Казахский закон об иноагентах: чем он может грозить стране?
Ярким борцом с «иностранными агентами» в Казахстане оказалась депутат Ирина Смирнова — в прошлом учитель, а ныне парламентарий. Именно она направила запрос премьер-министру с предложением принять закон об иностранных агентах. В своей риторике Смирнова упоминала такие слова, как ценности, либерализм и толерантность, а также говорила о врагах, враждебных силах и деструктивном влиянии на страну.
«Мы не позволим выдавать навязывание чуждых ценностей за толерантность, в которой казахстанцы и так главные эксперты в мире, а пропаганду – за независимую журналистику», — заявила депутат Ирина Смирнова.
Смирнова заявила, что бояться не за чем, дескать такой закон об иностранных агентах – есть во многих странах. Например, такого рода законы работают в Израиле с 2016 года, в Китае с 2017 года, в Австралии с 2018 года, в Великобритании с 2023 года, во Франции с 2024 года.
«Одним из образцовых законов в отношении лиц, действующих в интересах иностранных субъектов, считается Закон США «О регистрации иностранных агентов», принятый еще в 1938 году. Закон распространяется на такие сферы, как политическая активность, информационные услуги, политическое консультирование, сбор и раздача финансовых средств, предоставление интересов иностранного заказчика перед любыми ведомствами, госслужащими США или членами конгресса», – подчеркнула депутат.
При этом Смирнова не упомянула ни действующий абсурдный закон об «иностранных агентах» в России, ни реакцию в Кыргызстане и Грузии, где этот документ был воспринят как аналог российского. Даже выступая перед журналистами, она не смогла убедительно доказать, что Казахстан не последует тому же пути.
Статус «иноагент» – клеймо
Выражение «иностранный агент» воспринимается как нечто вроде шпиона, считает политолог Талгат Калиев.
«Я сомневаюсь, что идея об «иноагентах» получит поддержку. Само это понятие уже несет негативный оттенок, прочно ассоциируясь с российским опытом. Казахстану не нужен еще один инструмент, способный расколоть общество», — отметил эксперт.
Говоря о российском опыте, политолог имеет виду, то, как трактуется закон об «иностранных агентах» в России, где документ по сути превратился в инструмент подавления свободы слова. Именно выражение мнения стало главным критерием для внесения в проскрипционные списки, а получить статус «иноагента» можно просто за инакомыслие.
Обладатели статуса ИА лишены возможности получать государственную поддержку, участвовать в госзакупках, работать с несовершеннолетними и даже создавать для них продукцию — например, писать детские книги. В результате из России уехали признанные «иноагентами» деятели культуры, искусства, выдающиеся журналисты и ученые. Закон нанес серьезный удар по медиа: доходы многих изданий упали на 80%.
Сегодня быть «иноагентом» в России — хуже, чем быть одноименным осликом в «Винни-Пухе». Ежеквартальные отчеты, которые необходимо отправлять исключительно в бумажном виде, вручную прошивая их ниткой, штрафы за малейшую ошибку и угроза уголовного преследования при двух нарушениях — все это делает статус «иноагента» настоящим клеймом.
Нужен ли Казахстану закон об «иностранных агентах»?
Эксперты считают, что в Казахстане уже существует достаточно инструментов для контроля таких организаций, и дополнительная регистрация «иноагентов» может стать лишь способом политического давления.
«Если правоохранительные органы выявляют деструктивную деятельность, у них уже есть все законные механизмы для расследования. Дополнительные ярлыки не нужны», — утверждает Калиев.
Умбеталиева Толганай, политолог и генеральный директор Центральноазиатского фонда развития демократии, обращает внимание на политический контекст.
«На мой взгляд, тема с этим законом сейчас неактуальна в Казахстане. Однако используется ситуация в США, где закрывают USAID и программы по развитию инклюзии и разнообразия. Пользуются моментом, чтобы усилить контроль над гражданским сектором», — считает политолог.
Эксперт по международным отношениям Таир Нигманов тоже сомневается в необходимости нового закона.
«Я думаю, что на данный момент эта идея неактуальна, поскольку деятельность НКО и НПО, особенно финансируемых из-за рубежа, и так то жёстко регламентируется. Это происходит давно — после постсоветских революций и событий «арабской весны». Наше законодательство в этой сфере значительно ужесточили, так что вводить дополнительные механизмы контроля просто нет смысла», — говорит Нигманов.
Потенциальные риски
Политолог Досым Сатпаев указывает на скрытые риски принятия такого закона.
«Проблема закона об иностранных агентах не в механизме финансового контроля, поскольку это нормальная практика для развитых политических систем. Такой закон есть в США, его разрабатывают и в ЕС. Проблема в том, что в авторитарных системах, к которым относится Казахстан, главная цель такого закона — не контроль над реальными лоббистами иностранных интересов, как в США, а использование его в качестве инструмента давления на неугодных, как в России».
Досым Сатпаев отмечает, что в Казахстане до сих пор отсутствует законодательное регулирование лоббизма.
«Если кто-то хочет принять закон об иностранных агентах, то, прежде всего, необходимо принять закон о лоббистской деятельности. Это нужно, чтобы контролировать всех лоббистов, как внутренних, так и иностранных. Однако власть избегает введения правового контроля за лоббизмом в государственных структурах», — утверждает политолог.
Сатпаев добавляет, что без прозрачности в лоббистской деятельности невозможно законно навешивать ярлыки «иноагентов», если не доказаны факты лоббирования интересов иностранного государства или организации.
«Власть не хочет сделать прозрачной деятельность серых кардиналов и агентов влияния в высоких чиновничьих кабинетах. Но если нет доказательств, подтверждённых законом, как можно применять такие ярлыки?» — заключает Сатпаев.
Политолог Андрей Чеботарев сомневается, что такой закон может быть принят в Казахстане.
«Сейчас у нас уже сокращается количество иностранных донорских структур, финансирующих неправительственные организации. Пару лет назад прекратил деятельность «Фонд Сорос-Казахстан». Сейчас ситуация с USAID остаётся неопределённой, но если эта организация закроется, это может привести к сокращению финансирования для других донорских структур, поддерживающих казахстанские общественные организации», — объясняет политолог.
Какой путь выберет Казахстан?
«В Казахстане сформировалась иная форма диалога с властью через соцсети и легальные публичные инструменты. «Слышащее государство» достаточно хорошо функционирует, что продемонстрировал президент на фоне обсуждения повышения ставки НДС. Я думаю, что аналогичным образом сейчас идёт мониторинг реакции общества. Это всего лишь мнение одного депутата, и я не думаю, что вся палата поддерживает его единогласно», — считает политолог Калиев.
Таир Нигманов не видит высокой вероятности, что Казахстан пойдёт по российскому сценарию.
«В России статус «иноагента» присваивали не только за иностранное финансирование, но и за определённые взгляды, поддержку западных ценностей. В Казахстане такая практика маловероятна. Да, отношение к некоторым иностранным фондам настороженное, но власти не имеют оснований копировать российский опыт», — говорит он.
Умбеталиева Толганай также подчеркивает возможные последствия.
«Политический раскол между властью и оппонентами сохранится. Хотя Токаев обещал демократические реформы, этот закон — шаг в противоположную сторону. Вопрос в том, как отреагирует население. Социологические опросы показывают, что уровень доверия к гражданскому обществу и международным НПО невысок. Поэтому протест против этого закона может и не состояться», — предполагает Умбеталиева.
Чеботарев также отмечает, что принятие подобного закона на постсоветском пространстве будет воспринято как отход от многовекторной внешней политики Казахстана.
«На постсоветском пространстве подобные законы сразу ассоциируются с российской политической практикой, что для Казахстана невыгодно. Это сигнал, что страна отходит от многовекторности во внешней политике», — утверждает эксперт.