«Рисовать то, что хорошо знаешь и любишь!»
Книги, которые мы читаем в детстве, остаются в памяти на всю жизнь. Когда мы встречаемся с ними во взрослом возрасте, они вызывают теплое чувство. Эти книги сформировали наш вкус в эстетическом и литературном отношении, открыли двери в волшебный мир фантазии и художественного образа. Почти у каждого взрослого в России есть воспоминания, связанные с книгой с рассказами и иллюстрациями Чарушиных. Об оформлении современной детской книги мы поговорили с правнучкой Евгения Чарушина художником Евгенией Чарушиной-Капустиной.
– Евгения, в чем секрет книг, оформленных Чарушиными? Существует ли семейный девиз или кодекс правил художника, который передается из поколения в поколение?
– В основе всего – мастерство художника, его профессиональный подход к работе, уважение к читателю, зрителю. Это даже не наше особое правило, это норма творческой работы.
Конечно, есть черты, которые представителей династии неизменно объединяют в работе над книгой, начиная с моего прадеда Евгения Ивановича. Их я бы как раз назвала семейным девизом – ты должен рисовать то, что хорошо знаешь и любишь! Пожалуй, нет ничего ужаснее, чем рисовать то, что не нравится, или иллюстрировать тексты, которые не по душе. Тогда получается борьба, насилие и над собой, как личностью, и над читателем. Художник из творчества уходит в ремесло. Он, может, и хорошо рисует, но ему самому это не нравится. А честность в работе должна быть всегда. Это залог уверенности в том, что наши произведения научат ребенка чему-то хорошему, направят, помогут совершить открытия. Часто родители маленьких читателей при встрече говорят: «Ребенок начал рисовать, когда посмотрел ваши книжки. Он стал ходить в художественную школу». Молодцы! Я радуюсь, это вдохновляет меня. А в целом, если говорить о художественной индивидуальности, понимание того, какое именно направление в работе нравится, какой материал, какой формат – приходит с годами, с сотнями и тысячами сделанных рисунков.
Очень важный аспект, присущий Чарушиным: мы считаем, что для художника неэтично воплощать негатив в работах
Еще очень важный аспект, присущий Чарушиным: мы считаем, что для художника неэтично воплощать негатив в работах. Художник – он в принципе на то и художник, чтобы быть способным любое зло переработать внутри себя и предложить зрителю что-то доброе. Не обязательно исключительно позитивное, но светлое, обнадеживающее. То есть творчеством дать читателю силы действовать, вселить надежду, оптимизм, жизнелюбие.
– Вы сказали, что Чарушины рисуют то, что знают и любят. А это, в первую очередь, поэтический мир живой природы, мир животных, сказка…
– Да, то, что дает природа, ни с чем не сравнится, как бы пафосно это ни прозвучало. Я всегда, например, с нетерпением жду открытия дачного сезона, чтобы отправиться в весенний лес – подышать, послушать птиц, найти первые сморчки, первые цветочки, увидеть первые гнездышки. Все это пропускаю через себя, все потом находит выход в моих работах. Но думаю, чтобы любить природу, не обязательно быть художником. Каждый человек, у которого есть привычка бывать на природе, возможность пообщаться с ней, понимает, как это воодушевляет, очищает от негатива.
Меня расстраивает, что сейчас практически пропали художественные книги о природе. О природе пишут и издают теперь, в основном, книжки энциклопедического содержания. Я, честно говоря, была поражена, когда увидела в списках РГДБ произведения Виталия Бианки и Николая Сладкова не в рубрике художественной литературы, а в научно-популярном разделе. «Мышонок Пик» теперь официально «научпоп». Об этом почему-то никто не говорит, все соглашаются с такой тенденцией.
– Евгения, вы, как художник, как оцениваете современную детскую книгу и ее оформление? Какой вкус формируется у маленьких читателей?
– В основной массе, к сожалению, в детской книге сейчас преобладают коммерция и непрофессионализм. На первом месте стоит задача удачно продать книжный продукт, а не развить читателя. Что читать детям вместе с родителями, какие картинки смотреть, решают отделы продаж в издательствах, не заботясь об эстетической составляющей, которая в детской книге играет первостепенную роль. Я часто общаюсь с библиотекарями и могу сказать, что издатели не ходят в детские библиотеки, чтобы проанализировать читательские интересы и запросы.
Штампуются «серии», издательские программы, энциклопедии. Нарисованы книги в той стилистике, которую задает издательство. Имя художника зачастую отодвинуто на последний план. И оно, в общем-то, и не нужно, это имя, потому что у десяти других иллюстраторов точно такой же изобразительный язык. Художник работает под диктовку. Это, конечно, большая проблема. Издательствам это удобно и выгодно, они быстро выпускают продукты массовой культуры, часто сомнительного эстетического уровня, еще и снижая тем самым читательский вкус. А то, что, например, существует великолепная классика иллюстрации, спрос на которую с годами только растет, этот вопрос они обходят стороной. А надо бы задуматься, в чем причина неизменного успеха классики.
Бывали такие случаи, когда издатели обращались к нам, желая издать рассказы Евгения Ивановича в большом сборнике. Мы им объясняли, что Евгений Чарушин вообще-то еще и рисовал (это, кстати, многих удивляет, что говорит об уровне культуры и осведомленности издателей), и все его произведения – цельный авторский замысел, где текст и иллюстрации неразрывны. На что нам отвечают: «Нам это не годится, у нас серийное оформление, но у нас есть замечательный дизайнер, он все прекрасно “отрисует”». Вот это слово «отрисует» – апофеоз безобразия.
– В оформлении детской книги всегда отражаются какие-то тенденции и направления, которые художникам приходится учитывать. Наверняка все художники династии Чарушиных с этим сталкивались. Какие тенденции вы видите сейчас?
– Тенденция неутешительная. Художник, как самостоятельная, самобытная, принципиальная личность, как профессионал, создающий визуальный, нравственный образ книги, сегодня практически не нужен. Причем это глобальная, общемировая тенденция. Я бывала на Болонской выставке четыре раза, знакомилась с тем, что происходит в мире оформления книг. И, к сожалению, должна констатировать: у книг нет своего лица, индивидуальности, национальности. Они в большинстве своем одинаковые. Книги из Японии, из Индии, из Европы, из России на одно лицо. Нет своеобразия, идентичности, эстетики, пластики, национального понимания гармонии. Это намечалось еще в 1970–1980-е годы. Об этом говорил мой дедушка Никита Евгеньевич Чарушин, который тоже ездил на международные ярмарки, где выставлялись его книги. Он уже тогда поднимал эту проблему усреднения, выравнивания стилей, обесценивания национальной культуры.
С каких пор, например, отечественные художники-иллюстраторы решили, что обращаться к русским художественным традициям не модно, позорно? У нас потрясающие традиции оформления книги, которыми надо дорожить. Почему нужно обязательно рисовать «под кого-то»? Падает планка изобразительного искусства, а художники, теряя свое лицо, становятся ремесленниками, не имеющими права голоса.
– Сейчас, возможно, еще и компьютерное творчество усиливает этот процесс…
– Компьютер масла подлил в огонь, но изначально это такой же инструмент для работы, как некогда литографский камень, тушь, перо и прочее. Сегодня это инструмент, без которого книжку не сделать. Да, если мы говорим о цифровом рисовании, то оно действительно безликое. Если в живом рисовании есть рука художника, его почерк, личность, то цифровое пространство всех стандартизирует. Здесь вообще не обязательно уметь рисовать. Можно задать алгоритм, и программа нарисует. Я в этом плане консерватор, сторонник рукотворного рисования.
– Иллюстратор все-таки еще и придумывает, создает свою художественную реальность, именно она интересна маленькому читателю и зрителю…
– Любая иллюстрация, любая работа с натуры – это не фиксация момента, не срисовывание. Даже в этюде с натуры художник что-то переосмысливает, дополняет или убирает для того, чтобы добиться цельности, выразительности. Он не будет десять стволов пересчитывать, все десять стволов рисовать. Он из них создаст интересный ритм: движения, паузы, веточку с листиками добавит, птичку. Такие, кажется, мелочи как раз и помогают создавать художественное произведение.
Иллюстрация должна быть не пересказом текста, а его дополнением, осмыслением
Компьютер не может понять, что в произведении главное, а что второстепенное. Ведь иллюстрация должна быть не пересказом текста, а его дополнением, осмыслением. Иллюстрация может вообще воспроизвести какой-то «хвостик» последней строчки на странице, но сделает это так, что для читателя эта деталь раскроет смысл произведения, и он будет думать: «Как здорово художник придумал!» Текст и иллюстрации – это не дублирующие друг друга элементы, а друг друга раскрывающие. В этом заключается искусство книги: текст и картинка воспринимаются цельно, но вместе с тем они самостоятельны по отдельности. В хорошей книге это именно так.
Я прекрасно помню те книжки, которые у меня были в детстве, те картинки, которые я видела на стенах; прогулки на природе; беседы, игры с дедушкой. Помню, как мы играли с ним в Шерлока Холмса и Доктора Ватсона; помню первые походы в музеи… Все это сформировало меня, повлияло на творческое становление. В детстве очень нужны хорошие примеры, книги, иллюстрации – это ведь на всю жизнь. Отсюда возникают и художественный вкус, любовь к чтению, культура. Все из детства, все из семьи.
– Насколько я знаю, семейные и художественные традиции династии Чарушиных имеют большую историю?
– Действительно, вятские иконописцы и иконописцы Чарушины известны с 1770-х гг. А отец моего прадеда Евгения – Иван Аполлонович Чарушин – был главным архитектором Вятской губернии и первым архитектором острова Сахалин. Жители Кирова и области, Елабуги, Воткинска, Сарапула, Ижевска и по сей день любуются многочисленным зданиями, которые он спроектировал. Среди его выдающихся работ, например, Михайло-Архангельский собор в Ижевске, Свято-Серафимовский собор в Вятке и многие-многие другие. Иван Аполлонович создал около 500 проектов, среди которых более 150 каменных и деревянных церквей: это были и небольшие часовни, и домовые церкви, и монументальные соборы. Для епархии архитектор возводил и церковно-приходские школы, епархиальные училища, богадельни. После 1917 года Иван Аполлонович возглавлял комиссию, которая заведовала сохранением памятников. Многие храмы были спасены от уничтожения именно благодаря ему.
Иван Аполлонович был очень доброжелательным и деликатным человеком, что привлекало к нему людей, причастных к искусству и далеких от него. У него было много друзей. Его дом на Пятницкой был настоящим культурным центром Вятки. Иван Аполлонович обладал хорошим голосом, музицировал, с увлечением ставил домашние спектакли.
– Творческое отношение к жизни тоже передалось следующим поколениям Чарушиных?
Прадедушка дружил с Юрием Васнецовым, они познакомились еще детьми, вместе учились в Академии художеств
– Да, и у нашей семьи всегда были замечательные друзья. Прадедушка дружил с художником детской книги Юрием Васнецовым, он тоже из Вятки, они познакомились еще детьми, потом вместе учились в Академии художеств. Все праздники проводили вместе: Васнецовы переодевались в парадной в карнавальные костюмы, и начиналось веселье!
В моем детстве родители готовили для меня удивительные карнавальные костюмы. Однажды сделали костюм индейца, причем во всех деталях. Папа сшил из кожи настоящие мокасины, сделал убор из перьев. Была и рубашка индейца с нарисованным оленем. Ее мой прадед в 1943 году сделал и расписал в эвакуации для своего сына Никиты, моего дедушки. Эта рубашечка пережила эвакуацию, дожила до конца войны, ее привезли в Ленинград. И спустя много лет уже я отправилась в ней на новогоднюю елку! Рубашка с оленем сохранилась до сих пор. Мы ее показываем на выставках и творческих встречах с читателями.
Еще мой дедушка Никита Евгеньевич был дружен с московским художником книги Маем Митуричем. Они ездили друг к другу в гости, переписывались. Май Петрович всегда присылал мне свои рисунки в этих письмах. Замечательные были друзья-художники и в Петербурге. Владимир Викторович Прошкин научил меня многим акварельным приемам. Живописец Герман Павлович Егошин, когда мне было лет восемь, подарил коробку акварели. Эта коробка и сегодня стоит на моем рабочем столе. Краски внутри меняются, но коробка все та же. Она хранит память о прекрасных людях, художниках, сформировавших целую эпоху.