Статья в "Правде" к 110-летию со дня рождения советского актера Павла Кадочникова

  Первый человек, вышедший в открытый космос, лётчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза Алексей Архипович Леонов (1934—2019) признавался, что именно благодаря Кадочникову он стал вначале лётчиком, а потом и космонавтом: «Вспоминаю время, когда «Повесть о настоящем человеке» только вышла на экраны. Нам, мальчишкам, перевалило тогда за десять. Думали: «Кем же стать?» И вдруг увидели на экране Алексея Мересьева. Все мы ахнули от изумления: «Вот это герои! Таким надо быть, как Алексей Мересьев!»

Напомним: речь идёт о знаменитом фильме режиссёра Александра Столпера (вышел на экраны в 1948 году), снятом по одноимённой почти документальной повести Бориса Полевого. Главный герой, которого сыграл Кадочников, Алексей Мересьев (фамилия реального прототипа была Маресьев) — лётчик-истребитель, его самолёт сбивают над лесом, но ему удаётся выжить. И не просто выжить, а с обмороженными ногами добраться до своих. После пережитой ампутации обеих ног уже на протезах герой Кадочникова возвращается в строй и продолжает бить врага на своём самолёте.

«Посмотрев «Повесть о настоящем человеке», а перед тем несколько раз прочитав книгу, на основе которой был создан фильм, я решил, что лучше профессии не может быть, чем профессия лётчика. И я пошёл этой дорогой», — признавался космонавт Алексей Леонов. И когда однажды он лично встретился с артистом Кадочниковым, то сказал ему в присутствии многочисленных зрителей: «Дорогой Павел Петрович! Вот в этих золотых звёздах, что у меня на груди, очень большая частица и вашего труда, души. Вы мне дали путёвку туда — к небу и звёздам!»

Леонов восторженно писал о своём впечатлении от искусства Кадочникова: «Он рождён был стать лётчиком-космонавтом. Вы только загляните Алёше Мересьеву в глаза, когда он снова возвращается в небо, и сразу увидите в них радость полёта. А радость полёта в небо, к звёздам сыграть нельзя, как нельзя сыграть верность сына матери-Родине, счастье сына Земли. Этим надо жить, дышать, это надо чувствовать каждой клеточкой своего существа».

А однажды в самолёте, пассажирском, Павел Петрович летел в Москву на юбилей Героя Советского Союза А.П. Маресьева, к нему подошёл мужчина с тросточкой, одетый в кожаную куртку лётчика:

— Вы Кадочников?!

— Да, — подтвердил артист.

— Вот здорово! — восхитился незнакомец и признался, что часто вспоминает и его, артиста, и созданный им образ героического лётчика Мересьева.

— Если бы вы знали! Ведь я обязан вам жизнью!

Это был лётчик-испытатель майор Круглов. Во время очередного испытания с его сверхскоростным реактивным самолётом произошла катастрофа. Лётчик выжил, но был сильно травмирован, тело не слушалось. «Как же так? — думал я. — Мересьев тоже с перебитыми ногами выбрался зимой из глубокой воронки, полз в трескучий мороз по лесу восемнадцать суток! А я не смогу подняться всего-то на несколько метров? Что я, не выползу? Выползу!» — рассказывал Круглов Кадочникову.

Он с такой благодарностью говорил и смотрел на артиста, как будто тот и в самом деле в невероятно трудный час подал ему руку и вытащил из смертельного рва… Такой жизненной силой обладало искусство великого артиста Павла Кадочникова!

О масштабе актёрского дарования говорит и такой факт: кинорежиссёр Сергей Михайлович Эйзенштейн доверил ему сыграть в своём эпохальном шедевре «Иван Грозный» целые четыре роли! Одну из них мы знаем и помним отлично — Владимира Старицкого. Вторая сыгранная Кадочниковым роль — халдея в Пещном Действе (2-я серия) — эпизодическая, и поэтому она не очень заметна. Третья — Евстафий Колычёв, царский духовник — сыграна Кадочниковым в несохранившейся 3-й серии фильма. Четвёртая — роль короля Сигизмунда, на которую Эйзенштейном тоже планировался Кадочников, — в окончательной версии фильма исполнена Павлом Массальским. Причём все четыре роли абсолютно никак не связаны друг с другом ни по характеру персонажей, ни по актёрскому рисунку! Это каким же актёрским обаянием и потенциалом перевоплощения надо было обладать, чтоб на пространстве одной картины остаться неузнанным зрителем в четырёх разных ролях!

Напомним: это тот самый Эйзенштейн, которому Чарльз Спенсер Чаплин (больше известный как легенда мирового кино, актёр и режиссёр Чарли Чаплин) подарил свой портрет с надписью: «Моему другу и учителю. Признательный Чаплин».

Будущий великий актёр Павел Кадочников родился 29 июля 1915 года в Петрограде в семье служащего. Через год семья переехала на Урал, в село Бикбарда, на родину отца. Во время Гражданской войны отец артиста, Пётр Никифорович, стал бойцом Красной Армии. В Бикбарде Павел окончил школу крестьянской молодёжи, там же впервые увлёкся искусством, любовь к которому ему прививала его мать Агриппина Ивановна, женщина грамотная и умная. Уже в детские годы Павел умел хорошо рисовать, играл на различных музыкальных инструментах.

Внучка Павла Петровича Наталия (советская и российская актриса театра и кино, создатель и художественный руководитель Творческой мастерской «Династия» имени Павла Кадочникова) запомнила рассказы деда о его детстве. Он хорошо рисовал с натуры, был музыкален, пел, учился играть на различных народных инструментах, писал стихи. Однажды, когда Павел встретил на ярмарке нескольких клоунов и актёров, он пришёл домой и показал домашним то, что там увидел, — в лицах. И один из взрослых сказал: «Ну он прям артист!» После чего Павлуша расплакался, потому что в то время «артистами» называли прохвостов, жуликов и прочих проходимцев. Он тогда заявил, что «никогда актёром не будет».

В 1927 году семья вернулась домой, уже в Ленинград. Из-за тяжёлой болезни отца Павлу пришлось бросить школу и поступить на завод «Красный Путиловец» учеником слесаря. Его интерес к искусству не пропал, и он сдал экзамены в детскую художественную студию на живописное отделение. Одновременно Павел вместе со взрослыми начал посещать театр и синематограф. Кино теперь его интересовало настолько, что он даже участвовал в каких-то кинопробах на Ленфильме. Агриппина Ивановна, заметив интерес сына, отвела его в театральный кружок, а через некоторое время один из педагогов посоветовал ему поступать в театральное училище.

В 15 лет Павел поступил в техникум при Ленинградском театре юных зрителей (ТЮЗ) на курс Бориса Вульфовича Зона (1898—1966). Через несколько месяцев техникум был ликвидирован, а курс переведён в Театральный институт. Кадочников стал студентом театрального вуза.

Это был курс того самого Бориса Зона, о котором впоследствии Олег Ефремов скажет, что он был «одним из последних и, может быть, наиболее толковых учеников Станиславского», а Г.А. Товстоногов назовёт его «лучшим в СССР театральным педагогом». В юности Борис Зон поступил в школу-студию при Театре В.Ф. Комиссаржевской в Москве. Его педагогами были великие классики русского театра: Ф.Ф. Комиссаржевский, В.Г. Сахновский, И.Н. Певцов. А в 1933—1938 годах он непосредственно учился у К.С. Станиславского, детально записанные его «Встречи со Станиславским» были впервые опубликованы в 1955 году. Среди известных учеников Бориса Зона, кроме Кадочникова, — Зинаида Шарко, Алиса Фрейндлих, Ариадна Кузнецова, Эммануил Виторган и другие мастера театра, кино, телевидения и эстрады.

При поступлении в техникум не обошлось без приключений: уральский говор Павла так ошарашил приёмную комиссию, что одна из экзаменаторш посмотрела на него в лорнет и сказала: «А что это такое, вообще? Что это пришло?» А у другого преподавателя вырвалось: «Прости, пожалуйста, но с таким говором портить Лермонтова ты просто не имеешь права. Ты почитай что-нибудь другое…» «Ну, у меня частушки есть собственного сочинения». И он начал читать частушки, побасёнки уральские, и Б.В. Зон, который всё это время молчал, но что-то такое увидел в Кадочникове, сказал: «Я беру его под свою ответственность».

«И он стал учиться и работал над собой… это был адский труд, с говором, но мало того, что он справился с этим, он некоторое время преподавал технику речи на курсе. Так звёзды сложились, так карты легли, что он всё-таки добился своего, поступил и окончил, был ведущим учеником на курсе. Там была совершенно бешеная слава», — рассказывала внучка артиста Наталия. И когда в институте поставили пьесу «Снегурочка», в которой Кадочников играл Леля и пел песни, то пришедшая на спектакль публика чуть ли не сходила с ума! Как только Павел заканчивал петь, публика требовала исполнения песни на бис, мешая продолжению спектакля. И ему приходилось ещё раз петь, действие пьесы останавливалось. Так были почти что сорваны три-четыре спектакля.

После очередного бисирования Кадочникова на сцену выходил Б.В. Зон и обращался к зрительному залу с увещеванием: «Дорогие и любимые зрители, пожалуйста, не останавливайте действо. Если вы захотите, чтобы Лель спел ещё раз, он это обязательно сделает, но уже после спектакля». Голос у юного Кадочникова был великолепен, и, как он говорил (может быть, в шутку), его даже в Миланскую оперу приглашали.

Окончив институт в 1935 году, Кадочников со всем своим курсом был принят в Новый ленинградский ТЮЗ, где директором и художественным руководителем театра стал Б.В. Зон. В том же году состоялся дебют Кадочникова в кино — в картине «Совершеннолетие», где он сыграл крохотную роль Михася.

В 1937 году Новый ТЮЗ посетил кинорежиссёр Сергей Юткевич и увидел Кадочникова в спектакле «Снегурочка». Игра молодого актёра ему понравилась. Зайдя после спектакля за кулисы, режиссёр предложил Павлу роль в фильме «Человек с ружьём». Этот полнометражный историко-революционный художественный фильм (события происходят в 1917 году во время Великой Октябрьской социалистической революции) вышел на экраны в 1938 году, Кадочников сыграл здесь небольшую роль «солдата с семечками». В той картине снялись также такие звёзды советского кино, как Максим Штраух (В.И. Ленин), Михаил Геловани (И.В. Сталин), Зоя Фёдорова (Катя), Фаина Раневская (хозяйка особняка, медиум спиритического сеанса), Борис Чирков (Евтушенко), Николай Черкасов (генерал), Марк Бернес (Костя Жигилёв), Михаил Яншин (офицер), Пётр Алейников (солдат).

Вскоре на сцене ТЮЗа Павла Петровича увидел и восхитился его игрой советский прозаик, драматург и поэт Евгений Шварц (1895—1958). Специально для Кадочникова он написал пьесу «Снежная королева» (1939) по мотивам сказок Андерсена. Павел Петрович стал первым исполнителем роли сказочника в «Снежной королеве» Шварца и первым произнёс магическую фразу, которую знали наизусть все советские дети: «снип-снап-снурре, пурре-базилюре».

А ещё в свои без малого 20 лет Кадочников в те годы на сцене ТЮЗа весьма убедительно играл старика — столетнего патриарха в «Борисе Годунове». Работая на театральной сцене, он также начал заниматься и концертной деятельностью, которая затем стала одной из важнейших сфер его многообразного творчества. Выступал на эстраде с вокальными номерами, играл на различных инструментах, особенно большим успехом пользовалась его игра на гуслях. Артист организовал ансамбль гусляров, который был использован Б.В. Зоном в спектакле «Сказки Пушкина».

Однажды спектакль ТЮЗа «Борис Годунов» посетил отец Кадочникова, который в конце пришёл к нему за кулисы и недовольно сказал: «Павлуш, это, конечно, здорово, но ты бы хотя бы сказал, что тебя не будет в спектакле, что там замена будет…» «Почему… Я играл в спектакле», — ответил Павел отцу. «Но там всего две мужские роли были: главная роль и роль какого-то старичка…». «Пап, старичок-то — это был я». Отец не узнал родного сына! Столь выдающимся даром перевоплощения обладал Павел Кадочников.

В одном из спектаклей ТЮЗа Кадочников играл Максима Горького, и в этой роли его увидел режиссёр кино Сергей Юткевич. После чего пригласил сняться в его фильме «Яков Свердлов» (1940) в роли Горького. Однако в итоге Павел Петрович сыграл в той картине ещё одну роль — Лёньки Сухова в молодости.

В 1941 году, к началу войны, Кадочников начал сниматься в фильме «Антон Иванович сердится» (реж. А.В. Ивановский) и после этой картины полностью перешёл в кино, а в ТЮЗ больше не вернулся. Последний съёмочный день картины выпал на 21 июня 1941 года, а 22-го ночью началась война. Кадочников вспоминал:

«Каждый день приносил тревожные сводки с фронта, и нам, молодым актёрам, казалось больше невозможным оставаться в тылу: мы должны защищать Родину. Эти мысли не давали покоя. В конце июля я решил, что обязан наконец что-то предпринять. Выяснять свою судьбу отправился в районный комитет комсомола.

Передо мной сидел юноша, почти мальчик, в перетянутой ремнём гимнастёрке.

— Ты подавал заявление в народное ополчение? — тихо и как-то очень сосредоточенно спросил секретарь.

— Да, — ответил я тоже почему-то тихо.

— Зачем ты это сделал? — строго прозвучал новый вопрос.

— Так поступают все мои товарищи, — лаконично, в тон собеседнику пояснил я, хотя был уверен, что здесь ничего неясного нет.

Он молча взял со стола заявление и протянул его мне.

— Разорви! Ты снимаешься в «Обороне Царицына» и «Походе Ворошилова». На «Ленфильме» сообщили, что это фильмы оборонного значения. Вернись на студию…

Я подавленно молчал.

— Сейчас война, но искусство не должно умереть, — негромко добавил он. — С этого дня считай себя солдатом и выполняй свой долг… Ты понял меня или повторить ещё раз?

— Не надо, — ответил я.

И тогда вдруг услышал: «Кругом!» Я повернулся по-военному чётко и зашагал к выходу…»

Война оставила глубокий шрам на судьбе Павла Петровича. «Антон Иванович сердится» — последний фильм, который увидел его отец. Он писал сыну, который был эвакуирован со всем «Ленфильмом» в Алма-Ату: «Отстоял сегодня очередь. На твой фильм не попал». И ещё три раза Петру Никифоровичу не повезло, только с четвёртого раза удалось увидеть фильм, который ему очень понравился. А в 1942 году Пётр Никифорович умер в блокадном Ленинграде… Многие ленинградцы, пережившие блокаду, вспоминали, что весёлая музыкальная комедия с Павлом Кадочниковым внушала им оптимизм, давала силы продолжать жить… Так началась его слава киноартиста.

Как-то в Алма-Ате на киностудии Павел Петрович был в буфете — ел, разговаривал, а напротив него сел Сергей Эйзенштейн. Он молча долго рассматривал Кадочникова, и через пару дней режиссёр нашёл Павла Петровича и сказал: «Я бы хотел пригласить Вас на роль Старицкого. На пробы». Для Кадочникова это оказалось большой неожиданностью: «У меня было ощущение, что нимб появился! Сам Эйзенштейн подошёл с предложением», — вспоминал артист.

«Ивана Грозного» снимали в течение нескольких лет, и на съёмках сложилась необычайно тёплая, дружеская атмосфера. Чаще всего участники творческой группы кинофильма «Иван Грозный» пересказывают историю «про каравай».

Шли съёмки масштабной сцены пира. Участвует огромная массовка, стол огромный стоит, на котором разнообразная снедь, но вся еда — бутафорская. Потому что война, потому что голодное время… И единственное, что на столе было настоящим, — небольшой каравай хлеба. Вероятно, по спецзаказу Эйзенштейна его исхитрились испечь, чтобы поставить в кадре перед Черкасовым (Грозным) и Кадочниковым (Старицким). Как вспоминал Павел Петрович, аромат шёл от каравая просто непередаваемый, особенно с учётом того, что оба артиста были полуголодными и не выспавшимися толком после очередных ночных съёмок. Друг друга они называли совершенно по-приятельски: Черкасов Кадочникова — «принцем», Кадочников Черкасова — «царём», Эйзенштейн Черкасова — «царюгой», Черкасов и Кадочников Эйзенштейна — «Сэрмих».

Во время съёмок периодически гаснет свет. И вот в кромешной темноте Черкасов говорит Кадочникову: «Ну-ка, принц, отщипни кусочек, дай попробовать». «Сам себе отщипывай, царь», — отвечал Кадочников. И вот зажигается свет, Эйзенштейн и говорит: «Давайте снимать… Ой! Надо каравай поправить, лежит не так…» Поворачивает, поднимает хлеб — а он лёгкий, внизу — дырка! «Надо же, — говорит Эйзенштейн, — царюга-то с принцем съели весь каравай, а режиссёру ничего и не оставили. Ну да ладно, давайте другой стороной поставим, чтоб не видно было…»

После тех съёмок между Черкасовым и Кадочниковым установились крепчайшие дружеские, почти родственные отношения. Когда во времена «хрущёвской оттепели» Павла Петровича вдруг перестали снимать, Черкасов заставлял своих администраторов в обязательном порядке включать Кадочникова участником своих творческих вечеров — без него он отказывался выступать. А после концерта большая часть гонорара передавалась Павлу Кадочникову. На даче Кадочниковых Черкасов собственноручно посадил яблоню, которая успешно плодоносила, и из её яблок делали повидло «черкасовское».

В 1947 году вышел первый советский фильм о военном разведчике — «Подвиг разведчика». Это потом уже были «Майор «Вихрь»» (1967), «Щит и меч» (1968), «Мёртвый сезон» (1968), «Семнадцать мгновений весны» (1973), «Вариант «Омега» (1975) и так далее. Первопроходцами же в этом популярнейшем жанре стали режиссёр Борис Барнет и актёр Павел Кадочников, сыгравший главную роль майора Федотова, выдававшего себя в оккупированной Виннице за немца — зондерфюрера Генриха Эккерта. Некоторые исследователи считают, что это первое воплощение на экране образа легендарного разведчика Николая Ивановича Кузнецова. Фильм имел огромный успех: только за первый год проката его посмотрели 22 млн человек.

Несмотря на то, что многое в этой картине теперь, конечно же, можно смотреть лишь со снисхождением к «ретро», она не ушла окончательно в архив. Фразы из фильма до сих пор в ходу и на телевидении, и в кино, и в ток-шоу. Нет-нет да и услышишь от ка-кой-нибудь популярной медиаперсоны фразу: «У вас продаётся славянский шкаф?» Или: «Вы болван, Штюбинг!» А тост, произнесённый героем фильма в присутствии немецких офицеров: «За победу! За нашу победу!» — стал непременным завершающим атрибутом политического шоу «Бесогон ТВ». Своеобразный шпионский юмор в исполнении Кадочникова по-прежнему ценится зрителем.

В 1948 году вышел уже упомянутый фильм «Повесть о настоящем человеке». Сниматься в этом кино Кадочникову пришлось ой как не просто. Целых три зимних месяца длились натурные съёмки от восхода до заката солнца. Режиссёр Александр Столпер, чутко угадывавший актёрскую фальшь, много раз давал команду «стоп», и всё начиналось сначала.

— Я вам не верю, что у вас раздроблены плюсны ног. Вам не больно! — говорил Столпер Кадочникову. Прототип главного героя Алексей Петрович Маресьев, который нередко присутствовал на съёмках, однажды высказался в защиту Кадочникова: «Я ведь полз в течение восемнадцати суток и почти всё время в полубессознательном состоянии, а он в полном сознании ползает здесь в лесу уже более трёх месяцев».

И тогда Кадочников сделал вот что: «Быстро снимаю унты и шерстяные носки. Выбрасываю мягкие стельки. Насыпаю в унты колючих сосновых шишек, натягиваю их на босые ноги, резко встаю — и тотчас со стоном шлёпаюсь на снег от нестерпимой боли в ступнях. Поднимаюсь и, стиснув зубы до боли, всё-таки иду. С великими муками доковылял до аппарата», — вспоминал Павел Петрович.

— Отлично! Молодец! Великолепно! — обрадовался Столпер, увидев, как плетётся Кадочников, едва превозмогая острую боль в ступнях. Ни о каких сосновых шишках на босу ногу режиссёр даже не подозревал.

Необычайная смелость на съёмочной площадке была в то время фирменным стилем не только Кадочникова. В фильме «Укротительница тигров» (1954) Павел Петрович впервые встретился с Людмилой Касаткиной, тогда ещё неизвестной актрисой, сыгравшей главную роль. «Людмила Касаткина могла, вызывая ужас у всей съёмочной группы, спокойно протянуть руку в клетку тигра, покормить его и потрепать по холке, — вспоминал Кадочников. — Делала она это с лёгкостью, совершенно безбоязненно. И звери, наверное, чувствовали, своим чутьём понимали, что перед ними не враг, не существо, которое их боится, а их, если так можно выразиться, партнёр».

И совершенно неудивительно, что головокружительные трюки на мотоцикле Кадочников и Касаткина в этом фильме исполняют самостоятельно, без дублёров. Голливуд? В чём-то да... но Голливуд советский, без высокомерного похлопывания зрителя по плечу: мол, мы, супермены, — вам не чета! Почти невероятные подвиги экранных героев Кадочникова вдохновляли зрителей превозмогать жизненные трудности, побеждать в бою.

Играть роли и проживать собственную жизнь «без страховки» — вероятно, это было жизненным кредо Павла Петровича, он соизмерял своё человеческое достоинство с достоинством героев, которых играл в кино. Понятно, что следование подобным принципам подчас создавало ему серьёзные проблемы.

Как рассказывает его внучка Наталия, в начале 1960-х годов, когда её папа — младший сын Кадочникова Пётр — оканчивал 9-й класс средней школы, Никита Хрущёв выпустил указ об одиннадцатилетке. Согласно указу, Петру предстояло теперь оканчивать обучение не через год, а через два, потому что школьная реформа не предполагала постепенного перехода на новую систему. Хотя это было бы логично, ведь старшеклассники уже к 10-му классу заканчивали изучение всей школьной программы.

Павел Петрович был в те годы, как сейчас сказали бы, лидером общественного мнения в Ленинграде, и поэтому ему позвонили из газеты и попросили высказать отношение к реформе. То, что произошло потом, Наталия пересказывает так: «Павел Петрович, поскольку он был человек эмоциональный, недолго думая сказал: «Я хочу узнать, какой идиот это придумал?» Там пауза, и ему говорят: «Ну, вообще-то, это придумал Никита Сергеевич Хрущёв». На что Павел Петрович сказал: «Ну, передайте вашему Хрущёву, что он — идиот». И повесил трубку».

И Хрущёву, видимо, передали. Потому что после того телефонного разговора в прессе началась настоящая травля артиста: появился вал публикаций о том, что Кадочников якобы зарабатывает бешеные деньги на «левых» концертах, что было запрещено. Снимать в кино Павла Петровича тоже перестали.

Но на этом беды не закончились. Как пишет внучка, из-за скандала у Павла Петровича «случился парез голосовых связок (паралич гортани). И он долго не мог разговаривать вообще». Чтобы восстановить речь, ему пришлось делать сложную операцию, причём без наркоза… И когда хирург закончил манипуляции, то обратился к артисту: «Павел Петрович, скажите самое дорогое слово». И Павел Петрович тоненьким голосом произнёс: «Мама…» После чего врач рекомендовал ему целый год молчать.

А потом уже и самого Хрущёва, как известно, попросили освободить место генсека. После чего Павел Петрович успешно снялся ещё в десятках картин и даже в качестве режиссёра сам поставил несколько полнометражных фильмов.

«На репетицию я должен прийти с живым, трепетно бьющимся сердцем. Надо самому расположить душу к живому восприятию впечатлений», — писал Павел Петрович, и в этом был главный секрет его искусства. Жизнь и судьба Павла Кадочникова — человеческая и артистическая — навсегда останутся для его поклонников и последователей тем примером, который помогает жить.