Продолжая.

Что можно констатировать сейчас, спустя три с половиной года после начала СВО?

1. Межвременье, наставшее после "Холодной войны", закончилось, сменившись новой реальностью, которую следовало бы назвать "Горячий мир". Это мир, в котором войны не объявляются, но активно ведутся; причём никакими не прокси, а государствами. Надо ясно отдавать себе отчёт: для остального мира факт, что Россия начала СВО и не только не растоптана "цивилизованным миром" за "агрессию", но и смогла, подняв на тихий бунт против глобалистского миропорядка целую группу больших стран, избежать изоляции и роли изгоя — сигнал к тому, что воевать "без разрешения гегемона" теперь _можно_. А на шарике, выражаясь аккуратно, много у кого есть вопросы к соседям, в том числе и территориальные.

2. Война есть проекция социального уклада — условно говоря, армия отражает общество, пусть и в своеобразном преломлении. Массовые индустриальные общества первой половины ХХ века — Первая и Вторая мировые войны больших рабоче-крестьянских армий. Как воюет современное нам общество? Так же, как и живёт: с гаджетом наперевес, непрерывной самопрезентацией и коммуникацией в блогах, соцсетях и мессенджерах, в потребительском ажиотаже за высокотехнологичными ништяками и непрерывным изобретением/проживанием сюжетов для роликов и сторис. Потомки будут делать круглые глаза: человек, которого убивают, последним предсмертным жестом включает камеру, чтобы запечатлеть этот момент для ролика, который соберёт кучу лайков и репостов. И, да, в технологическом измерении ключевым фактором превосходства становится воображение, с помощью которого гражданские гаджеты и IT-решения применяются для решения боевых задач. Не случайно на четвёртый год нашей войны до сих пор главный тактический разведчик у обеих армий — это по-прежнему гражданский Мавик.

3. Решает не само по себе технологическое превосходство, а в сочетании со скоростью и стоимостью работы производственных мощностей. Это одна из главных причин, почему Запад и в военном отношении больше не гегемон: оказалось, что, перенеся "мировую фабрику" в страны с дешёвой рабочей силой, они тем самым перенесли туда же и гравитационный центр силы военной. И сейчас от Пекина судьба любой войны (в том числе и нашей) зависит как минимум не меньше, чем от Вашингтона.

4. Вместо "высоких технологий" хитом этой войны стали технологии "низкие", или, в нашей терминологии, "орочьи" — не буду повторять банальности про Г&П, этот феномен требует более серьёзного осмысления. Компоненты, покупаемые на общедоступных потребительских платформах как гражданские изделия; производства, организованные по позднесредневековому принципу "распределённой сетевой мануфактуры"; организационные модели, напрямую заимствуемые из практики соцсетей (от "боевых" чатов подразделений до создаваемых на лету виртуальных "групп" для проведения операций) и т.д. Радикальная экономика такой войны — разница до сотни раз между ценой изделия и размером ущерба противнику, причиняемого им. И вездесущий "сетевой эффект" в виде "вирусного" масштабирования успешных решений по подражательному принципу, заимствованному напрямую из блогосферы.