Как повысить производительность труда в России
До главного делового события года – Петербургского международного экономического форума – остались считанные дни. В специальном проекте «Глобальное развитие: от кризиса к экономике партнерства» «Ведомости» вместе с представителями бизнеса и экспертного сообщества обсуждают основные темы повестки мероприятия. Одна из них – производительность труда
Производительность труда в России традиционно отстает от развитых экономик. Даже с поправкой на паритет покупательной способности разрыв остается значительным – порядка 50–60% от уровня развитых стран. Отставание заметно не только от стран Европы и США. Китай за последние десятилетия резко повысил эффективность производства и в ряде отраслей уже вплотную приблизился к российскому уровню или превзошел его.
Но под воздействием демографических и рыночных трендов ситуация в России начинает постепенно меняться. Страна оказалась в глубокой демографической яме. Ежегодно трудоспособное население уменьшается, а количество тех, кто готов работать руками, уменьшается еще быстрее. Это приводит к конкуренции за персонал, гонке зарплат и росту издержек для бизнеса. Как следствие, становится все более необходимой автоматизация и инвестиции в оборудование.
Со временем это должно поднять среднюю производительность труда в экономике. Но без системных изменений полностью ликвидировать разрыв с передовыми экономиками будет крайне сложно. На мой взгляд, рост производительности в России сдерживают два основных фактора.
Мобилизационный стиль управления
Сейчас не вызывает вопросов производительность труда в агросекторе и добыче полезных ископаемых, а вот, например, в деревообработке и легкой промышленности разрыв с мировыми показателями колоссальный. При этом россияне компенсируют отставание не эффективностью, а интенсивностью труда. По данным ОЭСР, жители России работают на 100–180 часов в год больше, чем американцы, и на 540–580 часов больше, чем немцы.
Причина переработок во многом в том, что исторически у нас в стране преобладает мобилизационный стиль управления, или, в терминах концепции спиральной динамики американских психологов Дона Бэка и Криса Кована, «культура силы». Такая культура поощряет авральный режим и ручное вмешательство, а не оптимизацию процессов. Проще говоря, если предприятие не успевает выполнить план, типичное решение – поднажать: ввести вторую смену, обязать сотрудников работать сверхурочно. Любопытно, что эту тенденцию очень ярко фиксирует составляемый ежемесячно в «Экопси» обзор зарплат рабочих профессий «Индекс сварщика». Он показывает, что в последнее время растет количество доплат и премий рабочим за различные формы переработки.
В российских организациях нередко ценится не предотвращение сбоев, а умение героически «тушить пожары». Лучших сотрудников награждают за сверхусилия в кризис, а не за то, что они выстроили устойчивый процесс, который уже в самом начале помог избежать кризиса. В краткосрочной перспективе мобилизационный подход позволяет выжать максимум из имеющихся ресурсов. Но долгосрочный эффект негативный: сотрудники выгорают, качество снижается.
Типичный пример мобилизационного подхода – принятые в России методы повышения производительности труда. Чаще всего это выглядит так: директор ставит задачу каждому руководителю сократить, скажем, 20% персонала, достигая временного роста производительности, но через пару лет численность штата снова раздувается – руководители нанимают про запас, чтобы в случае новых сокращений не остаться без рабочих рук. В результате численность только растет.
Альтернативная культура
Альтернативой является «культура правил», когда в компании выстроены четкие регламенты, стандарты и процедуры, позволяющие обеспечить стабильность и постепенное улучшение процессов. В российской деловой среде нередко бытует мнение, что излишняя бюрократия и формальные правила тормозят работу. Доля правды в этом есть: в условиях форс-мажора жесткие регламенты действительно могут мешать мгновенно реагировать. Но в стратегическом плане именно процессная культура создает основу для роста производительности, позволяет фиксировать положительный опыт, тиражировать его. Кроме того, ориентация на процессы помогает выявлять узкие места и системно повышать эффективность, вместо того чтобы раз за разом латать одни и те же дыры.
Когда организация нацелена на стабильную работу, а не на подвиги любой ценой, производительность сама по себе повышается. Если продавцов стимулировать не на выполнение годового плана любой ценой к декабрю, а на равномерное исполнение квартальных или месячных задач, производство перестанет простаивать 11 месяцев и срываться «в перегруз» в конце года. Это управленческое решение не требует технологий, но оно способно выровнять загрузку и повысить выработку без дополнительных ресурсов. Таких организационных резервов немало во многих компаниях.
По нашему опыту, предприятия могут добиться заметного прогресса даже без радикальной перестройки технологий. Программы повышения эффективности практически всегда дают прирост производительности на 15–20% и более за счет наведения порядка и расширения узких мест. Эти улучшения не требуют революции – зачастую достаточно управленческой воли и дисциплины.
Низкий уровень автоматизации
Второй ключевой фактор – сохраняющийся в России низкий уровень автоматизации производства. Российская промышленность ощутимо отстает по внедрению современных технологий, роботизации и цифровых решений. Главная причина – экономическая нецелесообразность автоматизации на фоне дешевой рабочей силы. После распада СССР и рыночных реформ 1990-х гг. стоимость труда резко упала, а высокий уровень безработицы привел к избытку рабочей силы. В таких условиях компании предпочитали нанять дополнительных людей, нежели инвестировать в технику, и до сих пор разрыв в оплате труда рабочих в России и в Европе остается огромным.
Естественно, окупаемость автоматизации была долгое время низкой. Многие виды оборудования, которые в развитых странах устанавливают ради экономии на зарплатах, в российских условиях просто не отбивали бы вложений, пока люди стоят настолько дешево. Как пошутил один из руководителей, с которым я общался: «Робот, который заменит 10 работников, у нас не окупится за всю жизнь этих работников».
Технологическое отставание СССР было закреплено инвестиционным спадом 1990-х. В результате к 2000-м многие производства оказались морально и физически устаревшими. О какой автоматизации могла идти речь, когда даже базовые станки менялись редко?
Последние годы добавили новую проблему: геополитическая ситуация и санкции ограничили доступ к передовым технологиям и оборудованию. Ряд западных производителей оборудования ушли с российского рынка или прекратили поставки. Китай активно заполняет эту нишу, но это тоже не мгновенный процесс.
Но сокращение трудоспособного населения, дефицит кадров и гонка зарплат заставляют компании пересматривать отношение к автоматизации. Если несколько лет назад бизнес считал экономически целесообразной роботизацию одного рабочего места при стоимости не более 3 млн руб., то теперь оправданными считаются и затраты в 5–10 млн руб.
Дешево, сердито и эффективно
Сами технологии тоже постоянно совершенствуются и дешевеют. Там, где несколько лет назад нужны были сложные системы датчиков, сейчас достаточно камеры с функцией распознавания, что сокращает издержки в разы. За 15 лет стоимость промышленных роботов, предназначенных для выполнения одной технологической операции, снизилась более чем в два раза, а стоимость датчиков и настройки – еще сильнее.
Интересно, что наиболее быстрые успехи автоматизация демонстрирует там, где ее меньше всего ждали, – в сфере торговли и услуг. Ритейл активно использует компьютерное зрение для контроля выкладки товаров, вместо армии мерчандайзеров. Кассы самообслуживания стали обыденностью. Логистические компании автоматизируют сортировку и доставку, склады оснащаются роботизированными погрузчиками. То есть автоматизация приходит даже в традиционно трудоемкие сегменты.
Сейчас все это постепенно поднимает производительность труда в экономике. Но теоретически со временем это может привести к обратному движению: с ростом производительности труда рост зарплат останавливается, а значит, проводить следующий этап автоматизации становится экономически невыгодно. Но я твердо уверен, что демографическая яма защитит нас от этого маятника. При этом стоит помнить, что развитые страны тоже не стоят на месте – там продолжается цифровизация, внедряется ИИ, растет уровень квалификации специалистов.
России для существенного рывка необходимо реализовать комплекс мер – от реформ в образовании (чтобы подготовить кадры для высокопроизводительных рабочих мест) до улучшения инвестиционного климата (чтобы бизнесу было выгодно вкладываться в новые технологии). В краткосрочной перспективе более реалистичным сценарием видится постепенное повышение эффективности. Шаг за шагом переход от культуры аврала к культуре порядка, точечная роботизация там, где это уже сегодня окупается, и масштабирование лучших практик на большее число предприятий. Даже такой эволюционный путь способен вдвое повысить производительность труда в России в ближайшие годы – не до уровня лидеров, но ощутимо приблизиться к нему.