"Стратегия хурмы": почему Япония не решилась напасть на СССР

Изо всех союзников нацистской Германии этот был самым сильным - с наибольшим военно-экономическим потенциалом, с наиболее многочисленными и боеспособными вооруженными силами. Причем союзничество было не ситуативным, конъюнктурным, как в случае, например, Финляндии или Румынии, а, что называется, коренным, идейным, изначальным: союзниками Третий рейх и Японская империя стали задолго до начала Второй мировой войны.

Собственно, и саму эту войну - в тех масштабах, которые в итоге она приняла, - можно считать следствием тесных дружеских отношений между этими державами. Подружились же они, напомним, на почве нелюбви к коммунистической идеологии, сиречь - к Советскому Союзу, рассматривавшемуся обоими в качестве главного геополитического недруга. Зафиксировано это было вполне официально - в договоре, заключенном Германией и Японией 25 ноября 1936 года и вошедшем в историю как "Антикоминтерновский пакт".

"Высокие договаривающиеся стороны обязуются взаимно информировать друг друга относительно деятельности Коммунистического интернационала, консультироваться по вопросу о принятии необходимых оборонительных мер и поддерживать тесное сотрудничество в деле осуществления этих мер", - сообщает статья 1 этого документа.

Спустя год к пакту, официально именовавшемуся "Соглашением против Коммунистического интернационала", присоединилась Италия, еще через два - Венгрия и Испания, затем - Румыния, Финляндия, Словакия, Болгария, Хорватия... В общем, много кто присоединился. И большинство присоединившихся приняли - в той или иной форме - участие в нападении Германии на СССР.

Среди участников "восточного похода" Гитлера были даже испанцы, несмотря на то, что официально Мадрид придерживался нейтралитета. "Голубая дивизия", она же 250-я дивизия вермахта, сформированная из испанских добровольцев, принимала деятельное участие в блокаде Ленинграда. Это соединение насчитывало в своем составе почти 19 тысяч волонтеров. Всего же на стороне немцев против Советского Союза воевало около 45 тысяч испанцев.

Но вот союзника №1 в списке причастных почему-то не оказалось. При том что участие Японии могло решить судьбу советско-германского противостояния, а, возможно, и всей Второй мировой войны.

Чудо под Москвой

Одно из таких окон возможностей - пожалуй, самое широкое - открылось для Германии и Японии осенью 1941 года. О том, как тогда обстояли дела на фронтах Великой Отечественной, лучше всяких сводок говорят мольбы о помощи, которые Москва то и дело направляла в Лондон, своему единственному на тот момент западному союзнику.

"Думаю, что есть только один выход: создание еще в текущем году второго фронта, где-нибудь на Балканах или во Франции, способного оттянуть от Восточного фронта от 30 до 40 дивизий; и в то же время доставка Советскому Союзу 30 000 тонн алюминия к началу октября этого года и ежемесячная помощь ему в размере минимум 400 самолетов и 500 танков (малого или среднего размера), - писал Сталин Уинстону Черчиллю в начале сентября 1941 года. - Без этих двух видов помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо будет ослаблен в такой мере, что потеряет надолго способность оказывать содействие своим союзникам активными операциями на фронтах борьбы против гитлеризма".

Послание было пронизано таким отчаянием, что британский премьер почувствовал в нем угрозу выхода СССР из войны. "Хотя ничто в его (Сталина. - "МК") словах не подтверждало этого предположения, однако у нас обоих (у самого главы британского кабинета и министра иностранных дел Энтони Идена. - "МК") создалось впечатление, что они, возможно, думают о сепаратных переговорах", - поделился Черчилль своей догадкой с президентом США Рузвельтом.

Британец поспешил заверить своего советского союзника, что его страна поможет СССР всем, чем сможет. Однако в отношении открытия фронта в Европе был непреклонен: в ближайшее время это невозможно.

На что в следующей своей телеграмме, датированной 17 сентября 1941-го, Сталин высказал такое предложение: "Мне кажется, что Великобритания могла бы без риска высадить в Архангельске 25-30 дивизий, или отправить их через Иран в южные районы СССР". Но эта идея, как нетрудно догадаться, также была отвергнута.

Необходимо отметить, что этот обмен мнениями на высшем уровне состоялся до того, как положение стало по-настоящему отчаянным: самые черные дни той осени были еще впереди. 17 сентября 1941 года, в тот самый день, когда Сталин предложил Черчиллю отправить британские дивизии в СССР, сомкнулись немецкие танковые клещи позади оборонявших Киев войск Юго-Западного фронта: в окружение попали четыре армии. И вырваться из "киевского котла" удалось немногим.

По немецким данным, к 24 сентября 1941 года в плен было взято 665 тысяч советских военнослужащих. Согласно советской военной статистике, общие безвозвратные потери СССР в ходе Киевской оборонительной операции составили 630 тысяч человек.

А почти сразу вслед за этим началась операция "Тайфун" - наступление немцев на Москву. И на первом этапе этой битвы Красная Армия потерпела не менее, а, возможно, даже более жестокое поражение, чем под Киевом. В двух котлах, под Вязьмой и Брянском, были окружены управления и части семи армий Западного, Резервного и Брянского фронтов. Блокированными оказались 64 из 95 дивизий, действовавших на направлении, 11 танковых бригад из 13...

Согласно немецким источникам, пленены тогда были почти 700 тысяч бойцов и командиров РККА. Вероятно, эти данные завышены. Но это не отменяет того факта, что в начале октября 1941 года оборона столицы по существу рухнула.

"Перед войсками правого фланга танковой группы Гёпнера... противника больше нет", - констатировал 5 октября 1941 года в своем дневнике начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальднер. Советские военачальники оценивали обстановку точно так же. "К исходу 7 октября все пути на Москву, по существу, были открыты", - писал в "Воспоминаниях и размышлениях" Георгий Жуков.

Черчилль в своем письме послу Великобритании в СССР Крипсу, датированном 28 октября 1941 года, называет сложившуюся ситуацию "агонией России". Но затем случилось то, что сторонний и мистически настроенный наблюдатель вполне мог бы квалифицировать как чудо. Да и сами наступавшие немцы сперва не могли взять в толк, что происходит.

"Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось, - писал в своих мемуарах генерал Гюнтер Блюментрит (в то время - начштаба 4-й армии вермахта). - С удивлением и разочарованием мы обнаружили... что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила... Напряжение боев с каждым днем возрастало".

У "чуда" было много составляющих, но на первом месте среди этих факторов бесспорно стоит то, что и немецкие, и советские генералы назовут потом в своих мемуарах "сибирскими дивизиями". Хотя речь на самом деле шла о частях, которые были переброшены с Дальнего Востока.

Получив информацию, что Япония не вступит в войну с СССР по крайней мере до начала следующего года, Сталин решился пойти ва-банк - усилить оборону Москвы за счет резкого ослабления войск, стоявших "на высоких берегах Амура". В тот, самый тяжелый период войны из состава Дальневосточного фронта в Действующую армию было передано 22 дивизии - 17 стрелковых, три танковые, две кавалерийские. Это - не считая менее крупных соединений и авиационных частей.

Пауль Шмидт, занимавший в годы войны пост пресс-атташе Министерства иностранных дел Германии, в своей книге "Гитлер идет на Восток" (как и прочие его послевоенные произведения, она написана под псевдонимом Пауль Карель) называет стягивание советских войск под Москву и последующий разгром немецких результатом "величайшего в истории Второй мировой войны акта предательства".

Столь пышно Шмидт-Карель характеризует деятельность советского разведчика Рихарда Зорге, который, мол, втершись в доверие к немецкому послу в Токио и высокопоставленным японским политикам, был в курсе планов японского и немецкого руководства: "Зорге сообщил Сталину об отказе японского правительства на предложение Германии напасть на Россию на востоке и о том, что японские военные готовятся нанести удар по Америке на Тихом океане".

Нейтральная бомба

В принципе, эта версия не расходится с известными нам фактами. "По данным источника Инвеста, японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР, однако вооруженные силы будут оставлены в МЧГ (речь идет о Маньчжоу-Го, оккупированной японцами Маньчжурии. – "МК") на случай выступления весной будущего года в случае поражения СССР к тому времени", - сообщил Зорге в Москву 14 сентября 1941 года.

Следует, правда, уточнить, что Зорге был хоть и самым ценным, но не единственным источником информации о японских планах. Советская разведка располагала, например, разветвленной сетью информаторов в Манчжурии и прочих захваченных Японией районах Китая, отслеживавшей приготовления и перемещения японских войск: если бы эти разведданные расходились с донесениями Зорге, ему бы, конечно, не поверили. Но тут, судя по всему, все сошлось.

Однако, даже смотреть на эту историю глазами недобитого дипломата Третьего рейха, вряд ли будет справедливо причислять Зорге к предателям фатерлянда. Для тех, кто не в курсе: родился знаменитый разведчик не в Германии, а в дореволюционной России - в Бакинской губернии. И был лишь наполовину немцем. Мама у Рихарда Зорге была русская - Нина Степановна Кобелева.

С гораздо большим основанием "величайшим предательством" - по отношению к Германии - можно назвать поведение самого японского руководства: вопреки надеждам своих берлинских компаньонов, "самураи" не решились "перейти границу у реки" - ударить в тыл истекавшей кровью Красной Армии, открыть второй фронт против самого Советского Союза.

По официальной версии самой Страны восходящего солнца, японцы твердо придерживалась буквы и духа заключенного с Советским Союзом пакта о нейтралитете. "В случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая договаривающаяся сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжение всего конфликта", - гласил этот документ, подписанный в Москве 13 апреля 1941 года.

Договор, согласно его тексту, сохранял силу в течение пяти лет, то есть до 13 апреля 1946 года. После чего автоматически продлятся еще на пять - "если ни одна из договаривающихся сторон не денонсирует пакт за год до истечения срока". Однако одна из "договаривающихся сторон" денонсировала договор досрочно. И этой стороной была не Япония.

5 апреля 1945 года советское правительство заявило японскому о желании разорвать пакт. Что, однако, не означает, что он немедленно прекращал свое действие: денонсация не равнозначна аннулированию. Из заявления вытекало лишь, что пакт не будет продлен на следующее пятилетие. То есть формально он продолжал действовать вплоть до истечения указанного срока.

Иными словами, вступив через четыре месяца в войну с Японией, Советский Союз, как ни крути, нарушил договор от 13 апреля 1941 года. Что подтверждает, между прочим, даже такой авторитетный и солидный источник, как официальный сайт Министерства обороны РФ.

"Можно согласиться с современными отечественными учеными-востоковедами, пришедшими к выводу о том, что участие СССР в боевых действиях против Японии, безусловно, позволило ему войти в число победителей в войне на Тихом океане, но нарушение Советским Союзом пакта о нейтралитете ухудшило атмосферу, в которой в дальнейшем формировались отношения между обеими странами", - сообщает статья "Советско-японская война 1945 года – завершающий этап Второй мировой войны", размещенная на портале оборонного ведомства (автор - Елена Наземцева, старший научный сотрудник Научно-исследовательского института военной истории Военной академии Генерального штаба ВС РФ).

Конечно, причины для такого решения были очень вескими. Во-первых, это союзнический долг: согласно договоренностями, достигнутым на ялтинском саммите "Большой тройки", Советский Союз должен был начать военные действия против Японии не позднее, чем через три месяца после окончания войны в Европе.

Во-вторых, соображения стратегической безопасности: доброй соседкой милитаристская Японии отнюдь не была, представляя собой очевидную угрозу для страны и ее рубежей. "Япония практически с начала ХХ века активно проводила агрессивную и антисоветскую политику, - отмечает Елена Наземцева. - В нарушение пакта о нейтралитете вела подрывную деятельность против СССР... В соответствии с планом "Кантокуэн" она вплотную придвинула к рубежам Советского Союза Квантунскую армию..."

Для справки: "Кантокуэн" (сокращение от "Кантогун токусю энсю" ("Особые маневры Квантунской армии") - план нападения на Советский Союз, разработанный генеральным штабом Императорской армии Японии в 1941 году. "Кантокуэн" предусматривал быстрый - в течение 2-3 месяцев - разгром советских войск, размещенных на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири, и оккупацию этих регионов.

Словом, "жертвой вероломства" Японию назвать никак нельзя: всю Великую Отечественную войну у дальневосточной границ Советского Союза тикала бомба огромной разрушительной силы, готовая в любой момент взорваться. И если бы взорвалась в начале войны, осенью 1941-го или летом 1942-го, то совсем не факт, что наша страна вышла бы из нее победителем. Так что вопрос, почему СССР вступил в войну с Японией, давно отвечен и снят. Вопроса больше нет. Но вопрос, почему бомба так и не взорвалась, остается.

Эффект хурмы

Объективно говоря, соседство с Советским Союзом было для Японии в ту пору вполне комфортным. После подписания пакта о нейтралитете и вплоть до его денонсации СССР не докучал Японии претензиями по поводу "милых" особенностей японской внешней политики. Что резко контрастировало с поведением двух других крупнейших игроков в тихоокеанском регионе - США и Британской империи.

Западные державы усиливали давление на Японию, добиваясь прекращения угрожавшей их интересам агрессивной экспансии. Летом 1941 года "принуждение к миру" достигло своего апогея: Вашингтон поставил вопрос ребром, потребовав от Токио вывести японские войска из Китая и Индокитая. Не получив ожидаемого ответа, 26 июля 1941 года Соединенные Штаты ввели жесткие экономические санкции, в том числе - эмбарго на поставки в Японию нефти и нефтепродуктов.

Сказать, что эта мере была болезненная для Страны восходящего солнца - значит, ничего не сказать. Собственными нефтяных месторождениями империя не располагала, а главным поставщиком "черного золота" были как раз Соединенные Штаты. Кроме того, США заморозили, арестовали, принадлежавшие японцам счета и иные активы на территории страны.

Практически синхронно с Америкой аналогичные санкции против Японии ввели Великобритания и Нидерланды (в лице находившегося в Лондоне правительства в изгнании), которым тогда принадлежала богатая нефтью Голландская Ост-Индия (нынешняя Индонезия).

"Наложение нами экономических санкций... вызвало шок в Токио, - писал Уинстон Черчилль и нисколько не преувеличивал. - Пожалуй, никто из нас тогда не подозревал, насколько эти санкции оказались действенными".

Москва же, подписав пакт с Токио, напротив, полностью прекратила военную помощь сражавшемуся с Японией Китаю. И обязалась вдобавок - в прилагавшейся к договору декларации - "уважать территориальную целостность и неприкосновенность Маньчжоу-Го".

Есть разные мнения на счет того, можно ли считать это официальным признанием созданного японцами марионеточного государства. Но как минимум признание де-факто было налицо. Маньчжоу-Го и СССР, к примеру, поддерживали дипломатические отношения на уровне консульств: советские консульские учреждения действовали в Харбине, Синьцзине и городе Маньчжурия; консульства Маньчжоу-Го располагались в Чите (генеральное консульство), Благовещенске и Москве.

Ну а вишенкой на этом тортике были японские нефтяные и угольные разработки на территории СССР, а именно - на Северном Сахалине. Соответствующие месторождения были сданы японцам в концессию в 1925 году. Не за красивые глаза, разумеется, а за платежи в твердой валюте. Танкеры, наполненные добытой японцами сахалинской нефтью, впервые отправились к берегам Японии в 1927-м и шли до начала 1944-го, когда действие концессий было наконец прекращено.

На расторжении соглашений настоял Советский Союз, но разрыв был вполне цивилизованным. В порядке компенсации советские власти уплатили японцам 950 тысяч американских долларов и обязались продавать 50 тысяч тонн сырой нефти в год в течение пяти лет.

Понятно, что эти "нежные" отношения были основаны не на взаимных симпатиях, а на геополитическом расчете: обе страны стремились избежать войны на два фронта. Но если у СССР выбора не было, первый фронт был открыт против нее нацистской Германией, то Япония в 1941 году находилась на распутье.

Часто приходится встречать мнение, что "самураи" не отважились напасть на СССР, памятуя о своем поражении в 1939 году в приграничном конфликте на Халхин-Голе. Но такое объяснение вряд ли можно считать приемлемым. Во-первых, то поражение было далеко не разгромным: потери советских и японских войск были примерно равны. К тому же бои в Монголии выявили, что по некоторым параметрам - по качеству авиатехники и мастерству пилотов, например, - Императорская армия превосходила РККА.

Во-вторых, у японцев вполне хватило смелости, чтобы в декабре 1941 года атаковать одновременно Соединенные Штаты и Британскую империю с ее доминионами. Удар по Советскому Союзу, находившемуся летом и осенью 1941 года на грани полного военного разгрома, был бы, строго говоря, намного менее отважным шагом.

Нет, дело тут, конечно, не в нехватке храбрости, а в выборе стратегии. Поломав голову, японское руководство пришло к выводу, что советский Дальний Восток и так никуда от них не денется. Так или иначе достанется им. Сами японцы называли это "стратегией хурмы": вторгнуться в СССР предполагалось, когда тот "созреет" - будет повержен в войне с Германией. Ну а пока "хурма зреет", "самураи" решили по-быстрому разобраться с проблемой, которая, как им казалось, не терпела отлагательства - с Америкой и примкнувшей к ней Великобританией.

Стратегия в итоге оказалась ошибочной, предопределившей, по сути, поражение стран "оси" - Германии, Японии Италии и их сателлитов - в Мировой войне. Как это свойственно агрессивным режимам фашистского типа, милитаристская Япония переоценила свои силы и силы своих союзников и недооценила потенциал и волю своих противников. Причем противникам этот роковой для нее просчет был очевиден уже тогда.

"Объявление войны Японией не могло быть оправдано разумом, - писал Уинстон Черчилль. - Я был вполне уверен, что своим отчаянным шагом она будет разорена на целое поколение, и это оказалось правдой. Но правительства и народы не всегда избирают разумные решения. Иногда они принимают безумные решения, или же власть захватывает группа людей, которая принуждает всех остальных повиноваться и помогать им в их безумии. Я неоднократно решительно заявлял, что я не могу поверить тому, чтобы Япония решилась на этот безумный шаг..."

Конечным результатом выбранной Японией "хитроумной" стратегии стало то, что она сама оказалась в роли "спелой хурмы".