как изменилась сфера IT за последние 5 лет?

– С вашего позволения, я бы оценивал не только последние 5 лет, а включил бы и предшествующие годы. Последние 5 лет – период глобальной нестабильности в мировой экономике. Это период пандемии и специальной военной операции. Я считаю, что руководство республики дальновидно системно инвестировало и создавало условия для того, чтобы IT-индустрия у нас появилась и развилась. Это позволило сформировать запас прочности.

Сюда можно отнести и большие инвестпроекты, как Иннополис и IT-парки, инвестиции в подготовку кадров, амбиции в цифровизации. Республика помогла взрастить поколение бизнесов, которые стали драйверами IT-экономики региона. Так всегда бывает: сначала компании работают с госсектором, государство часто выступает «клиентом-стратегом», а дальше эти компании начинают масштабироваться, работать с другими регионами и странами.

Многие лучшие практики цифровизации госорганов впервые появились в Татарстане: идея с цифровыми госуслугами и электронный документооборот, например. Это лидерство постоянно фиксируется в рейтингах – Татарстан постоянно попадает в топ регионов по цифровизации.

Казань считается одним из самых желанных городов России для релокации среди айтишников. Республика проактивно развивала IT-сегмент, и нам есть чем гордиться. Поверьте, нам есть с чем сравнить. Очевидно, в тех регионах, где этого не было, там ничего и нет. Там сейчас, скорее, «догоняющая» стратегия.

Что касается пандемии, глобальная эпоха ковида, скорее, сыграла на руку IT-компаниям. Когда все заперлись по домам, резко выросла нагрузка на IT-сервисы, все начали работать в онлайне. Государства, не скупясь, печатали деньги для поддержания экономик. Эти деньги вылились на инвестиционные рынки, в том числе отчасти стали причиной криптопузыря. В целом IT-индустрия в ковид чувствовала себя хорошо, она выросла и в мире, и в России.

Когда началась специальная военная операция, IT-отрасль России оказалась в сложной ситуации. Во-первых, индустрия IT в целом привыкла к глобальному пространству. То есть, работая из Казани, можно дотянуться до граждан любой страны мира. Всегда были ограничения с юрисдикциями, с открытием компаний, но плюс-минус это была глобальная цифровая экономика, компании могли легко масштабироваться. Во-вторых, многие привычные сервисы ушли, заставили на лету перестраиваться. Сейчас мы научились преодолевать эти проблемы, но преодоление проходит с экономическими издержками, разумеется.

Сейчас глобальные экономические зоны более четко фрагментируются по зонам формального и неформального влияния (Глокал), очерчиваются регионы MENA (Центральная Азия и Северная Африка), LATAM (Латинская Америка), экс-СНГ, отдельно Европа и другие. Все поняли, что глобальные IT-компании несут не только удобство, но и влияние, во-вторых, государства тоже хотят зарабатывать, когда продают их населению.

Поэтому я считаю, что Татарстан совершил ряд стратегически правильных шагов в своей IT-стратегии. Сегодня сюда хотят переезжать большие компании и открывать офисы, здесь рождаются стартапы, много студентов учатся здесь – это запустило позитивный маховик развития IT-индустрии.

«В коллаборации мы способны выдавать более качественную аналитику»

– В Академии наук Татарстана очень много говорят про технологии, инновации, цифровизацию, от нее исходит очень много инициатив. Какую роль Академия наук РТ играет для IT-предпринимателей?

– Наша компания – официальный партнер Академии наук РТ по исследованиям в области искусственного интеллекта. Академия наук РТ – это один из тех институтов, который формирует стратегию развития искусственного интеллекта в республике. В каком-то смысле Академия работает как think tank, или аналитический центр, который помогает формировать правильную политику в сфере технологической сферы. У нас сильная доменная экспертиза в искусственном интеллекте, хорошая аналитическая команда, которая понимает потребности бизнеса и предпринимателей. Кооперация здесь интересна и нам, и им. В коллаборации мы способны выдавать более качественную аналитику.

– Академия наук выступает своего рода регулировщиком?

– Я понимаю их роль скорее как институт, который должен показать определенную перспективу развития технологий в республике: анализ фундаментальных научных и технических трендов и помощь в вопросах технологических ставок республики.

– Как в этом смысле отличается Министерство цифрового развития Татарстана от Академии наук РТ?

– Министерство цифрового развития – рупор технологической трансформации республики. Они заняты более предметными вопросами: какие продукты нужно поставить, какие технологии нужно использовать, как улучшить жизнь граждан. Это вопрос не научного характера, а технологического и социального. Они лучше понимают, какие продукты республике нужны, какие инфраструктурные вопросы лучше решить с точки зрения связи и так далее. Я вижу их функцию как интеграторов инноваций. Академия наук же, по-моему, занимается более дальней перспективой.

«Монополия в рыночной экономике естественна»

– В прошлом году вы прогнозировали, что молодым IT-компаниям будет сложнее выжить в 2025 году. На сегодняшний день это актуально?

– С одной стороны, в экономике сейчас непростая ситуация, чтобы запускать бизнес: высокие ставки, геополитические риски создают волатильность.

Но это такой «перевертыш»: «черный лебедь» переворачивает экономическую ситуацию, но экономика не падает везде, для кого-то она, наоборот, растет. Сейчас по-прежнему много возможностей запустить бизнес в IT. Скорее всего, он не будет похож на те бизнесы, которые запускали раньше. Когда мы запускали компанию, почти 9 лет назад, мы находились в другой экономической реальности.

«Черный лебедь» – это проблема для тех, кто привык зарабатывать в старом контексте экономики, и преимущество для новичков. Есть короткое окно возможностей, когда «старые лидеры» в растерянности, а новые еще не появились. Настоящие стартапы и создаются на таких контрастах.

Когда я говорил про возможные банкротства, я скорее говорил про то, что многие компании привыкли жить в определенных условиях развития, бюджетирования, спроса и рынка, но это все очень сильно поменялось. Сейчас перед большинством компаний стоит вопрос: а как по-новому? Времени, чтобы перестраиваться, нет. Были бы, например, дешевые деньги, можно было бы перекредитоваться, а деньги дорогие, и пространство принятия решений всегда сужается. Компаниям нужно очень ювелирно и быстро действовать в этом идеальном шторме. Наверное, не все его переживут.

Плохо ли это для экономики? Мне по-человечески жалко, когда я вижу, как закрываются компании, в которые были вложены годы жизни, миллионы сбережений, много сил и нервов. Но с точки зрения государства какие-то компании закончились, а какие-то появились. В этом сила рыночной экономики, она способна очень быстро себя перестраивать в новую конфигурацию и продолжать функционировать. Главное – оставить ей пространство для гибкости, не увлекаясь излишне регулированием.

– Вы сказали, дешевых денег немного?

– Существуют льготные программы, гранты, но они не каждому подойдут. Венчурного рынка у нас никогда серьезного не было в силу специфики экономики. Высокая ставка тормозит экономику, и это охлаждение ощущают по цепочке все.

– Даже по госзаказам?

– Во-первых, этот спрос скорее сужается, а не растет. Во-вторых, когда вы занимаетесь госзаказами, это на самом деле длинные торги, и у тебя должно быть «финансовое плечо». Многие компании просто кредитовались на этот период. В конце им оплачивают контракт, и они закрывают кредит. Когда деньги дорогие, кредит съедает все, экономический смысл в работе с госконтрактами получается сомнительный. Дорогие деньги просто съедают эту инициативу. Многие думают, что этим бизнесом заниматься бессмысленно.

Но это меньшая часть IT-экономики. Все-таки IT-компании больше работают не с государством, а с конечным пользователем. Поэтому эта история с госзаказами относится к очень ограниченному количеству IT-компаний.

– У меня сложилось впечатление, что именно эти компании представляют большинство.

– Нет, конечно. Возьмите сервисы, которыми вы в России пользуетесь. Яндекс, «ВКонтакте», Сбербанк – они не зарабатывают на государстве. Они зарабатывают на услугах и сервисах для граждан. А есть компании, которые конкретно работают с госзаказом и делают сервисы и продукты для государства. Таких компаний, инкорпорированных в государство, все-таки меньшинство в России. IT-компании «здорового человека» не сильно зависят от государства.

– Вы перечислили Яндекс, Сбербанк, «ВКонтакте». Это же огромные компании, в каком-то смысле монополии, они не мешают развиваться маленьким компаниям? Тот же сервис Max не «съест» другие сервисы?

– Монополии в рыночной экономике, скажем так, естественны. Любой бизнес стремится стать монополией. В этом смысле, наоборот, «рука рынка», которую изучают в школе, когда есть много маленьких компаний, а монополий нет, – это полная чушь. Никому не выгодно, когда в стране 100 компаний с низкой маржинальностью, потому что каждая из компаний плохо зарабатывает и ни у кого нет достаточно денег на инвестиции во что-то стоящее.

Даже в Америке в основных сегментах везде монополия или олигополия: Google, Facebook*, Amazon – в каждой сфере есть своя монополия. В России эта история повторяет мировую. Неплохо, что они есть. Это значит, что есть хорошие и зрелые компании, которые зарабатывают очень много денег. Главное, чтобы они деньги не выводили за рубеж, а тратили их на развитие технологий внутри страны.

Да, они обостряют конкуренцию за кадры, но мы с этим давно научились справляться. Более жесткая ситуация была, когда мы только открывали компанию. Очень был агрессивный период охоты за кадрами, была огромная гонка зарплат, многие в Бигтехе тогда агрессивно росли. Мы выработали собственную «Стратегию Давида», направленную на большие инвестиции в свои школы подготовки.

Поэтому с точки зрения кадров есть здоровая конкуренция, но это нормально. Потому что это работает и в обратную сторону. Например, открыл здесь офис, скажем, Сбербанк, перевез сюда тысячи человек, сюда переехала куча ребят со всех регионов России, но они же не вечно там будут работать. По-моему, это увеличение рынка: с одной стороны, зашел конкурент, с другой стороны, конкурент увеличил рынок кадров. Возможно, кто-то уйдет оттуда и перейдет со временем ко мне?

«Молодые люди хотят в IT, но у этого сегмента экономики есть предел»

– Мы перешли к теме кадров. Сегодня как будто все чаще начали говорить про дефицит специалистов в IT. Это действительно так?

– Я думаю, что сейчас, наоборот, дефицит кадров не такой острый и даже появляется профицит. В 2022 году на рынок хлынуло большое количество кадров из компаний, которые ушли с российского рынка. Их впитали проекты в импортозамещении, но не всех. Сейчас экономика охлаждается, и этот тренд переламывается.

Сейчас не увеличивают зарплаты, идут волны сокращений, все пытаются оптимизировать расходы. Большой штат айтишников – это всегда большие деньги: высокие зарплаты, дорогие офисы. Это делает ситуацию с точки зрения кадров более-менее комфортной для работодателя.

– Будет ли этот профицит кадров расти? Качество кадров растет, а мест для них, кажется, немного.

– Смотря в каких, это же нормальный рыночный процесс. У IT была и есть очень привлекательная опция. Для многих молодых ребят это хорошая зарплата, интересный проект, свобода самореализации. Плюс ребятам, очевидно, больше нравятся IT-компании с точки зрения корпоративной культуры. Но, с другой стороны, даже у IT-компаний свои проблемы роста. Кто-то исчерпал рынки, кто-то не успевает перестроиться и сокращает расходы. Наверное, рынок как-то адаптируется, кто-то переучится, все равно какие-то компании растут и нанимают сотрудников.

Плюс есть фактор искусственного интеллекта. Сейчас очень сильно меняется процесс создания IT-продуктов. Многие внедряют GenAI, разработчики тратят на рутинные процессы меньше времени. Есть глобальные технологические и макроэкономические изменения. Поэтому я думаю, что рынок себя откалибрует, а талантливые люди никогда не пропадут. Спрос на талант только вырастет.

– А можно ли связать этот профицит с появлением искусственного интеллекта?

– Пока, думаю, нет. Влияние искусственного интеллекта на сокращения в России пока минимально. Думаю, это влияние минимально даже в мире. Понятно, что сокращения есть, но пока даже в западных пресс-релизах это выглядит больше как намерение.

Вообще каждая технологическая революция, а волна GenAI и языковых моделей вполне себе на нее тянет, на 40% увеличивает спрос на высококвалифицированных кадров. То есть искусственный интеллект, наоборот, создаст больший запрос на квалифицированные кадры.

Будет дефицит, но он будет специфический. Готовых кадров никогда не будет, нужно будет научиться пользоваться искусственным интеллектом, освоить эту технологию, адаптировать ее, научиться применять. Это сложный процесс: одновременно появляются возможности и исчезают. Я не думаю, что будет что-то катастрофическое из-за искусственного интеллекта. Не будет такого, что те, кто сейчас учатся на IT-разработчиков, останутся без работы. Возможно, изменится то, как они трудятся, где они трудятся, но больших рисков с точки зрения дальнейшего трудоустройства для них я не вижу.

«Если все делать самому, все будет дорого и плохо»

– IT-рынок импортозависим?

– Мы жили в логике глобальной экономики, и за 3 года невозможно полностью отказаться от зарубежных продуктов. В критических сферах к этому разумно готовились, и это нас спасло. Но сказать, что сейчас мы полностью можем воссоздать всю цепочку технологий у себя, мы не можем.

– Как долго будет эта зависимость?

– Я думаю, что сама постановка вопроса «мы должны быть на 100% импортонезависимы» неправильная. Она просто невыгодная. В России не такой большой рынок, у нас не очень много людей. 150 миллионов человек – это не очень большая экономика, в ней не появится мировой конкурентный продукт. Это скорее вопрос хеджирования рисков: в каких-то сферах не полностью зависеть от американских продуктов, часть продуктов забирать из дружественных стран, где-то использовать свои – то есть выстроить определенную комбинацию. Потому что, если ты будешь все делать сам, все будет дорого и все будет плохо.

Несмотря на то, что говорят о фрагментации рынка, откате глобализации, мир все равно остается международной экономикой. Логично фокусироваться на том, что у тебя хорошо получается, давать это всем остальным, а у других покупать то, что хорошо получается у них, – обмениваться благами, чтобы был глобальный рост.

Да, в вещах, связанных с безопасностью или критической инфраструктурой, нужно импортозамещаться, но здесь в России и так все было относительно неплохо. IT-сфера у нас в целом всегда была хорошо развита даже в сравнении с Европой. В Европе нет ни своего поисковика, ни своей соцсети, ни цифровых банков. В России все есть – это феномен Рунета. Внутри были созданы большие компании, была хорошая экспертиза, были созданы хорошие продукты.

Все замещать не надо, это будет неразумно. Если все сделать под себя, будет плохого качества альтернатива, которая из-за маленького рынка не сможет улучшить качество, все равно придется выгонять это на внешний рынок. Здесь нужен правильный баланс замещения в критической инфраструктуре, а в некритической нужно правильно выбирать партнеров.

– Много ли у российской IT-сферы экспорта? Понятно, что наши продукты востребованы у нас, но могут ли они выйти на мировой рынок, например, Китай?

– На Китай, думаю, нет. Но есть много примеров российских компаний, которые работают в Персидском заливе или в Центральной Азии. У нас у самих есть компания в Центральной Азии, где мы помогаем банкам цифровизировать банки. То есть наши услуги и продукты в основном востребованы в Казахстане, Узбекистане, Туркменистане. Поэтому я думаю, что здесь у России хорошая позиция. Мир сейчас выглядит так, что либо ты садишься на технологическую иглу Соединенных Штатов, либо на технологическую иглу Китая, но есть огромное количество стран, которые не хотят быть сильно технологически зависимы от одной из этих стран, и для них Россия – это отличная «третья сила». Она не такая доминантная и мощная, как две другие, при этом она обладает набором хороших технологий.

Это вообще одна из парадигм российского экспорта. Сейчас многие говорят, что Россия может продавать технологии «без влияния», то есть Россия как «поставщик суверенитета» в мире. Мы продаем оружие, мы продаем энергетику, мы можем продавать IT-технологии, но в суверенном принципе – вместе с ними мы не продаем контракты, по которым можно все выключить. Мы можем так структурировать контракты, что, даже если у нас отношения разладятся, этими продуктами можно будет пользоваться. Это может быть интересным рыночным предложением для тех стран, которые боятся попасть под влияние больших сил, и российские продукты могли бы в этом плане конкурентно выделиться.

– А это безопасно?

– Почему нет? Ты продаешь рыночный продукт какой-то стране, с которой у тебя хорошие отношения. Они могут испортиться, но ты не используешь бэкдоры, чтобы в какой-то момент на них влиять. Россия в целом менее экспансивна, она больше фокусируется на собственной безопасности. Поэтому, возможно, в текущем состоянии экономики это могла бы быть одна из интересных стратегий. Мы, условно, экспортируем технологии без влияния, помогаем другим странам восстановить технологический суверенитет, при этом мы не привязываем их к себе, делаем это свободно.

– Суверенно?

– Суверенно, да.

«Бигтех замещает часть функций государства – это неизбежный технологический прогресс»

– Как большие цифровые платформы, меняют отношения людей и государства?

– Это меняет структуру власти. Какие-то институты отпадают, меняется сама система. Попробую ответить на ваш вопрос так, как я его понял, – меняет ли развитие технологий то, как функционирует государство?

Есть такой экономист, директор экономического института МГУ Александр Аузан. Он говорит о феномене платформенной экономики, когда большие платформы, Бигтехи, начинают замещать функции государства. То есть технократические и меритократические системы, которые реализованы в платформах, начнут замыкать на себе ряд взаимодействий с гражданами. Как отдельный пример – сервисы Яндекса. В этом смысле, конечно, Бигтехи начали влиять на то, как меняется жизнь людей, как они потребляют информацию, как они получают деньги, и, очевидно, они начали влиять на то, как люди воспринимают государство.

Эти платформы неизбежно испытывают влияние и от самого государства. Марка Цукерберга или Сэма Альтмана вызывают в Конгресс для отчета, потому что они становятся существенным фактором. В России тоже: Яндекс-фактор, Сбер-фактор, ВК-фактор – очевидно, государство пытается с этим что-то делать, дружить с ними и взаимодействовать. Я согласен с позицией Аузана, что Бигтехи начинают замещать часть государственных функций, туда нас приводит неизбежный технологический прогресс.

– В целом есть тенденция автоматизировать многие бюрократические процессы. Весь российский цифротех как будто весь про это?

– Да, иметь огромный аппарат людей, которые туда-сюда носят бумаги с печатями, что-то подписывают, проверяют, перепроверяют – это же огромные издержки для государства. Поэтому выгодно иметь меньше бюрократии, меньше волокиты, меньше расходов на содержание штата людей, которые сегодня не так ценны, как были раньше.

– Благодаря чему IT в Татарстане развивается?

– У руководства республики, Раиса РТ Рустама Минниханова есть понимание, что это важная часть индустрии. Можно было сказать, что «айтишники опять что-то придумали, а нам сейчас заводы и пароходы надо поднимать», но так не говорят. Республика до сих пор держит эту отрасль в фокусе, понимает, что стратегически с этого курса уходить нельзя, весь накопленный потенциал надо преумножать. Поэтому, несмотря на все экономические сложности, продолжается поддержка этой сферы.

Вводятся специальные налоговые режимы, строятся технопарки, бизнес-центры, дорожные развязки и потрясающие жилые комплексы. Республика настроена на то, чтобы здесь развивалась экосистема. Люди приезжают сюда из других городов. Это очень важно. Систематические усилия формируют пассионарную среду. Когда очень большое количество высококомпетентных людей начинает собираться и взаимодействовать в одном месте, получается «технологический взрыв».

Такой, собственно, была стратегия Кремниевой долины, когда после Второй мировой туда перевезли технологические компании и начали их финансировать. Никто не знал, что появится Apple, Intel, Facebook* или Google, знали только, что нужно инвестировать в инфраструктуру, в людей, в компании, а уже из этого что-то должно получиться.

Сейчас мы видим что в IT-парке куча стартапов, постоянная конкуренция, чтобы попасть в акселераторы.

– А эти стартапы сейчас появляются на рынке? Не размеров Google, а даже что-то локальное?

– На то они и стартапы, что пока не очень заметны. Часто они занимают отдельные узкие ниши. Пока они растут, и не надо ожидать, что вырастет неожиданный Google. Но сильных локальных компаний за это время появилось много. Допустим, ребята из Movika, «Спутник», KazanExpress – таких компаний большое количество.

Надо понимать, что Россия экономически устроена определенным образом, и неправильно сравнивать ее с другими и, как сову на глобус, натягивать сюда стратегии Долины или китайский опыт. Есть контекст экономики, политики, технологий. Нужно изучать других, не возводя их практики в культ. У нас свой путь и великая история технологических побед.

* Деятельность Meta (соцсеть Facebook) запрещена в России как экстремистская.

Ганиев Булат Айнурович
Технологический предприниматель, сооснователь ГК «Технократия», инвестор

Родился 27 ноября 1992 года в городе Кукмор.
В 2014 году окончил Казанский (Приволжский) федеральный университет, факультет вычислительной математики и информационных технологий.
В 2014 – 2016 основал компанию по разработке проектов с дополненной реальностью Robots Can Dream.
В 2016 году вместе с предпринимателем Артуром Башировым создал IT-компанию «Технократия». В портфеле команды контракты с крупными татарстанскими и российскими компаниями: Альфа-Банк, «Яндекс.Go», Qiwi, СИБУР, КАМАЗ, «Татнефть», Gett и другие. С 2022 развивают бизнес в Центральной Азии: Казахстане и Узбекистане. В портфель стартапов компании входят: Мандарин, MapMagic, Самокатус.
Имеет благодарность Раиса РТ за вклад в развитие IT-индустрии.