Закрепиться на плато и спрятаться в тени: тренды субсидиарки
Начатое в 2017 году расширение перечня лиц, привлекаемых к субсидиарной ответственности, сейчас вышло на свое «плато». Об этом говорит партнер Олег Пермяков. Очевидно, сформировалось универсальное правило: если лицо принимало решения, повлекшие банкротство, то оно подлежит привлечению к субсидиарной ответственности, констатирует эксперт.
При этом Пермяков замечает другую тенденцию: суды стали охотнее привлекать КДЛ к ответственности на основе лишь косвенных доказательств и перекладывать на ответчиков бремя опровержения их контроля над должником. Этот тезис косвенно подтверждает статистика Федресурса. Согласно данным статистического бюллетеня, за первую половину 2023-го суды привлекли 2599 контролирующих должников лиц к субсидиарной ответственности – незначительно больше, чем годом ранее, когда было 2442 привлеченных. Несколько увеличился процент «побед» кредиторов и управляющих по таким спорам – с 46% в первом полугодии 2022-го до 52% за шесть месяцев 2023-го. За прошедший год вырос и размер совокупной имущественной ответственности КДЛ.
Точечная субсидиарка вместо повальной
В этом году Верховный суд продолжил тренд на отказ от «повальной субсидиарки», рассказывает партнер Антон Красников. ВС продолжает ориентировать нижестоящие суды на необходимость точного определения всех элементов состава субсидиарной ответственности, в частности – момента объективного банкротства и причинно-следственной связи между действиями контролирующего лица и несостоятельностью должника. Именно на это Экономколлегия указала в деле «ОАО «Дирекция Единого заказчика Гагаринского района» (№ А40-133029/2020). А в деле ООО «Еврофинанс» (№ А40-122605/2017) суд развил ранее высказанную позицию, пояснив, что при привлечении к субсидиарной ответственности нужно точно установить, какие действия или сделки руководителя привели к банкротству подконтрольного должника.
ВС высказывался и относительно порядка определения размера субсидиарной ответственности. Так, в определении по делу № А29-8156/2017 сформулирована позиция, согласно которой из размера ответственности КДЛ надо исключать суммы переплаты налогов, поскольку размер ответственности КДЛ определяется объемом имущественных потерь кредитора или бюджета.
Верховный суд при разрешении вопроса о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности придерживается неформального подхода, основанного на точном определении всех элементов состава субсидиарной ответственности.
Новые возможности для обжалования и злоупотреблений
После существенного изменения Закона о банкротстве в части субсидиарной ответственности шесть лет назад практика сперва заметно качнулась в сторону ужесточения по отношению к контролирующим должника лицам, напоминает управляющий партнёр Алексей Николаев. Сейчас «маятник» стал возвращаться к равновесному состоянию, и суды стали более внимательно исследовать наличие оснований для ответственности конкретного лица.
Одно из заметных тенденций института субсидиарной ответственности последних лет – расширение числа споров, решения по которым могут обжаловать руководители и бенефициары обанкротившихся компаний. Такой тренд осенью 2021-го задал Конституционный суд, который в постановлении № 49-П признал за КДЛ право оспаривать акты по обособленным спорам о включении требований кредиторов в реестр. Эти акты напрямую влияют на размер ответственности, поэтому у ответчиков по спорам у субсидиарки должна быть возможность оспаривать их, закрепил КС.
За прошедшие почти два года Верховный суд несколько раз дополнительно расширил это правило. В определении по делу «Промышленного парка «Уссурийский» (№ А51-5236/2022) признали право КДЛ участвовать не только в обособленных спорах в рамках дела о банкротстве их компании, но и обжаловать уже вступившие в силу решения суда по отдельным арбитражным делам, которые влияют на размер субсидиарной ответственности. В рассматриваемом случае это был акт о доначислении налогов подконтрольной заявительнице компании.
По оценке партнера юрфирмы Станислава Петрова, обсуждаемое расширение прав КДЛ еще не повлияло существенно на результаты споров. Пока рано делать выводы на этот счет, учитывая длительность банкротных дел, говорит Пермяков.
По моему мнению, само по себе расширение процессуальных прав КДЛ нельзя считать панацеей. Участвуя в спорах о включении требований кредиторов и оспаривании сделок, менеджмент может только уменьшить ее потенциальный размер. Спастись от ответственности помогут лишь превентивные меры защиты на предбанкротной стадии.
Николаев при этом отмечает, из-за расширения прав КДЛ на оспаривание происходят и злоупотребления. По его словам, ответчики пытаются пересмотреть почти все судебные акты и инициировать оспаривание даже тех сделок, которые совершали они сами (дело № А40-205853/2015). Эксперт называет такое поведение затягиванием процедуры банкротства.
Схожим наблюдением делится и управляющий партнер Зоя Галеева. «КДЛ порой пытаются отменить решения, устанавливающие требования кредиторов, спустя несколько лет после вступления в силу актов о привлечении к субсидиарной ответственности», – комментирует эксперт. Например, такую попытку оспаривания предприняла экс-руководитель компании «Веста Спб», обанкротившейся десять лет назад. В 2019 году ее привлекли к субсидиарке и заставили отвечать в том числе по долгу перед фирмой «Дженерал Аттачмент», подтвержденному судом в 2013 году. В марте 2023 года, после решения ВС по делу «Уссурийского», руководитель подала апелляцию на решение по спору с кредитором. Суды отказались рассматривать ее жалобу, сославшись на пропуск давности, который КДЛ посчитала с даты вынесения определения ВС.
Тем не менее, обоснованные жалобы КДЛ на судебные акты о включении требований кредиторов, поданные в пределах исковой давности, суды удовлетворяют, отмечает Галеева. Так произошло в деле № А40-77876/2020, где экс-руководитель в апелляции смог вернуть в конкурсную массу своей обанкротившейся компании больше 2 млн руб.
Бенефициаров выводят из тени
Петров выделяет еще одно направление судебной практики – анализ фактических полномочий в компании каждого субсидиарного ответчика, в том числе «теневых» руководителей. Этому вопросу ВС посвятил два своих определения 2023 года.
В деле о банкротстве ООО «Арена» (№ А40-175828/2018) к субсидиарке привлекли бенефициара бизнеса, который был формальным участником компании лишь непродолжительный период времени в начале «десятых». Тогда долгов у компании еще не было, поэтому нижестоящие суды оснований для привлечения его к ответственности не увидели. ВС призвал тщательнее оценивать роль теневого бенефициара, в том числе и на основании косвенных доказательств, и не ограничиваться данными из ЕГРЮЛ.
А в деле «Абсолют Банка» (№ А40-303933/2018) кредиторы и управляющий добились привлечения фактического бенефициара к ответственности за непередачу документации должника. У подставных директоров обычно нет имущества, за счет которого можно погасить долги компании, а это нарушает права кредиторов, решил ВС. Поэтому к субсидиарной ответственности следует солидарно привлекать и номинальных, и реальных руководителей. Закон о банкротстве обязывает директора передать документацию банкрота конкурсному управляющему. Это правило должны выполнять как реальные, так и подставные главы компаний. За его неисполнение тоже должны отвечать и те и другие.
Закрытые заседания и игнорирование сроков
Одним из трендов для судебной практики может стать рассмотрение споров в закрытых заседаниях, предупреждает Николаев. В деле «Строительной компании «Афина» (№ А33-15514/2020) ВС поддержал позицию налогового органа про необходимость рассматривать заявление о привлечении к субсидиарной ответственности в рамках закрытого судебного заседания, поскольку инспекция хотела представить документы с ограниченным доступом.
Управляющий партнер адвокатского бюро Вячеслав Голенев обращает внимание на другую проблему: не все нижестоящие суды восприняли позиции ВС о сроках исковой давности в спорах по субсидиарке (дело № А19-5157/2017). «Нет-нет, да и откажут в применении срока исковой давности по мотиву «управляющий/кредитор только узнали об обстоятельствах», ссылаясь на подходы ВС, применимые к предшествующим редакциям Закона о банкротстве», – жалуется юрист.
Предельный объективный срок исковой давности составляет три года с даты открытия конкурсного производства. После истечения этого срока привлечение к субсидиарной ответственности недопустимо.
Голенев приводит в пример дела № А40-188776/2014 и № А08-2756/2018 из собственной практики, где ему в кассации удалось защитить доверителей от субсидиарки именно на основании пропущенных сроков.
Поступательное развитие практики укрепляет процессуальные возможности КДЛ защищаться не от оснований, а от заявленного размера субсидиарной ответственности, резюмирует Красников. Петров соглашается с коллегой: говорить об «оттепели» в отношении контролирующих лиц пока нельзя. «Значимым движением в сторону менеджмента представляется постепенный отход от практики солидарной ответственности всех ответчиков и более тщательный анализ роли каждого в банкротстве компании», – заключает эксперт.