«Мозг работал, а половина тела нет. Я понял: карьере конец». Закончил с футболом в 22 и строит новую жизнь

Алексей Панфилов считался одним из самых перспективных воспитанников «Зенита» 1993 года рождения. Но не сыграв за первую команду ни матча, Алексей он так и не сыграл и транзитом через «Зенит-2» уехал в португальскую «Лейрию».

Карьера атакующего полузащитника неожиданно оборвалась в 2016-м: на сборах с «Тосно», куда Панфилов приехал на просмотр, у него случился инсульт. Закончив играть в футбол, Алексей решил в нем остаться и пойти по пути функционера. К 31 году у него набралось приличное резюме: скаут «Зенита», спортивный директор «Твери» и хабаровского СКА. Автор Sport24 Тигран Арутюнян встретился с Алексеем в Москве, чтобы узнать — как жить, когда судьба отбирает у тебя возможность заниматься любимым делом.

— У тебя, в отличие от большинства российских футболистов, есть крутая строчка в резюме — игра в Европе. Но за родной «Зенит» ты так ни разу и не сыграл — почему?
— Мой год [1993] попал под все реформы, которые только происходили в клубе. Я, Леха Каюков и Паша Шувалов считались лучшими выпускниками академии: мы первыми подписали профессиональный контракт. В одном возрасте с нами играли Егор Бабурин, Далер Кузяев и Паша Могилевец — но первыми в молодежку попали именно мы.

— А дальше?
— В молодежке мы были младше всех на 2-3 года. В «Зените» тогда было четкое правило: играть должны старшие, потому что им нужно проявлять себя, чтобы уехать в хорошую команду. А когда мы повзрослели и сами стали «старшими», в клуб пришли голландцы, во главе с Хенком ван Стее: у них была политика — ставить больше молодых. Стали играть возраста младше, а мы продолжили сидеть на банке. В итоге потом появился «Зенит-2», и нас перевели туда.

— К Радимову?
— Ага. Николаич — мировой мужик, с прекрасным чувством юмора. Мы до сих пор общаемся. Однажды пересеклись, когда я уже был спортивным директором «Твери», а он еще главным тренером «Зенита-2». Наш тренер по физподготовке перед матчем раскладывал фишки на поле, а Николаич шел прямо за ним и собирал их (смеется).

— Хаха. Зачем?
— Да просто прикалывался. Помню, в том матче случилась небольшая заварушка, и Радимова удалили за оскорбления судей. После игры Николаич поймал делегата и начал его полоскать. Тот все внес в протокол, и Радимову дали дисквалификацию на несколько матчей. И вот уже на протяжении четырех лет Николаич периодически присылает мне фотку этого мужика с подписью: «Сука, тоже мне делегат!» (смеется)

Владислав Радимов

— Из радимовского «Зенита-2» тебе было нереально попасть в основу?
— Спалетти и Боаш периодически подтягивали меня на тренировки, но ничем конкретным это не кончилось. Я мечтал сыграть за «Зенит», но в какой-то момент понял, что изжил себя в клубе и решил уйти.

— Как появилась Португалия?
— У меня был агент. Когда я изъявил свое желание уйти из «Зенита», он перестал брать от меня трубки. Я не понимал, что делать дальше. Но тут на горизонте появились Александр Толстиков и Андрей Талаев. Они перевезли меня и Юру Бавина в «Лейрию», которая тогда как раз принадлежала Толстикову. Чуть позже к нам присоединились Лысцов, Рукас, Тюкалов и Ломакин.

Александр Толстиков

— Что за уровень был в Португалии?
— Слушай, там страна в целом болеет футболом. В свой первый день в Португалии мы с Юрой пошли на пляж. Смотрим — толстенькие мужички играют в футволей. Решили присоединиться: ты бы знал, как они нас размотали! Капитан молодежки ЦСКА и капитан «Зенита-2» проиграли каким-то скуфам (смеется). Вот тебе и уровень.

— А в самой «Лейрии» как было?
— Клуб тогда играл во второй лиге, но с первых же дней стало ясно, что будет очень тяжело. Я играл крайнего нападающего: все защитники, которые выходили против меня, были мощнее, быстрее и тактически умнее. Я не успевал за передвижениями мяча, как будто в другой мир попал. Здесь-то для меня и открылась главная проблема нашего футбола.

— Какая?
— Низкая интенсивность. Последнее поколение наших футболистов, которое стабильно играло в Европе — это поколение Карпина, Мостового, Аленичева, Онопко, Никифорова и Радимова. Они были лидерами своих команд. Потом пришло поколение Евро-2008 — Жирков, Павлюченко, Билялетдинов, Аршавин. Они не играли ключевых ролей в своих командах: из них всех долгие качественные отрезки были только у Андрея. А что мы видим сейчас?

— Что?
— Единственный из наших, кто более-менее стабильно заиграл в Европе — это Головин. Миранчук –травмы, Захарян — травмы, Кузяев — травмы. Это говорит о том, что с каждым годом наши футболисты все меньше и меньше готовы к европейским чемпионатам. Все это из-за низкой интенсивности нашего футбола. Российские футболисты просто не подготовлены к высокой интенсивности европейских чемпионатов

— Как тебе было в Португалии в бытовом плане?
— Я ко всему быстро адаптируюсь. Поразила их культура пития. Могут собраться после игры, дать по парочке бокалов пива или вина и разъехаться. Русскому футболисту ведь только капля в рот попадет — все, до утра. Хотя сейчас, по ощущениям, молодежь более серьезно относится к себе.

— Это правда.
— Первое время в Португалии были спартанские условия. Мы с Юрой Бавиным жили в одной в квартире, и к нам постоянно кого-то подселяли. Однажды попался анголец, темнокожий парень. Ночью в туалет как-то захожу, а там два глаза блестят — как у кошки. Забыл свет включить человек!

— Ха-ха.
— Еще был португалец, Мигель — все время косил под Криштиану Роналду. В то время сильно завирусилась реклама банка «Открытие» с Роналду. Бава каждое утро заходил к Мигелю в комнату и включал эту рекламу. Через месяц у него этот слоган от зубов отскакивал: «Банк Откритка!» (смеется).

— После Португалии ты поехал в «Тосно». Там у тебя случился инсульт, после которого пришлось закончить карьеру в 22 года. Как всё произошло?
— Это было лето 2016-го. После двух сезонов в Португалии — за «Лейрию» и «Пениши» — я решил, что пора делать следующий шаг. Мне хотелось максимально приблизиться к РПЛ, и тут как раз возник вариант с «Тосно» — перед тем сезоном команда ставила задачу выхода в Премьер-лигу.

— Так.
— Мне предложили приехать на просмотр. Я собрал все свои вещи, потому что в Португалию возвращаться не планировал, и полетел на сборы «Тосно» на Кипр. Там тогда собиралась очень классная команда — Женя Марков, Володя Ильин, Заба [Антон Заболотный], Ника Чхапелия. Мне очень хотелось остаться, поэтому на тренировках пахал, как не в себя. На тот момент у меня уже как год вообще не было отдыха — сезон в Португалии только закончился, и я сразу же полетел к «Тосно», потому что вот-вот должна была стартовать Первая лига. Думаю, инсульт ударил как раз из-за физической переутомленности.

— Как он случился?
— У нас должна была быть товарка с «Уралом». Мне сказали: «Нормально сыграешь — подпишем контракт». Предыгровая тренировка, делаем пешком какое-то упражнение, и вдруг в моменте я чувствую щелчок в голове. Бац — левая нога отказала, перестал ее чувствовать. Спустя несколько секунд еще раз бац — отнялась левая рука. Мозг работал, а половина тела нет.

— Что делал?
— Не упал, не потерял сознание, просто поковылял к врачу: «У тебя солнечный удар». Посадили в тенек, приложили лед к голове. Парни начали спрашивать о моём состоянии — как мне казалось, я отвечаю чётко и ясно. Но их лицах было непонимание. Потом они рассказывали, что я просто мямлил — никто не мог понять, что я говорю.

— Ужас.
— В какой-то момент я начал плыть — меня взяли под руки и понесли в машину. Доктор ехал со мной и всю дорогу повторял: «Леха, только не отключайся!».

— Что дальше?
— Привезли в кипрскую больницу. Там врачи тоже поставили солнечный удар. Сделали капельницу, взяли анализы и отпустили в отель. К тому моменту нога немного заработала, а рука все еще нет. Врач «Тосно» продолжал утверждать, что со мной все нормально, но я чувствовал — произошла какая-то хрень. В то же время руководство клуба принимало решение о моём будущем. На следующий день после случившегося мне сказали, что нужно лететь в Питер и проходить дополнительное обследование.

— Подожди, тебя с инсультом отправили на самолете?
— Представляешь! 40-килограммовые сумки, две пересадки. В самолете всё время спал — хотя обычно так не делаю. Только приехал домой, мама сразу заметила изменения в моем поведении и повезла меня на МРТ головного мозга. Помню, врач к матери, что-то говорит, и она начинает плакать. Потом и мне сказал: «У тебя инсульт, срочно в реанимацию». Я уже тогда понял, что футбольной карьере конец.

— Сколько пролежал в больнице?
— Пару дней в реанимации и еще несколько недель в обычной палате. Радимов приходил поддержать, хотя я уже к тому моменту пару лет не был в его команде. Первое время мне запрещали двигаться. Врачи сказали, что в моем состоянии не то, что летать — даже ходить нельзя. Нужно благодарить бога, что я сквозь эти перелеты добрался до больницы.

— Почему врач «Тосно» не смог определить инсульт?
— До сих пор не могу понять. У меня две версии: либо у него была низкая квалификация, либо меня хотели сплавить, потому что на меня не было страховки. Я понимал, что в будущем продолжу работать в футболе, поэтому, когда выяснилось, что у меня все-таки инсульт — не стали судиться и выяснять отношения. Пусть все будет на совести тех людей, которые принимали решения. Самое странное, что даже после месячного обследования специалисты не смогли определить точную причину инсульта.

— Как так?
— У них несколько версий: физическая усталость (как я и говорил), эмоциональный перегруз или просто элементарное обезвоживание на жаре. Наверное, это была совокупность всех этих факторов. Допускаю мысль, что судьба специально отвела меня от карьеры футболиста.

— Вернуться после инсульта было невозможно?
— Через год мне сказали: «Чувак, если хочешь — иди играй». Но я не стал рисковать, потому что причину инсульта ведь так и не установили. Тем более до этого всего уже были знаки, что пора заканчивать.

— Что за знаки?
— Я очень сильно изматывал себя физически и психологически. Если у меня что-то не получалось, сильно рефлексировал, занимался самобичеванием. Я смотрел на своих сверстников, которые уже вовсю играли в РПЛ и постоянно думал: «Чем я хуже?». Я копался в себе, убивался на тренировках, жрал себя изнутри. Футбол перестал мне приносить удовольствие: но я бы так и продолжал себя мучать, если бы не инсульт.

— Решение о завершении карьеры принял моментально?
— Да. Первые полгода не мог подойти к футбольному полю и по телеку футбол тоже не смотрел. Но потом потихоньку начал чем-то заниматься, вытаскивать себя. Когда я в 25 лет стал спортивным директором «Твери», понял, что все делал правильно.

— Что делать, когда больше не можешь заниматься своим любимым делом?
— Можно погрустить, но нехер страдать. Я знал, что хочу остаться в футболе. Меня привлекала селекция: но для того, чтобы в ней работать основательно, нужно было образование. Решил поступать на магистратуру в МГИМО. Приехал подавать документы, смотрю — футбольное поле прям на территории университета. Подошел к преподавателю физкультуры: «Слушайте, я только закончил с футболом. Готов играть за сборную универа, только не знаю, как к вам поступить».

— А он что?
— Отвел меня к декану факультета управления и политики: тот посоветовал мне подготовительные курсы. За год я их прошел, сдал вступительные экзамены и поступил. За сборную МГИМО я, как и обещал, играл. Тренер до сих пор говорит, что я самый сильный из его воспитанников (смеется).

— Еще бы.
— Параллельно учебе я попытался устроиться скаутом в «Зенит». Через друзей вышел на Антона Евменова, который тогда руководил всей селекцией. Мы пообщались, Антон узнал о моем прошлом и принял меня на работу.

Антон Евменов

— За что ты отвечал?
— За комплектование «Зенита-2». Так как я учился в МГИМО, первое время закрывал московский регион. Тщательно осматривал ребят из «Чертаново», «Строгино» и других команд.

— К главной команде ты вообще не имел отношения?
— Чтобы лично привозить туда игроков — нет. Но Антон очень часто просил составить отчет и высказать свое мнение по тому или иному футболисту, которого хотели купить. Например, я следил за Йоаном Молло. И составил по нему отчет. Так же я летал на матч «Динамо» Киев — «Шахтер», просматривали Хачериди и Марлоса.

— В «Зените» Молло с треском провалился.
— В «Крыльях» он был в полном порядке: резкий, быстрый, с дриблингом, хорош на мяче. Он не боялся брать игру на себя, шел в обыгрыш. Это очень редкое качество, с учетом того, что футбол стал более механизированным и академичным. Поэтому мое мнение по Йоану было однозначным. Но никто не мог предположить, что в «Зените» он не адаптируется. Насколько я понял — в команде он совсем не прижился.

Йоан Молло

— Воспринимал это как свою персональную ошибку?
— На примере Молло я понял: когда следишь за футболистом, нужно собирать не только игровые данные, но и поведенческие — какой у него характер, какой он в быту, как реагирует на смену коллектива. Антон уделял этому больше внимание — и меня тоже учил. Евменов в целом дал мне структуру селекции, которую я потом использовал, когда работал самостоятельно. Для меня как для человека, который хотел стать спортивным директором, это было очень важно. На тот момент ты нигде не мог получить какое либо образование в этой деятельности, только через практику и стажировки.

— Кого ты еще смотрел для первой команды?
— Реми Кабелла. Но я его смотрел в рамках проверочного задания, чтобы оказаться в «Зените». Мне скинули как пример отчет по Йовановичу и я делал по такому же типу. Но я не знаю, был ли в итоге вариант взять его в «Зенит».

— В «Зените» ты работал при Луческу. Достаточно противоречивый дядька, как мне рассказывали.
— За 12 лет работы Луческу в «Шахтере» у клуба появился свой классный стиль на трансферном рынке: молодые таланты, бразильцы, собственные воспитанники. Как мне казалось, в Питере Мирча хотел полностью контролировать селекцию, как это было у него в Донецке. Но в «Зените» такое невозможно было представить.

— Сколько ты в итоге проработал в «Зените»?
— Месяцев 8.

Константин Сарсания

— Почему так мало?
— В клубе произошла смена власти: Дюкова сменил Фурсенко, а на место Евменова пришел Сарсания. Константин Сергеевич — обаятельнейший человек, один из сильнейших футбольных функционеров России на тот момент. С ним у меня никаких разногласий не было. Но поработали мы вместе всего 2 месяца — в какой-то момент ко мне подошел помощник Сарсании, Александр Бокий, и объявил: «Лёх, ну ты же понимаешь, ты тут не свой». Я удивился — то есть вы, свои, а я, воспитанник «Зенита» — не свой. Но делать было нечего, пришлось уйти. Посидел полгода без работы, а потом подвернулась должность спортивного директора «Твери».

— Как подвернулась?
— После ухода из «Зенита» я решил попробовать себя в агентской деятельности — помогал своим знакомым ребятам устроиться в разные команды. Поскольку контактов у меня было не так много, действовал примитивно: открывал «Чемпионат.ком», находил информацию про клубы Второй лиги и звонил по общему номеру, который был указан на сайте — просил связать либо с тренером, либо со спортивным директором.

— Работало?
— Знаешь, да. Таким способом я привез нескольких ребят в молодежку тульского «Арсенала». Тогда это была сильная команда, шли в тройке молодежного первенства. А тренером был Вадим Гаранин. С того момента мы начали плотно с ним общаться. Летом 2020-го он возглавил «Тверь», а чуть позже Мамука Гурамович [Аджоев] позвал и меня в этот проект. Так я и стал спортивным директором. Два года в «Твери» — очень полезное время. Я нарастил огромную базу контактов и знакомств, и даже научился решать околофутбольные проблемы.

— Например?
— В какой-то момент в клубе не было генерального директора, и мне приходилось его заменять. Чтоб ты понимал — гендиректор в маленьком региональном клубе отвечает примерно за все. И вот однажды случилась совершенно дикая история.

— Рассказывай.
— По регламенту на стадионе в день матча должна быть пожарная и скорая. Если к началу игры кого-то из них нет — судья ждет 15-20 минут и фиксирует техническое поражение команды хозяев. Это была вторая половина 2020-го года — разгар второй или третьей волны ковида, свободных карет скорой помощи нет. Что мы только ни делали — даже общался с министром спорта Тверской области. Кое-как нашли — приехала незадолго начала матча. Но ровно через минуту уже у пожарки загорелись мигалки, и она уехала на вызов.

— Капец.
— Я опять министру спорта: «Помогите, теперь пожарной нет!». В итоге выцепили какую-то машину за две минуты до начала матча. Слава богу — успели! Ты бы знал, какой я стресс тогда испытал.

— Вести переговоры с футболистами наверняка легче.
— Ну, зависит от ситуации. После «Твери» я поехал работать спортивным директором в хабаровский СКА. Мы подписывали ивуарийца — Жана Шарля. Вот там переговоры были невероятно сложные.

— А если подробнее?
— Нам нужно было загрузить паспорт футболиста в систему ТМС. Федерация футбола Буркина-Фасо раз десять присылала нам неправильный документ — то дата рождения не та, то одной буквы в имени не хватает, то печать не проставлена. Трансфер был бесплатным: видимо, с помощью таких манипуляций африканская сторона хотела поиметь с нас какие-то деньги.

— А как это возможно?
— Через неправильный паспорт футболиста потом можно было бы взыскать компенсацию.

— Какие еще интересные трансферы проворачивали?
— В 2021-м подписали в «Тверь» Амира Батырева. Парень родился и вырос в Канаде, начинал в «Ванкувере» вместе с Альфонсо Дэвисом. А к нам попал на счастливой случайности — просто прислал на почту видеонарезку своей игры. Слава богу, что письмо не улетело в спам (смеется). Амир потом был один из тех, кто перешел в РПЛ.

— СКА-Хабаровск — главный проект в твоей менеджерской карьере?
— Пока да. В Хабаровске была проделана огромная работа. Когда я пришел в клуб, на контракте было всего два футболиста — вратарь Сугробов и полузащитник Гащенков. Мы с тренерским штабом и генеральным директором проделали огромную работу. Собрали команду с нуля и закончили первую часть чемпионата в одном очке от стыковых матчей.

— Как заманить футболиста в Хабаровск?
— Это и правда тяжело. В ФНЛ есть финансовый регламент– только три человека могли получать больше 550-600 тысяч в месяц. Но он не распространялся на команды, которые только вылетели из РПЛ, поэтому конкурировать было с ними еще тяжелее. Плюс для некоторых ребят, которых мы хотели подписать, СКА оставался запасным вариантом — мол, если никуда не позовут, тогда приеду. В таких условиях приходилось подрубать всевозможные аргументы — говорили, что у нас стоит задача выхода в РПЛ; рассказывали, какой у нас качественный тренировочный процесс. Двигались по шажочку и в итоге собрали один из сильнейших составов в Первой лиге.

— Сейчас футболисты, которых вы подписывали, еще играют в СКА?
— Конечно. Многие яркие моменты команды в этом сезоне, связаны с нашими ребятами. Плюс я знаю, что как минимум трех наших футболистов — Никитина, Бегуна и Шарля — продали за сумму около 30 миллионов рублей. Это отличные деньги для клуба с не самым большим бюджетом в лиге. Сейчас еще Артем Быков подрастает: за ним уже следят команды РПЛ и в перспективе клуб на нем тоже сможет заработать.

— Не слышал про такого.
— Мы нашли пацана в частной краснодарской школе «Виктория», и в итоге он стал самым молодым дебютантом команды . Для академии за два года работы мы тоже сделали очень многое. От руководства клуба была задача сохранять своих воспитанников и улучшать условия. Мы начали подписывать талантливых ребят и переводить их во вторую команду, плюс наняли методиста, Павла Зотова: во многом благодаря ему все наши возраста ЮФЛ выиграли свои чемпионаты. В итоге молодые ребята из Хабаровска впервые за 10 лет начали вызываться в юношеские сборные России. Из СКА вообще можно сделать российский «Атлетик Бильбао».

— Ты это серьезно?
— Абсолютно. Там много классных молодых пацанов, которые не хотят или не готовы уезжать в центральную Россию. Все они должны иметь шанс попасть в первую команду и помогать ей — было бы желание. Когда мы только прилетели в Хабаровск, были удивлены тем, что в вечернее время на стадионе никто не тренируется. Спросил тренеров — в чем дело — и офигел от ответа: «Нам не разрешают включать свет в вечернее время — экономим». Естественно, мы отменили это странное правило.

— Шаронова в СКА приглашал ты?
— Он пришел в клуб немного раньше, но перед этим определенные люди со мной советовались. Мое мнение было однозначным — Шаронов сильный специалист, настоящий фанатик своего дела. Я как-то засиделся на стадионе до 12 ночи. Собирался уходить и вдруг увидел свет в кабинете Шаронова. Зашел — а он сидит с айпадом и нарезает игровые моменты. Причем не только соперников, но и европейских команд: «МанСити», «Баварии», «Интера». И так фактически постоянно.

— В СКА ты поработал с Шароновым, в «Твери» — с Гараниным и Калешиным. К этим тренерам почему-то прилипла аура «гениальности», которая никак не подкрепляется результатом на серьезном уровне. Они не обычные физруки?
— Физрук — это тот, кто смотрит на тренировку со стороны, с кофейком и сигареткой. А все, кого ты перечислил — большие профессионалы и очень системные тренеры. Гаранин с «Тверью», командой которой собиралась с нуля, занял третье место. В «Енисее» у него тоже все шло хорошо, даже выбивали «Локомотив» и «Рубин» из Кубка России.

Евгений Калешин

— А что по Калешину?
— С ним «Тверь» впервые в истории взяла серебро. С «Акроном» в Кубке он дошел до финала Пути регионов, выбив «Спартак». Слабый тренер такого не добился бы. Шаронова, Гаранина и Калешина объединяет одно — к ним нужно найти подход.

— Кому?
— В первую очередь — спортивному директору. Эти тренеры ставят сложный футбол, в который не все умеют играть. Поэтому спортивный директор должен быть для них лучшим другом, помогать им и понимать требования под которых нужно привозить футболистов.

— В СКА у Шаронова поэтому не получилось?
— Много факторов. Во-первых, бесконечные переезды. Во-вторых, он все еще молодой тренер, иногда совершает ошибки. При этом, в первый год нашей совместной работы команда реально боролась за Премьер-лигу.

— На второй год работы Шаронова СКА занял 13 место, и тренер ушел. Ты ушел вслед за ним?
— Нет, я принял решение самостоятельно. Два года в Хабаровске как были насыщены в плане работы, так и изматывающие — эмоционально и физически. Я решил взять передышку, чтобы потом со свежими силами приступить к новому проекту.

— Чем сейчас занимаешься?
— Смотрю футбол, изучаю разные чемпионаты, в том числе — молодежные лиги. Закончил академию РФС на футбольный менеджмент. Сейчас пошел учиться на лицензию C, чтобы лучше понимать тренеров. Я считаю, что к 31 годам приобрел огромный опыт, который в будущем поможет стать мне более совершенным руководителем.

— Алексей Панфилов через 10 лет — он кто? Спортивный директор «Зенита»?
— Расскажи богу о своих планах, и он посмеется. Конечно, я бы хотел быть спортивным директором своего родного клуба или просто топовой команды. Но — поживем, увидим.