Inspired by International Law: взгляд на компенсаторные механизмы сквозь призму международно-правового института репарации

Нередки случаи, когда при нарушении права восстановление положения, существовавшего до совершения противоправного деяния, в силу объективных причин невозможно. В такой ситуации неким last resort могут стать компенсаторные механизмы. В российском законодательстве стандарты компенсаторных механизмов подробно не регламентированы, что приводит к неверному пониманию их сущности, нивелируя заложенный в них правовосстановительный потенциал. В этой заметке обратимся к опыту международного права, а именно к институту репарации в качестве своего рода паттерна для более комплексного понимания природы таких механизмов.

Контекст

В отношении В. Д. Быковского Конституционный Суд РФ (далее – КС) вынес Постановление от 11 января 2024 года № 1-П, в котором признал положения пункта 1 статьи 111, пункта 1 статьи 112 Уголовного кодекса РФ, а также пункта 3 Правил определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека, не противоречащими Конституции РФ. При этом КС указал на общеобязательный характер выявленного конституционного-правового смысла и исключение любого иного истолкования в правоприменительной практике. Суд также постановил, что дело Заявителя подлежит пересмотру с учетом выраженных в Постановлении правовых позиций, если для этого нет иных препятствий.

Заявитель обратился в Верховный Суд с ходатайством о возобновлении производства, однако оно было оставлено без удовлетворения на основании истечения срока давности. В. Д. Быковский, таким образом, оказался в положении, когда не может исполнить Постановление КС и в принципе воспользоваться какими-либо средствами защиты права: пересмотр дела невозможен, а на необходимость применения компенсаторных механизмов, предусмотренных статьей 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», КС не указал. В связи с этим В. Д. Быковский вновь обращается в Конституционный Суд, требуя применить к нему компенсаторные механизмы – в данном случае единственно возможный способ восстановления права.

Обеспечение наиболее полной и эффективной защиты права требует обращения ко всем альтернативным доступным правовосстановительным инструментам, не ограничиваясь каким-то одним (а, возможно, и прибегая к нескольким). Иначе назначение таких инструментов попросту нивелируется.

И здесь международное право kicks in

Именно такого подхода придерживается международное право в регламентации и применении института репарации.

Статьи об ответственности государства за международные противоправные деяния (далее — Статьи об ответственности) закрепляют три формы возмещения вреда: реституция, компенсация и сатисфакция (статья 34) [1]. Каждая из них может применяться как в отдельности, так и в сочетании с другими формами.

Необходимость комбинации нескольких форм репарации (или вовсе применения всех форм) возникает, когда только таким образом можно восстановить право. В соответствии с Комментариями к Проекту статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния устранение всех последствий противоправного деяния может потребовать предоставления некоторых или всех форм возмещения в зависимости от вида и степени причиненного вреда [2]. Например, восстановления положения, существовавшего до нарушения, может оказаться недостаточным для полного возмещения вреда, поскольку противоправное деяние причинило дополнительный материальный ущерб (пункт 2 комментария к статье 34). Иными словами, если один из механизмов репарации не служит эффективным инструментом для восстановления права, то к потерпевшему могут быть применены иные или даже все формы возмещения:

«В тех случаях, когда реституция по существу невозможна или сопряжена с бременем, несоразмерным получаемой от нее выгоде, возмещение вреда принимает форму компенсации или сатисфакции, или даже того и другого вместе» (Дело, касающееся целлюлозных заводов на реке Уругвай (Аргентина против Уругвая)) [3].

«Реституция – это только одна из форм возмещения вреда. Если сама по себе реституция не позволяет надлежащим образом вернуть истца в положение, в котором он находился до совершения правонарушения, то могут быть также предоставлены другие формы возмещения». (Бернхард фон Пезольд и другие против Республики Зимбабве) [4].

1. Реституция

В применении международных механизмов возмещения присутствует некоторая последовательность: последующая форма компенсации предоставляется после исчерпания предыдущей. В первую очередь, государство должно возместить вред пострадавшему от международно-правового деяния посредством применения реституции (статья 35 Статей об ответственности). Этот механизм предполагает восстановление, насколько это возможно, status quo ante, то есть положения, существовавшего до совершения международно-правового деяния. Примат реституции над другими формами возмещения был отмечен в решении Постоянной палаты международного правосудия по делу о фабрике в Хожуве:

[Ответственное государство] «обязано восстановить обязательство и, если это окажется невозможным, выплатить его стоимость на момент предоставления компенсации, которая предназначена для замены реституции, ставшей невозможной» [5].

Обязательство осуществить реституцию является ограниченным. Реституция требуется «при условии и в той мере, в какой» она не является ни материально невозможной, ни полностью несоразмерной. Как отмечает Европейский суд по правам человека (далее – ЕСПЧ), основная цель индивидуальных мер состоит в том, чтобы

«положить конец нарушению Конвенции и возместить его последствия таким образом, чтобы восстановить, насколько это возможно, ситуацию, существовавшую до нарушения» (Савриддин Джураев против России) [6].

Однако государство не может уклоняться от реституции, если она невозможна только в силу юридических или практических трудностей (пункт 8 комментария к статье 35). Согласно статье 32 Статей об ответственности государство-правонарушитель не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания за неспособность предоставить полное возмещение. Иными словами, наличие административных, практических и иных необъективных препон не оправдывает неприменение реституции, государство должно приложить все возможные усилия для восстановления права.

2. А если не реституция, то что? Компенсация!

Следующая форма репарации – компенсация – рассматривается только после того, как юрисдикционный орган придет к выводу, что реституция по определенным причинам невозможна. В целом компенсация является более распространенным механизмом, поскольку часто восстановление изначального положения невозможно или его ценность для пострадавшего от правонарушения настолько снижена, что другие формы возмещения становятся более приоритетными (пункт 4 комментария к статье 35). Например, если имущество было уничтожено или претерпело существенные изменения, более прагматичной и эффективной опцией будет использование других форм возмещения.

Статья 36 Статей об ответственности гласит, что государство, ответственное за международно-противоправное деяние, обязано компенсировать причиненный им вред в той мере, в какой этот вред не может быть возмещен реституцией. Несмотря на то, что реституция является приоритетным механизмом возмещения, как уже было сказано, она не всегда способна устранить последствия правонарушения. Более того, одна лишь реституция может не гарантировать полного возмещения вреда потерпевшей стороне. Предоставление компенсации в сравнении с реституцией – более простой и осуществимый правовосстановительный инструмент, и он может преодолеть сложности и восполнить пробелы, которые возникают при применении реституции. Международный суд ООН в деле Габчиково-Надьмарош отметил, что

«в международном праве существует устоявшаяся норма, согласно которой потерпевшее государство имеет право на получение компенсации от государства, совершившего международно-противоправное деяние, за причиненный вред» [7].

А в постановлении по делу о Вооружённых столкновениях на территории Конго (Демократическая Республика Конго против Уганды) Суд указал, что

«… компенсация может быть надлежащей формой возмещения вреда, особенно в тех случаях, когда реституция по существу невозможна» [8].

Аналогичного подхода придерживается ЕСПЧ относительно компенсации:

«Если характер нарушения допускает restitutio in integrum, то государство-ответчик должно осуществить его. С другой стороны, если национальное законодательство не допускает или допускает лишь частичное возмещение последствий нарушения, статья 41 уполномочивает Суд предоставить потерпевшей стороне такую компенсацию, которая, по его мнению, является надлежащей» (Брумареску против Румынии) [9].

При этом отмечается, что «Суд никогда не выносил решения только о реституции, о реституции вместо справедливой компенсации или о реституции без принятия решения о справедливой компенсации. Возможно, он зарезервировал вопрос о справедливой компенсации, чтобы дать государству-ответчику возможность урегулировать претензии путем реституции, но он никогда не предписывал исключительно эту форму» [10]. То есть ЕСПЧ предоставляет даже более усиленную гарантию защиты права, предусматривая разрешение вопроса о справедливой компенсации несмотря на возможный последующий пересмотр дела национальными судами.

3. Сатисфакция

Наконец, в тех случаях, когда реституция и компенсация себя исчерпали, может потребоваться сатисфакция – третья форма возмещения вреда (статья 37 Статей об ответственности). В статье 37 закрепляются следующие меры сатисфакции: признание нарушения, выражение сожаления, официальные извинения. Но перечень способов сатисфакции не является исчерпывающим, и выбор того или иного способа будет зависеть от индивидуальных обстоятельств дела. В качестве мер сатисфакции могут также использоваться гарантии неповторения, внесение изменений в соответствующие законы и практику, привлечение к судебной ответственности лиц, виновных в нарушениях прав человека и др. [11].

Резюме и значение для дела В. Д. Быковского

Таким образом, международное право предусматривает несколько механизмов возмещения вреда, не исчерпываясь одним инструментом. Это позволяет в более полной мере восстановить нарушенное право. Иными словами, подход, используемый в международном праве, наиболее действенным образом гарантирует реализацию права на эффективную судебную защиту, так как в случае невозможности применения одной из форм или ее непрагматичности, можно прибегнуть к другим мерам.

Следуя этой логике, Конституционный Суд в деле В.Д. Быковского, учитывая наличие объективных препятствий в пересмотре дела Заявителя, может указать на применение компенсаторных механизмов. Если возвращение первоначального положения невозможно, это не означает, что невозможно восстановление права в принципе: необходимо учитывать наличие альтернативных инструментов, каковым является компенсаторный механизм.

Более того, государство как носитель международно-правовых обязательств, что вытекает из части 4 статьи 15 Конституции РФ, должно прилагать все возможные усилия для восстановления нарушенного права, не ограничиваясь пересмотром дела. А в силу указанной выше статьи 32 Статей об ответственности государство не может ссылаться на формальные препятствия для применения компенсаторных механизмов. При пренебрежении единственным инструментарием восстановления права девальвируется и обессмысливается само право, а, как известно, ibi jus, ibi remedium – без правовых средств защиты нет права.

 

1. Responsibility of States for Internationally Wrongful Acts, 2001. URL: https://legal.un.org/ilc/texts/instruments/english/draft_articles/9_6_2001.pdf
2. Draft articles on Responsibility of States for Internationally Wrongful Acts, with commentaries, 2001. URL: https://legal.un.org/ilc/texts/instruments/english/commentaries/9_6_2001.pdf
3. International Court of Justice (далее — ICJ). Pulp Mills on the River Uruguay (Argentina v. Uruguay), Judgment of 20 April 2010, I.C.J. Reports 2010, p. 93, para 273.
4. International Centre for Settlement of Investment Disputes. Bernhard von Pezold and others v. Republic of Zimbabwe, Award of 28 July 2015, p. 221, para 686.
5. Permanent Court of International Justice. Factory at Chorzów (Germany v. Poland), Judgment of 13 September 1928, P.C.I.J. Ser. A. 1928 No.17, p. 48.
6. European Court of Human Rights (далее – ECtHR). Savriddin Dzhurayev v. Russia [FS], Application no. 71386/10, Judgment of 25 April 2013, para. 248.
7. ICJ. Gabčíkovo-Nagymaros Project (Hungary v. Slovakia), Judgment of 25 September 1997, I.C.J. Reports 1997, p. 78, para 152.
8. ICJ. Armed Activities on the Territory of the Congo (Democratic Republic of the Congo v. Uganda), Reparations, Judgment of 9 February 2020, I.C.J. Reports 2020, p. 41, para 101.
9. ECtHR. Brumărescu v. Romania [GC], Just satisfaction, Application no. 28342/95, Judgment of 23 January 2001, para. 20.
10. Study of the European Court of Human Rights Case-Law on Just Satisfaction Awarded in Cases Related to Armed Conflicts, 2023, para. 250. URL: https://rm.coe.int/study-just-satisfaction-echr-sept2023-eng/1680ae53ab
11. Комитет ООН по правам человека. Замечание общего порядка №31 (80). Характер общего юридического обязательства, налагаемого на государства-участники Пакта, 26 мая 2004, п. 16. URL: https://www.refworld.org/ru/legal/general/hrc/2004/ru/52451