Императорский поезд и игорный дом: дела, которые судил и расследовал Анатолий Кони

Осенью 1888 года император Александр III вместе с семьей отправился из крымской Ливадии в Санкт-Петербург на специальном императорском поезде. Но старые изношенные шпалы не выдержали тяжести состава, и поезд сошел с рельсов. Из пятнадцати вагонов целыми остались лишь пять, а остальные обратились в щепки, словно поддавшись разрушительной стихии. В этом страшном крушении пострадали 68 человек, из которых 21 не выжил. Монаршая семья осталась невредима.

Император, стремясь выяснить правду о случившемся, поручил расследование трагедии особой комиссии под руководством Анатолия Кони, известного своей неподкупностью и независимостью в суждениях. Его репутация была залогом объективного и беспристрастного следствия.

Расследование велось в строжайшей тайне, а к делу были подключены и агенты русской тайной полиции за границей. В результате появились две версии произошедшего. Официальная, которую охотно подхватили газеты, утверждала, что рельсы попросту не выдержали тяжести состава. Но существовала и другая, более мрачная, основанная на анонимных доносах: крушение было спланировано как теракт. Доносчики утверждали, что незадолго до катастрофы в вагон-ресторан зашел поваренок с ведерком мороженого, внутри которого якобы находилась бомба. Но множество экспертов не обнаружили следов взрыва, и эта версия была отвергнута.

Через месяц доклад представили царю. В нем Кони подробно описал преступную небрежность официальных лиц, которые должны были обеспечить безопасность императорского поезда, начиная с халатного строительства путей и неправильно поставленных вагонов. Все это свидетельствовало о растратах, которые произошли по вине Министерства путей сообщения и правления железной дороги. В итоге к следствию привлекли и отстранили от должностей министра путей сообщения, главного инженера железных дорог, инспектора императорских поездов, управляющего Курско-Харьковско-Азовской железной дорогой и других причастных. Все виновные должны были пойти под суд, но Александр III освободил их от ответственности.

Летом 1877 года политического заключенного Алексея Боголюбова высекли розгами за участие в демонстрации на площади Казанского собора в Петербурге. Приказ об этом отдал градоначальник Федор Трепов, возмущенный тем, что Боголюбов не снял шапку при его появлении. Это жестокое наказание вызвало волну общественного негодования, затронуло и юную революционерку Веру Засулич. В знак мести она решилась на дерзкое покушение — на приеме у Трепова трижды выстрелила в него. Хотя градоначальник остался жив, ранения оказались тяжелыми, и Засулич арестовали.

Для нее это был не первый случай столкновения с властями. Так, в 1869 году девушку уже задерживали по громкому «Нечаевскому делу» — тогда она оказалась замешана лишь из-за письма, которое должна была передать. Теперь ее ждало новое судебное разбирательство за покушение на должностное лицо.

Дело Засулич было квалифицировано как убийство с заранее обдуманным намерением. Открытый процесс проходил в Петербургском окружном суде, которым руководил 34-летний Кони. В суде присутствовали присяжные: девять чиновников, один дворянин, купец и свободный художник.

По слухам, перед началом процесса министр юстиции граф Константин Пален обратился к Кони с советом: он был уверен, что присяжные осудят Засулич, видя в ее поступке лишь личную месть, и просил председателя не вмешиваться. На что Кони твердо ответил: «Граф, искусство председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона. Мои обязанности настолько четко прописаны, что заранее известно, как я поведу дело. Нет, граф! Не ждите от меня ничего, кроме строгого следования закону!»

Открывая заседание, Кони обратился к присяжным, призвав их судить по совести и с полным беспристрастием. Обвинение требовало для Засулич суровый приговор — ссылку и 20 лет каторжных работ. Но ее адвокат, бывший прокурор Петр Александров, смог убедить присяжных, что поступок Засулич был не хладнокровным убийством, а порывом души — ответом на несправедливость и боль, которую она восприняла как личную.

Кони поставил перед присяжными три вопроса: виновна ли Засулич в том, что решила отомстить Трепову за наказание Боголюбова; заранее ли подсудимая обдумывала лишить жизни градоначальника и сделала ли она все необходимое, чтобы достичь своей цели — смерти Трепова.
(Подробнее — «Почему присяжные оправдали террористку Веру Засулич».)

Присяжные оправдали Засулич, что восторженно встретили в обществе. Кони заслужил репутацию бескомпромиссного судьи, который не предает свою совесть и следует закону. Но правительство встретило оправдательный приговор без восторга. Министр юстиции Пален обвинял Кони в нарушениях закона, но вскоре сам был уволен «за небрежное ведение дела Веры Засулич». 

По мнению многих, оправдание Засулич начало крушение судебной карьеры Кони. Но в 1885 году Кони встретился с Александром III по случаю своего назначения на должность обер-прокурора уголовно-кассационного департамента. Тогда монарх намекнул на свое отношение к делу Засулич.

Весной 1874 года Кони наткнулся на статью в одной из газет, где рассказывали о появлении в Санкт-Петербурге игорных домов. Писали, что молодежь, участвовавшую в азартных играх, безжалостно обирали. Заинтересованный Анатолий Федорович обратился в редакцию, чтобы узнать точные сведения о местах, где происходили эти игры, но ему отказали. По слухам, в одном из таких заведений крупную сумму проиграл сын высокопоставленного чиновника, а потому разглашать адрес не решились.

Кони поручил начальнику сыскной полиции Петербурга начать расследование. Вскоре стало известно, что азартные игры проходили в доме Абамелек-Лазарева на Михайловской площади, в квартире штабс-ротмистра Владимира Колемина, где регулярно играли в рулетку. По указанию Кони помещение осмотрели прокурор, судебный следователь и полиция в присутствии понятых. В одной из комнат они застали самого Колемина и тринадцать игроков за столом, на котором крутилась рулетка. В квартире также обнаружили приходно-расходные книги, долговые расписки, заполненные рукой хозяина, и восемь рулеток. Документы показывали, что за год Колемин заработал 49 554 рубля, хотя почти каждый месяц оставался в значительном убытке. Несмотря на это, штабс-ротмистр не признавал себя виновным, настаивая, что игра в рулетку не запрещена законом, а значит, он не содержал игорный дом. 

Но еще в 1782 году Екатерина II утвердила Устав благочиния, который запрещал устраивать игорные заведения в частных домах и получать постоянную прибыль от участников. За первое нарушение полагался штраф до 3000 рублей, за повторное — тюремное заключение на срок от четырех до восьми месяцев. 

Суд над Колеминым состоялся 30 апреля 1874 года в третьем отделении Петербургского окружного суда без участия присяжных. Обвинителем на процессе выступил сам Кони.

Колемина признали виновным и взыскали с него в пользу государства 2000 рублей. Остальные незаконные деньги подсудимый вернул проигравшим по решению суда, после чего переехал в Европу, где продолжил заниматься азартными играми.

В начале 1870-х годов, когда Кони только переехал в Петербург, он увидел у следователя запутанное дело, связанное с семьей уважаемого в городе чиновника. Органы пытались найти злоумышленника, надругавшегося над девятнадцатилетней дочерью служащего, которая после свела счеты с жизнью. 

В материалах дела говорилось, что родители девушки познакомились с богатым банкиром, который платил большие деньги на ночь с невинными девушками. Семья чиновника решила обогатиться и отправить к нему свою младшую дочь. Та, пребывая в отчаянии, выпила шампанского в ресторане и поехала к нему, но не застала его на месте. Где она провела остаток ночи — неизвестно, но утром ее привез домой извозчик, а позже девушка застрелилась в своей комнате. Но смерть не наступила мгновенно. Пуля задела позвоночник, но прежде чем наступил паралич, пострадавшая успела рассказать что-то семейному медику. Прибывший позже полицейский врач установил, что незадолго до смерти девушку изнасиловали.

Кони взялся за расследование, но оно быстро зашло в тупик без показаний пострадавшей. Сразу после ранения девушка перестала говорить из-за паралича, а через несколько дней умерла. 

Позже к Кони пришел медик, который намекнул адвокату, что если бы покойная могла говорить, то она бы рассказала «весьма неожиданное». В своем очерке в газете «Русская старина» Кони рассказал, что врач обратился к нему со следующими словами:

— Впрочем, если вы дадите честное слово, что не только не передадите никому того, что я вам скажу, но ни в каком случае и никаким способом этим не воспользуетесь, то я вам как знакомому для удовлетворения вашего любопытства по дружбе, пожалуй, кое-что расскажу. 

— Милостивый государь, я с вами говорю как прокурор, а не по дружбе, которой между нами существовать не может, тем более что я не имею чести быть с вами знакомым и вижу вас в первый раз. 

— Ну вот, вы уж и сердитесь! Если так, то я вам, господин прокурор, заявляю, что я ничего по этому делу не знаю.

Знаменитая честность Кони в этот раз сыграла не на руку следствию. Судебная палата была вынуждена закрыть дело из-за недостатка улик. Преступление так и не раскрыли.

В 1892–1896 годах в центре общественного внимания оказался судебный процесс, известный как «Мултанское дело». Обвинение против группы вотяков (удмуртов) в ритуальном убийстве вызвало широкий резонанс, и за делом следила вся страна. Из зала заседаний вели репортажи, и каждый новый день процесса становился событием.

Весной на окраине деревни девушка случайно наткнулась на обезглавленное тело мужчины. Потрясенная, она рассказала обо всем отцу, который немедленно обратился в полицию. Личность убитого вскоре установили — это был крестьянин Казанской губернии Конон Дмитриевич Матюнин. Во время следствия выяснилось, что русские крестьяне из деревни Чулья давно конфликтовали с удмуртами из соседнего села Старый Мултан. Позже стало известно, что крестьяне, дав взятку местному приставу, перенесли тело убитого на землю удмуртов, обвинив их в совершении человеческих жертвоприношений.

Первое рассмотрение дела в Сарапульском окружном суде завершилось вердиктом присяжных, которые признали удмуртов виновными в ритуальном убийстве Матюнина. Семерых из обвиняемых приговорили к каторжным работам и ссылке в Сибирь, троих оправдали.

Жалобу на этот приговор в дальнейшем рассматривал Кони.

Кони отменил приговор и направил дело на новое рассмотрение. Во второй раз, хотя было заключение Сената, в отношении удмуртов снова вынесли обвинительный приговор. Но и его Кони настойчиво отменил. 

В третьем судебном процессе адвокату удалось доказать невиновность обвиняемых. Решающей стала этнографическая экспертиза, которая подтвердила, что, несмотря на народные поверья и слухи, за последние несколько сотен лет удмурты не практиковали человеческие жертвоприношения. Всех подсудимых оправдали.