День прошел, число сменилось, и вот 29 мая в онлайн-кинотеатре Wink выходит продолжение сериала «Фишер». История о поимке последнего советского маньяка стала настолько популярной, что ее продлили на второй сезон. Имя нового душегуба не афишируют. Шоураннеры Сергей Кальварский и Наталья Капустина вновь работают с реальным материалом. В продолжении Боков (Иван Янковский), звезда ТВ 1990-х после дела Фишера, отправляется на юг расследовать новое преступление. Уже без привычного «шо», зато с собакой по кличке Шо. Об этих и других переменах мы расспросили режиссера второго сезона Александра Цоя («Трудные подростки», «Смычок»).
— Не было страха браться за продолжение успешного сериала?
— Я сразу понимал, что кому-то второй сезон не понравится. Ну что теперь? Волков бояться — в лес не ходить? Может, будет и восторг, и другие эмоции. Георгий Товстоногов говорил: «Спектакль не может нравиться всем. Если он нравится всем, это плохой спектакль».
Я вообще люблю такие вызовы, задачи для повышения квалификации. Это и мотивировало меня снять второй сезон. Помимо того что мне показалось, что у нас с Боковым есть кое-что общее.
— А что именно?
— На мой взгляд, в конце первого сезона из Бокова будто ушла жизнь. Но при этом в нем теплится некий дар, желание бороться за свет. Зайти в хаос и просто медленно идти вперед, делать что-то хорошее. Мне кажется, это нас объединяет. По крайней мере, мне хочется таким быть, даже если все вокруг очень плохо. Иногда, конечно, ты теряешь ориентиры, силы и веру. Но это дар — начать раздувать уголек, чтобы идти дальше. Мы обсуждали Бокова с Ваней Янковским, и я ему это рассказал.
— Просто первая сцена выглядит как продолжение «Аутсорса»: персонаж Янковского в тюремных коридорах.
— Понятно, будут сравнивать. Что сделаешь, если Ваня Янковский снялся в таких проектах? Или, бывает, смотришь иногда три сериала подряд и видишь одну и ту же квартиру, в которой снимают.
Тюрем, где можно снимать, не так много. А в павильоне не то! Морг в павильоне тоже не снимешь — будет пластмассовый и неинтересный. Как бы странно ни звучало, в нем нет жизни.
Поэтому мы снимали в реальном морге, психологически для меня это была самая сложная смена.
— Съемки «Фишера» для вас — это повышение квалификации?
— Во-первых, для меня это новый жанр, я раньше не снимал детективы. А во-вторых, это большие сложные экспедиции. Мы были в Абхазии, в горах, где абсолютно непредсказуемые погодные условия. То снег хлопьями, то дождь и всё в грязи, то вагончик падает от ветра, то свет выключается и нет электричества во всей республике. Я поэтому запомнил шутку нашего режиссера по планированию. За день до выезда в Абхазию она прислала план с короткой репликой: «Да начнутся „Голодные игры“». Это характеризует все наше путешествие.
В основном мешали холод и ветер, мы снимали зимой. Например, у нас была сцена с гелевыми шарами. Тишина и полный штиль, и только объявляем мотор, как поднимается ветер и кладет шары на горизонт. Постоянно приходилось подстраиваться под погодные условия. Но красота там неописуемая. Выходишь утром к морю и видишь дельфинов.
Но, на самом деле, помогло ощущение любви и факт того, что она в твоей жизни есть. Даже если она от тебя за 3000 километров. На этом и вывозишь сложные ситуации.
— А киношные суеверия не помогали усмирить погоду? Знаю, что некоторые скрещивают вилку и нож и кладут под осветительными приборами.
— Нам ребята из Абхазии, с которыми мы работали, предложили баранов зарезать, но мы, конечно, не стали. Зато съели много хурмы. И, похоже, отчасти это сработало.
— Как вы обсуждали второй сезон с Сергеем Кальварским и Натальей Капустиной?
— Мы созванивались после того, как я прочитал сценарий. Рассказывали, чем они вдохновлялись, что помнят про 1994 год — тогда же происходит действие сериала. Потому что у всех 1990-е были разными. Мне, например, в 1994-м было 10 лет, я пинал в Узбекистане дырявый мяч, воровал яблоки и лепешки, уходил рано утром на рыбалку, прятался в тандырах и возвращался поздно ночью с рыбой, которую поймал руками. Еще угонял соседский «Москвич-412».
Поэтому нам важно было обсудить, какими они помнят те времена и что я могу в те девяностые, которые показаны в сериале, привнести. Это командная игра.
— Какие в итоге 1990-е в сериале?
— Действие происходит в маленьком городке, который называется Курортный. И мы условились на том, что нам важно показать во всем ощущение разрушения, распада, но при это хотелось, чтобы там была жизнь. Это и на визуале отражалось, и на актерской игре: я давал возможность актерам быть медленнее и как можно подробнее, не боясь нарушить хронометраж сцены.
— А что брали как визуальные референсы?
— Я ориентировался на работы художника Кристофера Томпсона и на ноктюрны Джеймс Уистлер. Мне понравились там приглушенные цвета, как падает свет, их атмосфера. От них веяло одиночеством, ощущением страха, даже осознанием безысходности. Но при этом на них живые люди.
В монтаже подчеркивали вот это сочетание разложения и жизни. Это есть в макропланах, где просто стекает капля воды на многолетний лесной перегной. Или разрывающаяся от жизни переспелая хурма, которая истекает соком. Выбирали локации с ветхими фактурами, ржавчиной. У художника-постановщика Андрея Сарабьянова всегда в машине были ржавые листы, он их специально сделал и потом добавлял на задние планы.
Смотрел архивные видеоматериалы 1990-х, спрашивал, как могло быть, а как нет. Но в то же время мы не уходили совсем в документальный подход к эпохе. Что если таких зеркал на «Жигулях» тогда не было — не снимаем их. Я привык идти от себя и как можно дальше.
Это переосмысление эпохи, но мы не делаем из нее стим-панк. Мы придаем некую художественность, свое ощущение от этого времени.
— Удалось ли вам поговорить с режиссерами первого сезона Сергеем Тарамаевым и Любовью Львовой?
— У нас была очень важная и короткая встреча. Я приехал со скаута из Абхазии в Сочи на фестиваль «Новый сезон». Меня привезли на машине чумазого, в пыли, искусанного комарами в отель, чтобы я успел подготовиться к показам. И уже в кинотеатре я увидел Сергея с Любой, мы лично не были знакомы. Я к ним подошел, тогда уже было известно, что я снимаю второй сезон. Мы буквально парой слов обменялись. Я рассказал про скаут, поделился, что они сделали сильный первый сезон. И напоследок они сказали, что все будет хорошо, чтобы я не переживал. Для меня это было важно.
— Нужно расследование, куда пропало «шо» Бокова.
— Я бы не сказал, что оно пропало, все-таки проскальзывает иногда нечто среднее между «шо» и «что». Ваня деликатно это проработал. Иногда кажется, что он шокает на самом деле.
— А собаку по кличке Шо кто придумал?
— Тут не могу сказать. Это придумалось до того, как меня пригласили в проект. Наверняка это идея сценаристов.
— В первом сезоне были страшные натуралистичные сцены с жертвами Фишера. Второй наследует ему в этом?
— Мы обсуждали с командой, что не хотим натуралистичности и в тоже время не хотим эстетизировать эти сцены. Здесь есть тонкая грань: это скорее инсталляция, которая пробуждает какие-то чувства и эмоции, но не вызывает омерзение и желание выключить сериал.
— Почему в продолжении нет героини Саши Бортич?
— Все происходит в новом городе, и это потянуло за собой перемены. Это уже решение непосредственно сценаристов — окружать Бокова новыми героями или оставить старых.
У нас появляются новые. Следовательница в исполнении Ирины Старшенбаум — жесткая, принципиальная, отчаянная, будто загрубевшая, но сохранившая внутреннюю силу. Герой Никиты Худякова — напарник Бокова, юный, открытый, смотрит оленьими глазами на известного коллегу.
Он со своими бытовыми проблемами. Персонаж, который ходит по линии света и тьмы.
— После финала первого сезона мы обсуждали с Сергеем и Натальей, что это сериал совсем не про маньяка, а про то, как разрастается зло и отравляет все вокруг. А второй сезон о чем?
— Сложный вопрос. Тоже не про маньяка, но это и не исследование зла. Что его исследовать? Зло — оно и есть зло. Кажется очевидным: маньяк поступает плохо. Я бы сказал так: это сезон о прощении, о даре, про который мы говорили, — сохранять свет, когда вокруг темно и безнадежно. И о том, что зло бывает настолько близко.
— Напоследок почему подзаголовок «Затмение»? Уже шутят, что это отсылка к «Сумеркам».
— Это про то, что тучи уже сгустились и света совсем мало осталось. Затмение про тьму, которая образовалась вокруг героев. Так что вампиров не ждите.
Автор: Лиза Кузнецова
Фото: онлайн-кинотеатр Wink, личный архив Александра Цоя