Новые грани Севастополя
Камерный концерт «Севастопольской оперы» из нового цикла «Музыкальные истории», прошедший 21 мая, уже стал тем событием, которым обычно приписывают способность оставлять свой неповторимый след в истории города и целой страны. Кто на концерте не был, перепроверить не сумеют, поскольку событие штучное. Те же счастливчики, кто были в зале, могут оставаться довольными собой, понимая, что, помимо безусловных звёзд — рассказчика Артёма Варгафтика и пианиста Александра Гиндина (заслуженный артист России), они вживую более двух часов слушали и наблюдали безусловного музыкального гения — 21-летнего скрипача Равиля Ислямова.
Двухактный концерт задумывался как посвящение не только скрипке, но и легендарным скрипачам прошлого. А получилось нечто большее и подводящее к мысли, будто услышанные музыкальные произведения и такое их исполнение — самое яркое и волнительное из пережитого за последние годы. Почти как у Л.Н. Толстого, который классическую музыку очень любил и всякий раз ломал голову по поводу того, что же это за сила такая и что она с ним творит.
I. Игрок
Как минимум два имени, звучавших на концерте, — композиторы из породы азартных карточных игроков, готовых на кон поставить целые состояния — Никколо Паганини и Генрик Венявский. Одна из легенд гласит, что Паганини после концерта в Ливорно лишился за игрой своей скрипки. А Венявский вообще, как рассказал Артём Варгафтик, проиграл в карты своему бельгийскому коллеге Анри Вьетану авторские права на собственное скрипичное произведение «Баллада и полонез». До сих пор оно исполняется под именем Вьетана, хотя все знают, что это не Вьетан, но карточный долг — долг чести.
Было любопытно, как молодой музыкант Равиль Ислямов сможет передать в музыке внутреннее состояние этих композиторов, тем более что Венявский писал и впервые исполнял свою «Легенду» (ор. 17), пребывая как раз в состоянии максимального азарта и риска. Перед концертом Равиль рассказал в беседе с автором этих строк, что азартность, способность бросить все карты на стол ему знакома.
«В 2023 году на конкурсе им. Чайковского мне нужно было думать о том, чем, кроме игры на скрипке, понравиться публике. И в финале, когда мне уже нечего было терять, я вышел на сцену в светлом концертном костюме, хотя академическим цветом костюма в классической музыке считается чёрный. Я откровенно шёл на риск. Но в итоге конкурс выиграл. И потом мне сказали, что я буду законодателем моды на сцене», — поделился Равиль Ислямов.
Про польского романтического виртуоза Генрика Венявского (1835–1880) можно рассказывать бесконечно. Наиболее интересно, что в 1843 году, в возрасте 8 лет он поступил в Парижскую консерваторию. Венявский стал первым профессором по классу скрипки Петербургской консерватории, в числе его учеников, к слову, был П.И. Чайковский. Свои лучшие скрипичные произведения, как и минорную «Легенду» (ор. 17), композитор написал в Санкт-Петербурге, а исполнил — в Лондоне.
Артём Варгафтик поведал, что 24-летний Венявский без памяти влюбился в Изабеллу Хэмптон — дочь самого настоящего английского лорда. И, сделав предложение о замужестве, получил отказ, поскольку не мог себе позволить финансово обеспечивать дочь лорда. Тогда Венявский рискнул — и пригласил Изабеллу с её родителями на свой последний лондонский концерт, где исполнил «Легенду», посвящённую как раз любви к Изабелле. Эффект был ошеломляющим: англичанка согласилась стать его женой, а лорд Хэмптон попросил Генрика отныне считать себя его сыном.
Равиль Ислямов (скрипка) и Александр Гиндин (фортепиано), фото Юлии Блоцкой.
Когда Равиль Ислямов играл «Легенду», не оставалось сомнений, что перед публикой — игрок. Сквозь виртуозность его скрипки буквально прорывались фразы из бессмертного романа Ф.М. Достоевского: «Как будто ещё не выиграл, но поступает как богач» или — что рискует, поскольку, «если не рулетка, то найдётся что-то подобное ей». Как, например, светлый костюм на конкурсе им. Чайковского. Да и Александр Гиндин был примерно в том же состоянии: без его фортепьяно «Легенда» совершенно точно была бы невозможна.
Понравилось публике исполнение Гиндиным и Ислямовым вариации на одной струне на тему из оперы Дж. Россини «Моисей в Египте» Никколо Паганини. По слухам о появлении этой вариации, дошедшим до нас из XIX века, завистники подпилили струны на скрипке Паганини — они лопнули во время концерта, и музыканту ничего не оставалось, как импровизировать на единственной оставшейся четвёртой струне. Эту байку, хорошо известную музыкальному миру, со сцены публике рассказал Артём Варгафтик, напомнив, что Паганини — это один большой миф и слухи. Про него говорили, будто бы он никогда не репетировал свои произведения, а во время выступлений его руками водил сам дьявол. В реальности же — это был гений, много работавший над обновлением техники игры на скрипке. Как отмечала исследователь Р.Р. Хатыпова, он применял приёмы глиссандо и вибрацию, впервые использовал скордатуру — игру на перестроенной струне G (скрипачи называют её «басок») и в целом чаще использовал низкий регистр, расширяя скрипичный диапазон.
Все произведения, кроме двух, Александр Гиндин и Равиль Ислямов исполняли вдвоём. И, действительно, сложно однозначно сказать: фортепьяно солировало или наоборот — скрипка. Правда, довольно часто Джузеппе Гварнери Ислямова так возвышалась над происходившим, что это имело магнетический эффект.
Кстати, об инструменте. Равиль Ислямов играет на по-настоящему уникальной на скрипке 1735 года, созданной знаменитым итальянским мастером Джузеппе Гварнери, которую ему предоставил для выступлений Санкт-Петербургский Дом музыки в лице народного артиста России С.П. Ролдугина. На этой скрипке когда-то играли знаменитые скрипачи Джованни Баттиста Виотти, Кэтлин Парлоу. Сам Никколо Паганини предпочитал играть на скрипках этого мастера.
Поэтому можно сказать, что, кроме выдающихся исполнителей современности, в Севастополе впервые звучала скрипка Джузеппе Гварнери — и это, безусловно, поднимает уровень и значимость события для мира культуры на запредельную высоту. Кто знает, возможно, Джузеппе Гварнери более никогда не зазвучит в городе-герое, хотя, конечно, будем надеяться на лучшее.
II. Респект мастерам
В концерте было много акцентов на скрипке, но Александр Гиндин раскрыл и возможности виртуозного исполнения музыки на своём инструменте. В «Весенней» сонате Бетховена (ор. 24) исполнили только её первую часть, Allegro; музыкантом было сделано всё, чтобы воплотился замысел композитора. Мне кажется, Бетховен был бы рад, ведь с первых звуков стали проявляться образы мягкого и нежного весеннего настроения, пробуждения природы. А когда к фортепиано подключилась скрипка Равиля Ислямова, зазвучали весенние ручьи.
Где же Александр Гиндин, что называется, развернулся на всю катушку, так это в концертной фантазии известного советского скрипача и композитора И.А. Фролова на тему оперы Дж. Гершвина «Порги и Бесс». Фролов, кстати, её написал для своего друга скрипача Эдуарда Грача, который в свои 93 года продолжает возглавлять одну из скрипичных кафедр Московской консерватории. А мы же помним, что отрывки из этой оперы уже звучали на севастопольской сцене в исполнении Александры Наношкиной (сопрано) и Анны Семенюк (меццо-сопрано). Но вернёмся к Гиндину.
Конечно, чтобы лучше понять эту музыку, желательно познакомиться с сюжетом «Порги и Бесс», где есть место любви, убийству, криминалу, искушениям, религии и другим составляющим, органично вписывающимся в американский пейзаж. Но чтобы отобразить музыкой все взлёты и падения главных героев, одной скрипки, пожалуй, не хватит.
Артём Варгафтик, фото Юлии Блоцкой.
А вот фортепьяно как раз эту задачу выполнит. Когда за клавишами виртуоз Александр Гиндин, сразу понятен грандиозный масштаб сочинения Гершвина. Его первая часть с центральной темой любви высветляет положительных героев, их устремления. Во второй части больше напряжения, экспрессии, в ней появляются антигерои. В третьей части через фортепьяно мы угадываем веселье и торжество любви, которая взяла верх над тёмной силой.
За такое исполнение, сочетаемое с уважением мастерам и традициям, Александру Гиндину отдельное уважение, как и за высказанную им автору этих строк позицию — приехать в Севастополь с концертом, несмотря на специфику СВО и периодические ракетные атаки на город.
«Мои старшие коллеги, уже ушедшие, Э.Г. Гилельс, Г.М. Коган, как и другие, в период Великой Отечественной войны выступали с фронтовыми концертами в местах и более жёстких (чем сейчас Севастополь. — ForPost). Это совершенно естественно. Музыкант должен делать своё дело, и делать его хорошо. И делать его там, куда он приехал. Неважно, что происходит вокруг. В этом есть метафизическая правда. Я много смысла вкладываю в эти слова», — поделился Александр Гиндин.
III. Мировое исполнение
Отдельную непередаваемую радость оставила Чакона Иоганна Себастьяна Баха из Партиты ре минор для скрипки в сольном исполнении Равиля Ислямова. Драматургична и сама история создания этого произведения. Как рассказал Артём Варгафтик, Бах, будучи органистом по призванию, по велению души, в 1717 году был сослан в немецкий город Кётен. К слову, в этом местечке с 1951 по 1991 годы стояла Западная группа советских войск в Германии. Так вот, при жизни Баха кальвинистская церковь запретила все оргáны, демонтировав их из всех местных церквей. Но поскольку Бах там служил, ему ничего не оставалось, как искать орган там, где его нет. За несколько лет композитор создал огромное количество музыки для других инструментов, в том числе самое знаменитое произведение того периода — Чакону для скрипки.
«На Чаконе Баха можно показать все тонкости скрипичной игры, раскрыть максимально полное звучание скрипки. А скрипка не любит, когда к ней боятся прикоснуться. Поэтому я стараюсь относиться к своей скрипке с полной отдачей», — рассказал Равиль Ислямов.
Бах придумал, а Ислямов безупречно сыграл эту музыку, построенную на длинной цепи коротких вариаций, где бесконечно встречается новый поворот темы, возникает свежее дыхание, слышатся несказанные идеи. Общая для чаконы музыкальная тема, как отмечает музыковед Е.Г. Кузнецова, остаётся неизменной, но путешествует по голосам от баса — то вверх, то вниз, то оставаясь посередине. По мнению известного советского скрипача И. Ямпольского, Чакона — «символ жизненного пути композитора, трудного, скорбного, но мужественного».
Равиль Ислямов так прекрасно сыграл Чакону, что не позволявший себе до этого личных оценок в отношении исполнительского мастерства Варгафтик сообщил публике со сцены, что он не может сдержаться, поскольку только что зрители услышали исполнение Баха самого высокого мирового уровня.
IV. Каденция-сюрприз
В концерте прозвучало посвящение ещё одному скрипачу — неугомонному одесситу Давиду Ойстраху. В своё время Дмитрий Шостакович для Ойстраха сочинил два концерта для скрипки с оркестром и одну сонату. В первом из этих двух концертов, как рассказал Артём Варгафтик, есть как бы лишняя часть, которая формально не укладывается в строгие рамки и стандарты концерта. Эта выбивающаяся часть — такой взволнованный сольный монолог — каденция. Подготавливая программу этого концерта для «Севастопольской оперы», музыканты долго и бурно спорили, но в итоге, к великому счастью слушателей, решили сыграть каденцию как отдельное произведение.
Равиль Ислямов (скрипка) и Александр Гиндин (фортепьяно), фото Юлии Блоцкой.
Такой творческий эксперимент в сольном варианте успешно совершил Равиль Ислямов, на несколько мгновений снова ставший «игроком». Пожалуй, это была прекрасная идея, чтобы показать виртуозность владения инструментом.
Сложность и противоречивость «шалости» заключалась в том, что эта каденция из концерта Шостаковича совершенно неожиданно привела нас к Капрису № 24 Паганини, который Ислямов и Гиндин исполнили уже вдвоём и который представляет собой неповторимый художественный феномен XIX века — визитную карточку скрипичного виртуозного искусства. Есть даже трактовка, что это произведение — символ сверхчеловеческих музыкальных возможностей Паганини. Не случайно, как отмечает музыковед Р.Р. Хатыпова, за последние 200 лет 24-й каприс многократно «пересоздают», цитируют. К нему обращались Ф. Лист, И. Брамс, С. Рахманинов, Э. Л. Уэббер, А. Шнитке и многие другие.
Как вы уже догадались, рассказ о концерте «Музыкальные истории», который стал первым совместным для пианиста Александра Гиндина и скрипача Равиля Ислямова, можно было бы продолжать, но мы остановимся.
Событие действительно получилось непередаваемое. Севастопольскому театру оперы и балета есть чем гордиться. Единственное, что огорчало — много пустых мест в зале. Тем более это удивляет, когда в Севастополе работает несколько музыкальных школ, где, конечно, есть классы скрипки и фортепьяно. Причём я имею ввиду не только учащихся, но и педагогов, профессионалов музыки. Но почему-то многие них на встречу с совершенным музыкальным чудом не дошли. Впрочем, это тема отдельного разговора.
Завершить можно парой строк любимой многими севастопольцами Анны Ахматовой из стихотворения «Музыка», которое она посвятила Шостаковичу.
«В ней что-то чудотворное горит,
И на глазах её края гранятся»
Сергей Абрамов
Фото Юлии Блоцкой