Легендарная гимнастка Антонина Кошель о несбывшейся мечте стать балериной и пути к олимпийскому триумфу

Легендарная гимнастка, олимпийская чемпионка Мюнхена-1972 о несбывшейся мечте стать балериной, а также о том, как выживала в лихие 1990‑е и почему не уехала в США

От поздравлений, приглашений на чествования, празднования и интервью в последнюю неделю у Антонины Кошель не было отбоя. 70 лет не шутки, но Антонина Владимировна сохраняет молодость в душе и выглядит великолепно! Она из числа тех, кто олицетворяет собой спортивную историю страны и ее славу. Родилась и выросла после войны в небольшом городке, сумела преодолеть многие трудности и проявить железный характер на пути к Олимпу. Пережила развал СССР и безвременье 1990‑х, но за границу не уехала, хотя настойчиво звали. Патриотизм и верность Беларуси проявила и в 2020‑м, когда одной из первых среди представителей спортивной отрасли поставила свою подпись за ­­Президента.

Начало начал: родительский дом и детство

— Смолевичи вашего детства, какими вы их помните?

— Когда приезжаю в наш старый домик, всегда думаю: как же мы тут все умещались? Где складывали вещи, умудрялись делать уроки? Знаете, детство мне запомнилось как невероятно счастливая пора. На нашей улице Трудовой было очень много малышни. Коньки, лыжи, активные игры, лазанье по деревьям — домой нас было не загнать. И речка рядом, и поле. Упадешь в высокую траву, лежишь на спине и в небо смотришь. Эти потрясающие ароматы луговых трав до сих пор щекочут ноздри, очень по ним скучаю.


— Родительский дом до сих пор стоит?

— Да, я там часто бываю. Мама ушла из жизни в 97 лет, 22 ноября была годовщина. Собрались всей семьей, съездили на кладбище, помянули.

— О войне мама рассказывала?

— Пережила ее здесь, в Смолевичах, оказалась в оккупации. Она хорошо помнила те события, была уже большой девочкой. Вспоминала всегда со слезами на глазах. О том, как фашисты вешали мирных жителей: немцы держали их под прицелом, а украинские националисты и предатели выбивали табуретки из-под ног. В советские времена эту тему замалчивали, прятали, чтоб не бросать тень на дружбу народов и не бередить старые раны, а теперь все всплывает.

— А папа?

— Папа закончил летное училище и во время войны готовил курсантов к боевым вылетам. Рассказывал, бывали случаи, когда на задание отправлялась целая группа молодых, только начинавших жить мальчишек, а обратно не возвращался никто. Жутко об этом даже думать. Кстати, это он дал мне имя, остальных четырех дочек в семье называла либо мама, либо родня. А тут отец настоял: Антонина — и всё! Оказалось, во время войны у него была любовь по имени Тоня.  

Я, к слову, единственная сохранила фамилию Кошель. Жизнь, когда не стало мамы, вернула меня в родовое гнездо — в Смолевичи на улицу Трудовую 32, где прошло детство. Так случилось, что прописана я снова там.

— Чем отец занимался после войны?

— Папа работал на заводе БелАЗ, был очень уважаемым специалистом, имел личное клеймо. Его даже представляли к высокой государственной награде «Герой Социалистического труда», но не одобрили, так как не являлся членом КПСС. После войны его дважды звали учиться в Военно-воздушную академию имени Жуковского, однако карьерному росту отец предпочел семью — не поехал. У папы были золотые руки: все в доме делал сам, много помогал людям. Начитанный, интересный мужчина. Очень хотел сына, но родились пять дочек.

С любимой мамочкой.

Муж и дедушка с младшим внуком Лешей.

С дочкой Ириной. 

От пуантов и пируэтов к бревну и брусьям

— Слышал, что в детстве вы мечтали стать балериной.

— Папа на заводе неплохо зарабатывал, и у нас одних из первых появился в доме черно-белый телевизор.  

Я обожала смотреть балет! А в четвертом классе, как сейчас помню, мы активно собирали и сдавали металлолом и вы­играли это пионерское состязание. В награду получили поездку в Минск и билеты в оперный театр на «Золушку». Посмотрела и пропала окончательно — просто заболела балетом.

Гимнастикой в ту пору уже занимались?

— Да, у Виталия Зицирмана, который приехал в Смолевичи вести в школе группу гимнастики. Нравилось, но грезила о другом. Уговорила маму поехать на просмотр в хореографическое училище в Минске. Она пошила мне красивое платье, и мы отправились в путь. Первый конкурсный тур прошла, второй — тоже, а вот в третьем меня срезали. Сказали, что шаг широкий — для балета не годится. Расстроилась жутко, ревела в три ручья! Очень было обидно расставаться с мечтой.

— А правда, что в балет вас не пустил ваш же будущий личный тренер Виктор Хомутов?

— Он действительно работал тогда в приемной комиссии хореографического училища. Но голосовал ли за мой отсев, точно сказать не могу. Мы с ним потом много и очень плодотворно работали, а после Олимпиады в Мюнхене Виктор Сергеевич даже делал мне предложение, хотел, чтобы я стала его женой. Я, конечно, отказала, он всегда был для меня вторым отцом и о другом я даже не помышляла. Удивительное, к слову, совпадение: и он, и мой папа умерли 24 января в два часа ночи, но с разницей в один год.

Мюнхен-1972. Золотые девчата: Антонина Кошель, Людмила Турищева, Ольга Корбут, Эльвира Саади, Тамара Лазакович.

— На кого из знаменитых гимнасток вы равнялись в начале своей карьеры?

— В те годы вся советская спортивная гимнастика сплошь состояла из мировых звезд: Лариса Латынина, Полина Астахова, Наталья Кучинская… Кроме того, у меня перед глазами всегда были наши, белорусские девчата: Тамара Лазакович, Ольга Корбут и другие. Мы вместе выступали на чемпионатах и Кубках, соперничали и в этой острой конкуренции росли.

— В те времена первенство БССР по уровню можно было сравнить с чемпионатом мира — столько было у нас гимнасток высочайшего уровня!

— Конкуренция сумасшедшая! Каждая область выставляла невероятно сильную команду, а вместе мы выигрывали Спартакиаду народов СССР. Уверена, отправь сборную БССР на Олимпиаду, мы и там бы без пьедестала не остались. Замечательно работали тренеры во всех регионах, много было талантливых детей.

— Вы были одной из них?

— Одного таланта мало. Нужны еще характер, сила воли, психологическая устойчивость.  

Бывают сильные гимнасты, одаренные и техничные, а как выходят на помост, куда что девается? В Мюнхене-1972 я открывала соревновательную программу в вольных упражнениях и на бревне. Очень большая ответственность и психологический груз, подвести команду и страну я не могла. И не подвела.

— Мне кажется, вашу целеустремленность замечательно иллюстрирует история, случившаяся на чемпионате СССР, который являлся отборочным к Олимпийским играм. Это почти готовый сценарий к фильму! Накануне выхода на ковер вы заболели, лежали с температурой 39, но никому об этом не рассказали, а на следующий день вышли и исполнили сложнейшую программу без единой ошибки!

— Лариса Латынина, когда узнала, в каком состоянии я выступала, сказала: «Это настоящий боец!» Но это отнюдь не гарантировало мне место в олимпийском составе, пришлось многое и многим доказывать на заключительном сборе в Минске. Кандидаток было очень много. Однако мне удалось.

Гуд-бай, Америка

— Политический кризис начала 1990‑х и развал СССР вы как восприняли?

— Очень болезненно. А как иначе, если перед отлетом на Олимпиаду в Мюнхен для поднятия боевого духа нас возили в Брестскую крепость, мы летели на соревнования, а в голове звучали слова: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!»  

А тут вдруг стали рушиться все основы, все то, что составляло нашу жизнь. И впереди сплошная неизвестность. Чего ждать, на что надеяться в ситуации, когда на место прежних героев — олимпийских чемпионов, космонавтов, учителей, профессоров и ударников труда — пришли торгаши и бандиты? 

Полный бардак и неопределенность. В один момент простой человек вдруг стал никому не нужен. На зарплату выжить невозможно. Я приходила с работы и шила из лоскутков кожи, которые покупала на гродненской фабрике, юбки, продавала их. Муж делал нэцке на ключи. В общем, крутились как могли. Вспоминаю и думаю: боже мой!

— Многие тренеры и гимнасты, в тот момент гораздо менее титулованные, чем вы, нашли простой выход: собрали чемоданы и уехали из страны. Кто в США, кто в Австралию.

— Мои документы уже лежали в Америке. Только не хочу я туда, в эту Америку, и никогда не хотела! После триумфа в Мюнхене нам устроили тур по США, принимали там как мировых звезд: организовали официальный прием у президента Ричарда Никсона, жили мы в фешенебельных отелях, посещали «Диснейленд», Ниагарский водопад и дорогие рестораны. К каждой из девчат было приставлено по несколько телохранителей. Но, как говорится, не надо путать туризм с эмиграцией. Посмотрела и хватит. Мне туда не надо. Здесь у меня сестры, родители, дети, земля родная. А там что? Положить себя на плаху зарабатывания денег? Это не мое. Осталась дома и со всем мы справились. Пережили 1990‑е  — и посмотрите, какую замечательную страну построили!

— Удивительный, конечно, контраст нынешней нашей красавицы Беларуси с тем хаосом, который был!

— Подъем начался с приходом на пост ­­Президента Александра ­­Лукашенко. Наша страна была на краю пропасти, а потом становилась все краше и краше с каждым годом. И для спорта Глава государства много делал и делает, и для сельского хозяйства — для всех отраслей жизни! Он сам из народа и говорит с народом на одном языке. Не стесняется зайти даже в коровник и, посмотрев, что там делается, накрутить нерадивым руководителям хвосты. Это здорово. Судьба послала нам такого руководителя, который бережет нашу Беларусь. Молодец! Я горжусь, что у нас такой ­­Президент.

С бронзовым призером Олимпийских игр в академической гребле Натальей Волчек на «Неделе леса».
Фото из архива «СБ»

Кольца есть, а слава где?

— Совсем недавно Александр ­­Лукашенко был на открытии стадиона «Трактор», который ввели в строй после реконструкции. Посетил и нашу знаменитую гимнастическую школу «Кольца славы», которая тоже претерпела заметные изменения.

— Эта замечательная школа, где работали великолепные тренеры. Из ее дверей вышло много знаменитых чемпионов. Но в определенный момент зачахла и она. Я заходила, с грустью смотрела на это запустение и говорила: «Ребята, что же вы?! Кольца есть, а где же слава?» Хорошо, что провели реконструкцию. Зал здесь замечательный и традиции великолепные. Расположена школа в Заводском районе, где много деток из рабочих семей. Они должны понять, что через спорт, через гимнастику и упорный труд могут сделать себе карьеру, устроить жизнь. У нас ведь ни один гимнаст не пропал, спрос на них очень большой: и в качестве тренеров они везде востребованы, и в том же цирке «Дю Солей» их всегда ждут.

Во время эстафеты огня II Европейских игр в Минске.

— Согласитесь, у белорусов есть какой-то акробатический ген внутри! Столько у нас великих чемпионов и чемпионок в спортивной гимнастике, в художественной, во фристайле… А как здорово выступают наши прыгуны на батуте!

— Может, этот ген действительно существует? Вопрос только, как его обнаружить, выявить? Как упростить работу тренерам и сделать более эффективным отбор в группы подготовки? Это уже задача спортивной науки — пусть ищут. Вырастить чемпиона — задача тяжелая: на миллион деток только один обладает необходимыми качествами и его нельзя упустить. Я часто задаю себе вопрос: если бы мне сказали вновь пройти этот путь?

— Его я вам собирался задать в конце беседы.

— Знаете, наверное, я бы его повторила — с детства чувствовала тягу к артистизму. Мой папа, кроме того что имел золотые руки, еще и музицировал — умел и на баяне, и на аккордеоне, и на балалайке. Придет, бывало, с работы, возьмет гармонь, играет, а я танцую. Сидит, смотрит, улыбается… А мама как пела! В смолевичском хоре выступала. Есть и у меня это творческое начало, природой заложено. Гимнастика в мое время другой была: грация, изящество, выверенность движений, а не только сложность элементов, упор на которые сейчас сместился. Благо поняли, что это не совсем верное направление и стали потихоньку красоту в гимнастику возвращать.

— Глядя на американку Симону Байлз, главную гимнастическую звезду последнего десятилетия, этого никак не скажешь…

— Отвечу так: в сборную СССР гимнасток отбирали, конечно, по мастерству, но смотрели, чтоб и ножки были красивые, и осанка, и личико… Бомбовозов у нас не было. Если же говорить про сборную США, то мне в ней гораздо больше импонировала Настя Люкин — дочь олимпийского чемпиона Валерия Люкина. В ее элементах была и сложность, и красота, и пластика.

23 ноября. На вручении призов лучшим игрокам матча Республиканской хоккейной лиги между командами ­Президента и сборной Гродненской области. Слева от Антонины Кошель — Сергей Олиев, справа — Николай ­Лукашенко.

Счастье — это мир

— Что для вас было самым сложным, от чего было тяжелее всего отказаться во время карьеры?

— Трудно было держать вес, иногда я его очень быстро набирала. За выходные могла наесть килограмма три — очень хотелось тортика, мороженого и всего того, что наставники нам запрещали. Когда заходила в зал, тренер по моим округлившимся щекам сразу все понимал и отправлял на весы. Помню перед Олимпиадой спать ложишься, и кажется, что живот к спине прилипает. Есть очень хотелось, особенно когда из кухни доносились невероятно аппетитные запахи. Но терпела.

— А из-за чего вы рано завершили карьеру?

— После Игр в Мюнхене произошел психологический срыв — стала бояться выполнять сложные элементы. Почему? Не знаю. Думаю, какая-то защитная реакция организма. Возможно, переутомление. Может, стоило отдохнуть, так долго работать на пределе и быть под постоянным давлением, наверное, нельзя. На чемпионате СССР в 1974 году дошло до того, что не могла себя заставить через коня перепрыгнуть. Тренер ставил мостик, а сам присаживался рядом, страховал. От всего этого просто ехала крыша.

— Вы можете назвать себя счастливым человеком?

— У меня любимый муж, две девочки: Ирочка и Надюша. Два внука и две внучки. Старшему недавно исполнилось 18, младшему в январе будет всего два годика. Девочкам — 12 и 10. Так что я очень счастливая бабушка. Живу за городом, есть свой огородик, цветочки… Хочется жить и чтобы на Земле был мир. Молюсь, чтоб сберег нас Бог и Александр Григорьевич.