Автор: Шона Долански
Однажды, примерно пять тысяч лет назад, в южной Месопотамии жил царь по имени Гильгамеш. Он был сексистом, эксплуататором, презирал простолюдинов — и безжалостно правил, стремясь насытить свою жажду бессмертной славы. И тем не менее, каждый год мои студенты-первокурсники влюбляются в него и в эпическую поэму, названную в его честь. Они восхищаются его бравадой, его «бромансом» с диким Энкиду, плачут над утратой любви и первыми проблесками экзистенциальной тревоги. Эти восемнадцатилетние с головой погружаются в странное и туманное путешествие древнего царя — сквозь пропасти времени, языка, культуры и мироощущения. Вот почему я люблю преподавать гуманитарные науки.
Я — доцент в Колледже гуманитарных наук Карлтонского университета в Оттаве. Уже тридцать лет я веду курсы по древним текстам. Большинство студентов приходят ко мне, будучи уверенными, что это будет скучное и бесполезное путешествие в прошлое. Но большинство уходит с чем-то большим — с пониманием, что человек есть не набор фактов, а живое, богатое, противоречивое существо с историей, болью, надеждами и опытом.
Но этим летом, прежде чем я вновь сяду за подготовку конспектов, слайдов, заданий и вопросов для новых семинаров, меня не отпускает мысль: уже осенью значительная часть студентов просто загрузит PDF с «Эпосом о Гильгамеше» в генеративный ИИ, чтобы получить краткий пересказ и сдать тест. Потом они вставят в него мои задания, получат идеальное эссе — и спокойно уедут на уикенд.
Зачем мучиться с «Мифом о пещере» Платона, если ChatGPT объяснит суть за секунду? Зачем неделями спорить о гендере в райском саду, если Perplexity создаст изящную аргументацию быстрее, чем кофемашина сварит латте? Grammarly исправит синтаксис, любой генератор красиво отшлифует абзац, а Claude подскажет идею, если наступил ступор. В какой-то момент мне даже пришла в голову мысль — может, пусть Gemini проверяет работы, которые Claude и написал? И всем будет проще.
Но, конечно, я так не сделаю. В том числе — из упрямства. Если когда и стоит отстаивать ценность гуманитарного образования — то сейчас. Именно последовательная девальвация идеи «знания ради понимания», отказ от размышлений о том, что значит быть человеком в разных культурах и временах, и привела нас к расслоению, агрессии и утрате базового взаимоуважения. В мире, всё глубже погружающемся в поляризацию, нам жизненно важно расширять горизонты и учиться сопереживать.
Я уже год с лишним наблюдаю, как мои студенты медленно, нерешительно — но неуклонно — скатываются по наклонной плоскости ИИ. Весной этот спуск стал свободным падением. Осенью я вызывала их по одному в кабинет, чтобы обсудить структуру эссе. Тогда я могла быть уверена: они по-настоящему поработали, готовы рассказать о своих идеях, поспорить, уточнить. А весной — приносили готовые «скелеты» эссе, которые больше походили на докторские диссертации. При этом сами они — смотрели на меня испуганно, мямлили оправдания, говорили, что «устали, не могут ясно изложить мысли». Некоторые позже честно признавались: «если честно, я сам не до конца понимаю, что написал» — мол, текст сложный, может, надо перечитать и переделать.
В течение десятилетий школы и правительства проталкивали приоритет STEM-направлений — науки, технологий, инженерии и математики. Университеты не отставали: туда шли деньги, туда направляли студентов, туда стекались амбиции. Результат? Сегодняшние студенты воспринимают учёбу в университете как нечто утилитарное: тренинг перед устройством на работу и способ получить диплом. Главное — бумажка. А как её достать: читать ли книги, обсуждать ли их, писать ли собственные мысли — неважно. Если можно сдать всё с помощью пары запросов в ChatGPT и при этом не пропустить ни одной вечеринки — кто вообще станет вчитываться в Гильгамеша?
Но в этом и заключается главное недоразумение. Образование — это не загрузка готовых ответов. Это практика. Это усилие. Это мышца, которую нужно тренировать. Ты не станешь сильнее, просто посмотрев, как кто-то другой качается в спортзале.
Самый частый вопрос, который я слышу от родителей: «А что мой ребёнок будет делать с этим дипломом по гуманитарным наукам?» Да, в 2025 году с работой не просто. Молодые сталкиваются с безумием цен на жильё, кризисом стоимости жизни, тревожной статистикой безработицы. Но вопреки расхожему мнению, немало исследований показывают: гуманитарное образование вовсе не снижает шансы найти работу. Четыре года погружения в «вечную мудрость» дают не меньше шансов, чем любой другой бакалавриат.
И более того: настоящее гуманитарное образование формирует граждан — не просто специалистов, а мыслящих, адаптивных, внимательных к миру людей. Тех, кто сможет не только выжить, но и проявить лидерство в этом тревожном, стремительно меняющемся мире.
Раз за разом аналитические отчёты подтверждают: индустрии нужны сотрудники, умеющие мыслить критически и стратегически, обладающие эмпатией, креативные, коммуникабельные, умеющие решать задачи, которых никто раньше не ставил. Мои студенты-гуманитарии оканчивают университет с сильными коммуникативными навыками, особенно на фоне сверстников из поколения Z, застрявших в лентах соцсетей. Они умеют слушать. Умеют спорить и менять мнение, если аргументы сильнее. И — что особенно важно — умеют отличить мнение инфлюенсера от доказательства.
Именно поэтому — несмотря на блеск и удобство генеративного ИИ — осенью мои аудитории будут только для людей. Только для живых, настоящих умов. Студенты оставят телефоны и ноутбуки в рюкзаках, достанут потрёпанные книжки, исписанные стикеры, и мы будем «луддитами» четыре с половиной часа в неделю. Старомодный диалог. Живое чтение. Внимание к каждой строке.
Они снова влюбятся в Гильгамеша. Он увлечёт их — не кратким пересказом из нейросети, а настоящим сопереживанием. Да, возможно, перед парой они мельком глянут summary от ИИ, чтобы не выглядеть глупо. Но скоро поймут: это пустая информация, не дающая глубины. Не дающая смысла. Настоящее понимание — приходит только через усилие.
Я не собираюсь делать вид, будто искусственный интеллект не существует. Он здесь. Он никуда не денется. В умелых руках образованного человека он может быть мощным инструментом. Но этой осенью, в моей аудитории, будут только люди. Живые взгляды, настоящие голоса. Мы будем говорить о том, что читаем. О том, что они думают. Почему это важно. Как это соотносится с сегодняшним миром.
Раньше я отправляла студентов домой с вопросами для эссе, с идеей, над которой они размышляли неделю. Теперь — нет. ИИ разрушил этот формат. По крайней мере для первокурсников. Они будут писать свои мысли от руки. Здесь и сейчас. До того, как снова достанут телефон по дороге из аудитории.
Это создаст мне больше работы. Гораздо больше. Но я с радостью прочту живые, искренние, пусть не идеальные, размышления своих студентов. Потому что альтернатива — проверять тексты, написанные ботами, — лишает мою работу смысла. А смысл моей профессии — в соприкосновении с умами и душами этих 18–22-летних людей. Если я этого больше не чувствую — значит, пора уходить.
В эпосе сказано: «Гильгамеш — тот, кто видел бездну». К концу путешествия мы понимаем, что это значит: прежний тиран — переосмыслил себя. Он стал человеком — уязвимым, сложным, настоящим. Он увидел суть. Он осознал, что способен не только разрушать, но и создавать — ради будущего, ради других.
Какие бы изменения мне ни пришлось внести в свой курс в эпоху ИИ, я по‑прежнему с нетерпением жду момента, когда открою первую страницу и поведу своих студентов в это путешествие. Чтобы и они тоже увидели — глубину.
Оригинал: Macleans