Г. Горелик. Очень «разные умы» в истории H‑бомбы

Геннадий Горелик
«Троицкий вариант» №20(388), 3 октября 2023 года

Оригинал статьи на сайте «Троицкого варианта»

История создания водородной бомбы содержит в себе маленький детективный сюжет, оказавший огромное влияние на жизнь двух американских физиков — Роберта Оппенгеймера и Эдварда Теллера. Первого американские газетчики назвали «отцом атомной бомбы», а второго — «отцом водородной». (Учитывая ненаучность эпитетов «атомная» и «водородная» и мощный англо-русский контекст, для краткости в дальнейшем буду использовать выражения «A-бомба» и «H-бомба», помня, что советские газетчики в своих карикатурах рисовали на бомбах буквы «A» и «H» без пояснений.)

Об этом маленьком сюжете я узнал благодаря тому, что в «лихие девяностые» Россия невероятно открылась миру и своим обитателям. Особенно невероятной стала открытость в совершенно секретной части государственной жизни: в феврале 1995 года президент Ельцин указом «О подготовке и издании официального сборника архивных документов по истории создания ядерного оружия в СССР» поручил эту работу Министерству по атомной энергии (прежний советский «псевдоним» — Министерство среднего машиностроения — Минсредмаш), которое хранило все эти документы.

Год спустя состоялся невероятный международный симпозиум, в котором участвовали российские и западные ветераны ядерной эпопеи — физики и разведчики, а также историки, изумленные обилием рассекреченного материала и открытостью дискуссий. В почетный комитет советников симпозиума вошли Эдвард Теллер и Юлий Борисович Харитон (научный руководитель советской программы ядерного оружия), приславшие и свои доклады.

К тому времени Харитон уже публично признал значительную роль разведки в создании советской А-бомбы и то, что первая испытанная в СССР (в 1949 году) А-бомба была копией американской. Но, как утверждал Харитон, Н-бомба была самостоятельным советским изобретением, главную роль в котором играл Андрей Дмитриевич Сахаров (получив за это все высшие советские награды). Многим казалось странным, что поток ядерных секретов из Америки вдруг иссяк, а не превратился в поток секретов термоядерных.

Доклад Теллера на симпозиуме читал его бывший сотрудник Том Рид, а меня попросили переводить (штатный переводчик куда-то делся). С этого началось наше знакомство, и вскоре обнаружилось, что, по его мнению, в создании H-бомбы советская разведка сыграла ключевую роль. Уверенность эту он обосновал тем самым маленьким детективным сюжетом.

Что произошло в ночь с 6 на 7 января 1953 года в поезде Принстон — Вашингтон?

Вечером 6 января в этот поезд сел видный физик-теоретик Джон Уилер. В его портфеле был плотный конверт, а в нем — секретный документ с важными сведениями об H-бомбе. Ехал он без сопровождения, и когда ему под утро понадобилось выйти в туалет, взял конверт с собой. В уборной он пристроил конверт за какую-то трубу. Ученые, как известно, люди рассеянные, и Уилер, выходя из туалета, о конверте забыл. Вспомнив, тут же вернулся, с радостью обнаружил конверт и пошел в свое купе. Там он конверт открыл — и ужаснулся: секретного документа не было. Он сразу сообщил о пропаже, но тщательные поиски (не только в поезде, но и вдоль железнодорожного пути) ничего не дали.

Ситуацию усугубляло то, что в этом же поезде в столицу ехали многочисленные «леволибералы» — требовать помилования для супругов Розенберг, ожидавших казни за атомный шпионаж в пользу СССР. А значит, в поезде могли быть и советские агенты! Куда делся исчезнувший документ? Ясное дело — попал в руки Берии, и, стало быть, секрет водородной бомбы, как и атомной, был «импортирован» из Америки. Так об этом происшествии впервые, десять лет спустя, рассказал в своих мемуарах глава Комиссии по атомной энергии США Льюис Страус.

Эту версию легко приняли американские H-ветераны, в частности, Том Рид, поскольку советский атомный шпионаж был уже надежно установленным фактом: знаменитый Клаус Фукс был арестован и осужден еще в 1950 году.

Для H-ветеранов, при всем уважении к личности Андрея Сахарова, историческая истина была дороже. Как и для меня, уже несколько лет работавшего над его биографией. Поразмыслив и сопоставив ночной детектив с надежно установленными фактами, я обнаружил серьезные неувязки, о которых подробно рассказал в статье «Загадка "третьей идеи"»¹ (см. краткий пересказ во врезке ниже).

Вдохновленный невиданным уровнем гласности на конференции в Дубне, Том Рид год спустя организовал в Ливерморской лаборатории встречу советских и американских ветеранов создания H-бомбы, на которую пригласил и меня.

Когда я ему рассказал о моих доводах, он решил проверить американские свидетельства о загадочной пропаже и отыскал в архиве объяснения Уилера об инциденте, по горячим следам записанные агентами ФБР. Оказалось, что стройный детективный сюжет вовсе не так строен, как его представил Льюис Страус. На самом деле Уилер вез тогда в поезде — в конверте из плотной бумаги — не один документа, а два. Он оставил в туалете поезда конверт, а когда вернулся за ним и забрал, то обнаружил, что из конверта исчез лишь один документ — меньший по объему. Оставшийся документ также был секретным, и в таком раскладе шпионская версия выглядит как-то очень странно². Неужели шпион удовольствовался малой частью возможной добычи?!

Легче представить себе обычного пассажира или проводника, который, обнаружив оставленный конверт, заглянул в него (чтобы узнать, например, кому конверт надо вернуть), увидел страшный гриф «TOP SECRET» и какие-то атомные слова. Его бы током пронзила мысль, что он прикоснулся к атомным секретам и что оставленные им отпечатки пальцев приведут его на электрический стул, ожидавший Розенбергов. Съел ли он тот лист вместе с отпечатками своих пальцев, спустил ли в унитаз или как-то иначе уничтожил его, неизвестно, но советским агентам в том детективе места явно не хватает.

С этого сопоставления двух историй рождения H-бомбы в США и СССР начался мой путь к сопоставлению неувязок и противоречий обеих историй, чтобы их прояснить³.

Чем ночной детектив завершился? Для рассеянного физика-теоретика — ничем особенным. Быть может, усилил желание быть подальше от секретной физики и помог Уиллеру пару лет спустя переключиться на совершенно не секретные, но фундаментально важные вопросы теории гравитации.

Главные неприятности ожидали двух других физиков-теоретиков, пожизненно связанных с взрывоопасными проблемами.

Роберт Оппенгеймер, Эдвард Теллер и проблема H-бомбы

Идея H-бомбы возникла еще до того, как была создана первая A-бомба. И это неудивительно. Физика H-энергии несравненно более «естественна», чем физика А-энергии. Первая отвечает практически полностью за свет и тепло во Вселенной, рождаемые в недрах звезд (включая наше Солнце). А вторая в природе вообще не встречается, возникает лишь в рукотворно созданных устройствах. И теорию рождения H-энергии физики создали до того, как открылась возможность создания устройства по извлечению А-энергии.

Но именно эта возможность, а точнее, возможность того, что такое А-устройство создадут в гитлеровской Германии, открыла вопрос, можно ли на Земле создать условия, подобные внутризвездным. Опередить коллег, оставшихся в Германии, старалась мировая «сборная» физиков, собранная в Лос-Аламосе в 1943 году. В состав «сборной» входил и Теллер, и он размышлял об H-бомбе больше других. Ему, как и прочим, было ясно, что внутризвездные условия на Земле вряд ли можно создать без мощной А-бомбы. А в возможности создания А-бомбы в Лос-Аламосе уже не сомневались, искали лишь оптимальную конструкцию. Научный руководитель Лос-Аламоса Оппенгеймер и главный теоретик Ханс Бете, ценя таланты Теллера, дали ему возможность сосредоточиться на H-бомбе. В результате к концу войны возник конкретный проект «супербомбы», и физики занимались расчетами ее конструкции.

Разгром нацистской Германии, А-капитуляция Японии три месяца спустя и начало холодной войны побуждали физиков заново осмыслить предыдущие и будущие этапы создания ядерного оружия. Большинство занятых в проекте ученых считало вполне оправданными — морально и политически — как свои творческие старания во время боевых действий, так и роль А-бомбардировок Японии в прекращении мировой войны. Но дальнейшее развитие ядерного оружия, особенно работу над созданием H-бомбы, они считали ненужным и даже вредным для судеб человечества, покинув ядерный проект и вернувшись к мирной науке. Это мнение перед американским правительством защищал «отец атомной бомбы» Оппенгеймер, председатель Комитета научных советников при Комиссии по атомной энергии США.

Лишь меньшинство — в обстоятельствах холодной войны — видело в сталинской России угрозу не меньшую, чем гитлеровская Германия накануне Второй мировой. В это меньшинство входил и Теллер. Сильнейший аргумент это меньшинство получило в сентябре 1949 года, когда американская разведка получила доказательства проведенного в СССР испытания А-бомбы и деятельности советских агентов — «атомных шпионов», прежде всего Клауса Фукса, выдающегося физика, работавшего в Лос-Аламосе и имевшего доступ ко всем «атомным секретам».

Тем не менее Оппенгеймер продолжал выступать категорически против возобновления проекта H-бомбы, утверждая, что он морально неприемлем, технически неосуществим и политически нецелесообразен. Теллеру удалось убедить власти, что возражения Оппенгеймера несостоятельны, и в январе 1950 года президент Трумэн принял решение развернуть программу H-бомбы по полной.

В течение года расчеты показали, что первый — прямолинейный — проект «супербомбы» (возникший еще во время войны) технически, скорее всего, неосуществим. Оппенгеймер и его сторонники могли радоваться. Но недолго. В 1951 году Теллер предложил принципиально новый проект, который всеми, включая того же Оппенгеймера, был сразу признан работоспособным, успешные испытания были проведены осенью 1952 года.

Со временем дискуссии сместились из области науки-и-техники в историю науки: было ли изобретение Теллера естественным развитием предыдущих работ или чистой «везухой» — непредсказуемо случайным озарением? Результат этих дискуссий имел очень важный практико-политический смысл.

Если изобретение было чисто случайным озарением, то вся информация, которой владел Клаус Фукс, никак не помогла бы сталинским физикам, наоборот — увела бы их в тупик. И тогда создание американской H-бомбы начнет новый, гораздо более опасный виток гонки вооружений. Такое мнение высказал в самом первом — кратком, но совершенно секретном — очерке истории H-бомбы (в мае 1952 года, еще до ее испытания) главный теоретик Лос-Аламоса Ханс Бете.

Если же изобретение было развитием предыдущих исследований, то следовало создавать H-оружие не мешкая, чтобы не дать Советскому Союзу шанс опередить Запад и установить сталинский «научный социализм» в мировом масштабе. Такова была точка зрения самого Теллера, высказанная в ответ на очерк Бете.

Итак, два выдающихся физика отстаивали прямо противоположные субъективные оценки. Сторонники Теллера подготовили и обстоятельный доклад (с грифом «Top Secret»), основанный на объективных фактах: «Policy and Progress in the H-Bomb Program: A Chronology of Leading Events». Доклад датирован 1 января 1953 года. 6 января Уилер взял с собой в поезд шесть страниц из этого документа. Они-то и исчезли 7 января.

Пропажа секрета H-бомбы было настолько важным событием, что о нем доложили новоизбранному президенту Эйзенхауэру. Президент был новым во многих отношениях, начиная с того, что на своем посту он был первым за полвека генералом (во время войны руководил войсками союзников в Европе, а с 1950 года — силами НАТО). Он потребовал от директора ФБР ежедневно докладывать ему о ходе расследования. И назначил главой Комиссии по атомной энергии США военного человека — контр-адмирала Страуса.

Если мы попытаемся взглянуть глазами военных и политиков на футурологический спор Оппенгеймера и Теллера об осуществимости H-бомбы и историко-научную дискуссию Бете и Теллера о (не)случайности уже сделанного изобретения, то правота Теллера в обоих случаях выглядит вполне убедительно. И учитывая, что Оппенгеймер занимал влиятельный пост в Комиссии по атомной энергии, а среди близких ему людей многие были связаны с компартией, можно понять решение президента Эйзенхауэра закрыть Оппенгеймеру доступ к секретным сведениям.

Оппенгеймер мог бы отказаться от своей политической роли и заниматься чистой наукой в принстонском Институте высших исследований (который возглавлял до конца жизни). Но он потребовал пересмотреть решение, что означало расследование существенных обстоятельств его жизни и деятельности (специальной группой, назначенной Комиссией по атомной энергии).

В слушаниях, длившихся четыре недели в апреле-мае 1954 года, на вопросы расследователей отвечали многие причастные к событиям люди, включая самого Оппенгеймера и Теллера. И это дорого стоило обоим.

Оппенгеймера признали лояльным государству, но допуск к секретным сведениям ему не восстановили, что стало разрушительным ударом по его «внутренней» репутации. А Теллер, выразив уверенность в лояльности Оппенгеймера, высказал свое личное мнение о нежелательной роли Оппенгеймера в принятии важнейших государственных решений. И навсегда испортил свою «внешнюю» репутацию в глазах большинства коллег-физиков и «прогрессивной общественности», которые видели в Оппенгеймере жертву антикоммунистической «охоты на ведьм».

* * *

Чем же можно объяснить столь острые разногласия американских физиков по научно-техническим и морально-политическим вопросам?

Начну с бытующих карикатурных объяснений.

Оппенгеймера считают тайным членом компартии, выполнявшим задания Сталина. А у Теллера диагностируют двойную манию величия. Во-первых, манию собственного величия, из-за которой он якобы отрицал роль математика Станислава Улама в изобретении так называемой схемы Теллера — Улама (или даже Улама — Теллера), ставшей основой H-бомбы. Во-вторых, одержимость величием H-взрывов, к которым он стремился, невзирая на опасность мировой ядерной войны. Поэтому Теллера называют прототипом героя фильма Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу».

После этих карикатур обратимся к исторической реальности — свидетельствам физиков, причастных к описанным событиям.

«Разные умы» в физике H-бомбы

Прежде всего, что думали об изобретении H-бомбы выдающиеся физики-теоретики Ханс Бете и Эдвард Теллер? Они были связаны дружбой еще с 1920-х годов, когда работали в Европе, затем включились в американский ядерный проект в самом его начале, но разошлись по вопросам истории H-бомбы.

Бете, создатель теории H-энергии звезд (удостоенной Нобелевской премии) и главный теоретик Лос-Аламоса, в мае 1952 года написал: «В 1951 году Теллер открыл совершенно новый подход к термоядерным реакциям. Думаю, что среди всех ученых в Соединенных Штатах он был единственным, кто мог сделать это открытие благодаря своей изобретательности и стойкой вере в термоядерные реакции. <...> Даже для Теллера открытие было в большой степени случайным. Новый подход <...> был основан на двух отдельных открытиях: (а) что высокие плотности были бы полезны и (б) их можно было бы достичь с помощью излучательного обжатия. <...> Были ли те же самые случайные открытия сделаны в России, судить совершенно невозможно».

Бете не сомневался, что «в разработке атомной бомбы русским очень помогла информация, предоставленная доктором Клаусом Фуксом», и разделял опасение, что «русские могут предпринимать серьезные усилия по разработке H-бомбы». Но он не верил, что «наша информация о термоядерных бомбах по состоянию на 1946 год» (когда Фукс уехал из США) «привела бы русских прямо к успешной H-бомбе», — потому что «конструкции H-бомбы, от которых мы сейчас (в мае 1952-го. — Г. Г.) ожидаем успеха, почти прямо противоположны тем, что были предложены в 1946 году». Так что, «если русские пошли по линии развития 1946 года, мы можем только радоваться, потому что они потратят много сил на проект, не имеющий военного значения». И Бете подытожил: «Ясно, что никакой объем работы не может гарантировать нам продолжительной монополии в этой области. Напротив, если мы сейчас публично активизируем наши усилия, то еще больше побудим русских разрабатывать это оружие, чего у нас есть все основания опасаться».

На это Теллер ответил: «Главный принцип излучательного обжатия был разработан в связи с термоядерной программой и был изложен на конференции по H-бомбе весной 1946 года. Доктор Бете не присутствовал на той конференции, но присутствовал доктор Фукс. Трудно спорить о том, насколько изобретение случайно: труднее всего тому, кто не делал это изобретение. На мой взгляд, изобретение 1951 года было относительно небольшой модификацией идей, общеизвестных в 1946 году. По сути, нужно было добавить только два элемента: обжать больший объем и добиться большего сжатия, сохраняя обжатый материал холодным как можно дольше. <...> Таким образом, мы можем быть в начале трудной программы, и вполне возможно, что русские продвинулись по этому пути намного дальше, чем мы».

Обе эти противоположные оценки оставались засекреченными около сорока лет. Но уже через два года они прозвучали на слушаниях 1954 года по делу Оппенгеймера.

Бете: «Д-р Теллер сделал совершенно блестящее открытие. Это было одно из таких открытий, которые невозможно планировать, одно из открытий, подобных открытию теории относительности, хотя я не хочу сравнивать их по важности. Это было гениальное прозрение, каких не бывает при нормальном развитии идей. Кто-то должен внезапно испытать вдохновение. Именно такое вдохновение, которое было у доктора Теллера, поставило программу на твердую основу. <...> Ум доктора Теллера очень отличается от моего. Я думаю, что для успешного проекта нужны оба типа мышления. Ум доктора Теллера особенно успешен в блестящих изобретениях, но ему нужен некоторый контроль, какой-то другой человек, который более способен выяснять, что именно является научным фактом. Какой-то другой человек, который отсеивает плохие идеи от хороших».

Теллер: «Думаю, что это не было ни великим достижением, ни блестящим. Это просто надо было сделать. Должен сказать, это было не совсем легко. Были некоторые подводные камни. Но я уверен, что если бы в Лос-Аламосе такие замечательные люди, как Ферми, Бете и другие, взялись бы за решение проблемы, у кого-то из них, и возможно гораздо раньше, возникла бы такая же блестящая идея или какая-то иная. И тогда H-бомба у нас была бы еще в 1947 году. Не думаю, что это было особенно сложное научное открытие. <...> Просто надо было пристально смотреть на проблему с некоторой интенсивностью и с некоторой убежденностью, что решение возможно».

Отвечая Бете в 1952 году, Теллер не случайно упомянул участие Фукса в конференции по H-бомбе весной 1946 года. В мае 1946 года, незадолго до возвращения Фукса из США в Англию, он (совместно с математиком Джоном фон Нейманом) подал заявку на патентование идеи излучательного обжатия для применения в устройстве «зажигалки» в тогдашнем проекте супербомбы — «H-трубы». Рецензентом этой заявки был Теллер. И поэтому у него были основания думать, что именно физическая идея Фукса 1946 года подсказала ему в 1951 году, пять лет спустя, принципиально новую конструкцию H-бомбы вместо первоначальной «H-трубы», признанной тупиковой.

Бете, пытаясь оценить ущерб от выдачи Фуксом H-секретов, пришел к выводу, что поскольку арестовали его до открытия нового принципа H-бомбы, старые секреты не могли ускорить советские разработки, а, напротив, вели в тупик. Этот вывод стал почти общепринят, усилив отвращение неприятелей Теллера, который якобы безосновательно — в своих темных целях — нагнетал страхи относительно вреда, нанесенного Фуксом.

Бете, научный и моральный авторитет которого был общепризнан, и впоследствии не раз высказывался вполне определенно, что ключевое изобретение сделал в 1951 году Теллер. Но засекреченность сведений, на основе которых Бете пришел к этому мнению, позволяла хулителям Теллера игнорировать оценку Бете и считать, что Теллеру очень помогла подсказка математика Улама. Возможность так думать им давал отчет Теллера и Улама 1951 года, озаглавленный «Гидродинамические линзы и радиационные зеркала» и содержавший, как видно по названию, две физически очень разные идеи.

Из этого отчета рассекречена лишь очень малая часть. Из нее и из свидетельств тех, кто имел доступ к отчету, известно, что общим у этих идей было лишь то, что предлагалось использовать вспомогательный А-заряд для обжатия основного заряда. Но Улам предложил усилить А-бомбу, обжав основной А-заряд материальными «осколками» вспомогательного А-взрыва (вместо обычной взрывчатки), а Теллер предложил обжать H-заряд излучением вспомогательного А-взрыва. Различие в том, что предложение математика было неосуществимо, а предложение физика Бете не зря назвал «гениальным прозрением».

Бете имел доступ ко всем A- и H-секретам, но когда речь идет об оценке возможной роли разных подсказок (Фукса 1946 года или Улама 1951-го) в прозрении Теллера, Бете мог ведь и ошибиться, поскольку, по его же словам, у него с Теллером были «разные умы».

На помощь историку приходят рассекреченные советские документы, которые, как ни странно, подкрепляют и оценку Бете, и самонедооценку Теллера.

Весной 1948 года Фукс, не подозревая о тупике «H-трубы», передал советской разведке подробный доклад об «H-трубе», включая устройство «зажигалки». В СССР проблемой «H-трубы» уже три года занималась группа Зельдовича. Получив «на рецензию» этот доклад, Зельдович (которого Курчатов называл гением) идею Фукса... не понял и, естественно, не применял в дальнейшей работе над «H-трубой».

Доклад Фукса произвел столь большое впечатление на советское руководство, что программу по H-бомбе резко усилили, организовав вспомогательную группу Тамма с участием его учеников Сахарова и Гинзбурга. Сахаров вскоре изобрел радикально новую конструкцию H-бомбы в виде слоистого шара с обжатием его окружающей обычной взрывчаткой, но в своем первом отчете о «Слойке» в январе 1949 года упомянул желательное «использование дополнительного заряда плутония для предварительного сжатия Слойки» (за два года до аналогичной мысли Улама), но не знал, как это пожелание реализовать физически. Только в 1954 году, после того, как была признана тупиковость «H-трубы» и ограниченная мощность «Слойки», Сахаров изобрел «третью идею», аналогичную идее Теллера, — использовать излучение вспомогательного А-заряда для обжатия H-заряда. Зельдович не сразу признал эту идею — вероятно, помня, что видел такую идею еще в докладе Фукса и отбросил ее.

Таким образом, «подсказка Фукса» ничего не подсказала Зельдовичу (что подкрепляет мнение Бете о гениальном прозрении Теллера), а «подсказочная» идея, которая к Сахарову пришла на два года раньше Улама, пять лет ждала реализации. Поэтому можно думать, что если бы разведдоклад Фукса показали бы Сахарову еще в 1948 году, его «третья идея» могла стать первой. Это оправдывает опасение Теллера, что русские продвинулись к H-бомбе намного дальше и раньше американцев.

Математик Улам сыграл важную роль не в изобретении H-бомбы, но в ее истории. Он первый — на основе своих вычислений — заподозрил тупиковость «H-трубы», что и побудило Теллера заново «пристально посмотреть на проблему» и найти новое решение. В СССР тупиковость «H-трубы» была признана лишь в конце 1953 года.

Сравнивая американский и советский пути к H-бомбе, можно сказать, что в обоих случаях понадобились два взлета изобретательства: в США их осуществили Фукс и Теллер, а в СССР оба взлета совершил Сахаров.

Помимо лично-исторических заслуг сравнительная советско-американская родословная сверхбомбы освещает важный вопрос о научных секретах. Понятие «научного секрета» кажется естественным для ненаучной публики, но не для людей науки. Уже вскоре после создания A-бомбы Бете фактически отверг понятие «атомного секрета», предсказав, что в любой из нескольких стран с развитой наукой (включая СССР) A-бомба может быть создана самостоятельно за пять лет. По иронии истории советская A-бомба была сделана не самостоятельно, хотя эксперты-физики сходятся в том, что разведка в этом случае сэкономила лишь год-два. Еще большая ирония проявилась в том, что Бете — под впечатлением от «гениального прозрения» Теллера — считал его невоспроизводимым. Выходит, не веря в «атомный секрет», он поверил в «термоядерный»...

* * *

Какие выводы можно сделать из непростой истории физики H-бомбы?

Бете был глубоко прав в том, что в физике работают очень разные умы, и такое разнообразие очень плодотворно. Теллер был совершенно честен в недооценке масштаба собственного изобретения и в своей оценке опасности от утечки знаний Фукса за «железный занавес». И, наконец, титулы «отец водородной бомбы», присвоенные журналистами Теллеру и Сахарову, оба вполне заслужили, хоть и подчеркивали коллективность работы.

---

¹ Горелик Г. Загадка «третьей идеи» // «Троицкий вариант» №4(248), 27 февраля 2018 года, №5(249), 13 марта 2018 года и №6(250), 27 марта 2018 года.

² Подробное описание см. в статье: Wellerstein A. John Wheeler’s H-bomb blues // Physics Today 72, 12, 2019.

³ Об этом моя статья The Paternity of the H-Bombs: Soviet-American Perspectives, Physics in Perspective, Vol 11, № 2; June, 2009, pp. 169–197; более кратко: The Riddle of the Third Idea: How Did the Soviets Build a Thermonuclear Bomb So Suspiciously Fast? Scientific American Guest Blog. August 21, 2011.