Зачем маркируют тела при катастрофах и что не покажет вскрытие? Судмедэксперт — о работе, киноштампах и маньяках

Как киношники искажают представления о работе оперативно-следственной группы? Можно ли быть похороненным заживо? Что объединяет всех маньяков и сколько их в России сейчас? Что не покажет вскрытие? Ответы на все эти любопытные для многих вопросы знает известный на всю страну судебно-медицинский эксперт, автор книг и лекций Алексей Решетун. Наши коллеги из 72.RU побеседовали с ним на недавно прошедшем в Тюмени всероссийском конкурсе профмастерства для работников ритуальной сферы. Подробности — в большом интервью.

— Тру-крайм в последнее время повсюду: выходят подкасты, фильмы, сериалы. Почему это происходит? Или так было всегда?

— Не всегда. Я и сам, если честно, немного этому поддался. Моя новая книга, которая выйдет к ноябрю, как раз будет про копейского маньяка. Она уже редактируется, сдана в издательство. Почему это популярно сейчас? Потому что тру-крайм — это по сути тот же самый детективный жанр, который люди обожают. Но отличие в том, что описываемые события там происходили на самом деле и с конкретными людьми. Они жили по соседству, ходили по тем же улицам. Возможно, даже кто-то был лично с ними знаком. И, как правило, все происходит в то же время, когда живут люди, читающие произведения в жанре тру-крайм.

Часто сталкиваюсь с тем, что повествование проходит на границе какой-то пошлости или пропаганды насилия. Потому что часто этим занимаются люди, которые даже не понимают, что делают. Такая категория рассказчиков из разряда «просто хайпануть». Не надо так. Эта тема очень деликатная, и говорить об этом нужно очень аккуратно, соблюдая определенные моменты. В том числе нравственные.

— В свежем сериале «Фишер» зрителям показали образы реального маньяка из 80–90-х годов. А есть ли маньяки в современной России?

— Конечно, есть, их просто не может не быть. В любой стране практически в любое время существуют люди с психическими отклонениями, которые совершают вот такие преступления. Другое дело, что, в отличие от тех же фильмов и сериалов, применительно к общей численности населения этих людей очень мало, буквально единицы.

Мне в профессиональном плане, можно сказать, повезло: я столкнулся с серийным убийцей (работал над делом копейского маньяка Вячеслава Яикова. — Прим. ред.). Но никто из моих коллег за свою многолетнюю практику не сталкивался с серийщиками. Это редкое явление, очень редкое. Но у людей иногда может возникнуть иное впечатление, потому что в сериале что ни серия, то какое-то жуткое преступление. В жизни все бывает гораздо проще.

— Вы наверняка слышали про громкое дело о жестоком убийстве маленькой девочки Насти Муравьевой в Тюмени? Оно прогремело на всю страну. Ее тело нашли в коробке, замотанной скотчем. Что это может говорить о психотипе убийцы?

— Это очень ответственный вопрос, понимаете? Я же эксперт, а эксперт не имеет права фантазировать и чего-то придумывать. Мы всегда работаем по каким-то фактам, оцениваем конкретную ситуацию. Поэтому рассуждать [о психотипе убийцы девочки] будет не совсем профессионально. Понятно, что это сделал человек не очень, видимо, психически здоровый. Большинство убийств совершают люди не совсем адекватные. Даже если это небольшое психическое расстройство в виде социофобии какой-то, но тем не менее все-таки присутствует. В данном случае, скорее всего, так и было.

— Тело убитой девочки нашли спустя 1,5 месяца. По материалам дела, на ее теле сохранилось ДНК убийцы. Такое возможно?

— Конечно. То есть все зависит от конкретного случая и конкретных условий. На сохранение ДНК внутри клеток, каких-то фрагментов тканей и человеческих выделений влияет огромное количество факторов. И все эти факторы очень сложно учесть, когда мы, как сейчас, рассуждаем чисто гипотетически. Но если материал был изъят как положено, направлен в лабораторию и там нашли ДНК постороннего человека, то это возможно, да. Это не исключено.

— Есть расхожее мнение, что медики со временем становятся прожженными циниками. В самом деле?

— Нет, я бы не сказал. Ну, опять же, все люди разные, у кого-то может что-то подобное и появиться — на грани пошлости и черного юмора. Я не очень люблю черный юмор. А врачебный или медицинский цинизм — это не цинизм в общепринятом понимании, когда мы говорим о какой-то жестокости человеческой, жесткости, равнодушии.

Именно медицинский цинизм — это такой способ самозащиты от стрессов на работе. Если врач будет пропускать все через себя, через свою душу, он долго не проработает. Необходим такой внутренний барьер, чтобы самосохраниться.

— Одно из самых важных этапов расследования преступления — осмотр места происшествия. Как это происходит? В чем отличие реальной картины от киношных штампов?

— Осмотр происходит не так, как показывают в фильмах. Совсем не так, начиная от людей, которые в этом участвуют, заканчивая их функционалом. В кино все проще, потому что там на первом месте чаще всего стоит развлекательная функция. В жизни немного все по-другому, но не менее интересно. Могу точно сказать, что не видел ни одного отечественного сериала, в котором образ эксперта показали бы так, как есть на самом деле.

— Сколько требуется времени, чтобы установить причину смерти? Какие процедуры для этого нужно провести?

— Всегда по-разному. Иногда вывод можно сделать уже на месте происшествия. Нечасто, но такое случается. Но суть в том, что вопрос о причине смерти — только один из 15 стандартных, которые перед экспертом ставит следователь. Поэтому недостаточно просто сказать, от чего умер человек.

— Что еще должен рассказать следствию судмедэксперт?

— Когда наступила смерть, как располагались пострадавший и нападавший в момент причинения повреждений, есть ли следы борьбы, самообороны, имело ли место какое-то кровотечение? Мог ли пострадавший совершать те или иные действия? Было ли что-то в его крови? И так далее.

Чтобы ответить на все эти вопросы, нужно в среднем две-три, а то и четыре недели. Проводится множество различных исследований. И если, например, ту же самую кровь для химического исследования можно в каком-то резонансном случае взять и пустить в работу вне очереди и получить результат довольно быстро, то ускорить гистологическое исследование невозможно технически.

— Как устроен стандартный рабочий день судмедэксперта? Если его можно назвать стандартным, конечно.

— С утра эксперт приходит в бюро судебно-медицинской экспертизы. Если это обычный рядовой сотрудник, он узнает, есть ли у него в этот день вскрытия. Потому что вскрытия, как правило, происходят не каждый день, только если это не какое-то районное отделение, в котором всего два-три эксперта. Там вскрытия нужно делать всегда.

Если крупный город, то не ежедневно. Там тела на вскрытие между всеми экспертами распределяет начальство. В сопроводительных документах указано, откуда привезли тело, кто его направил, каковы обстоятельства наступления смерти и список вопросов, на которые должен ответить эксперт.

Он изучает эту фабулу, переодевается в одноразовую медицинскую одежду и идет в секционный зал на исследование трупа. В среднем это занимает пару часов. Но, в зависимости от количества трупов, квалификаций эксперта, лаборанта и санитара, на это может иногда уйти и целый день.

После того как последнее вскрытие заканчивается, эксперт выходит, утилизирует всю одежду, принимает душ при желании — возможность такая есть. Переодевается в свою одежду и идет к себе в чистый кабинет.

— Для чего?

— Эксперт во время проведения вскрытий надиктовывает лаборанту все, что видит. Но из-за того, что лаборант может допустить какие-то ошибки, сам можешь неверно что-то сформулировать, ты приходишь в кабинет, открываешь на рабочем компьютере наработанное за день и правишь. Чтобы все было красиво и ни единой ошибки. На потом это лучше не откладывать: что-то можно забыть. После — обеденный перерыв. Для этого у нас есть отдельная комната.

— После этого снова за работу?

— Да. Идет разбор анализов, которые поступили из лаборатории на предыдущие вскрытия. Если, например, на какой-то случай все анализы пришли, эксперт формирует заключение — итоговый документ, который исходит из бюро судебно-медицинской экспертизы. Эксперт распечатывает его в двух экземплярах, подписывает, сдает регистратору. И после всего этого идет домой. Из-за вредности работы у нас сокращенный 5-часовой рабочий день.

— Иногда происходят ЧП с большим количеством жертв. Например, теракт. Сложнее ли эксперту работать в таких условиях? Как выстраивается работа?

— На месте происшествия? Ну, конечно, сложнее. Если происходит какой-то случай, сопровождаемый массовой гибелью людей, то включается совершенно иной алгоритм действий. Выезжают, как правило, несколько следственно-оперативных групп. Первым делом место происшествия дополнительно обследуют саперы — чтобы исключить вероятность вторичной детонации и других опасностей.

После этого всё пространство разделяют на определенные зоны, в каждой из которых работает своя оперативно-следственная группа, свой эксперт. Они описывают трупы, нумеруют их обязательно.

— То есть маркируют тела? Зачем?

— Маркируют, да, потому что редко так бывает, что трупы опознают сразу. Пронумерованные, их транспортируют в морг, где уже проходит процедура опознания. Ну и, конечно, на месте происшествия уделяют большое внимание вещественным доказательствам. Те же самые смывы взрывчатых средств берутся. Работа на месте затягивает очень надолго.

— Есть высказывание «вскрытие покажет». А есть ли что-то такое, что вскрытие показать не может?

— Разумеется, есть. И, кстати, именно так [«Вскрытие покажет»] называется моя первая книга. С помощью вскрытия невозможно, например, выяснить, о чем думал человек перед смертью, страдал ли какими-то психическими заболеваниями и так далее. Мы исследуем материальную, морфологическую составляющую.

— А о том, что человек ел и пил при жизни, по состоянию его внутренних органов сказать можно? Или о вредных привычках, например?

— О гастрономических предпочтениях можно сказать в основном по анализу кала, если мы там что-то находим. А вот по поводу вредных привычек — да, сказать можно. Они оставляют так называемые стигмы. Как наружные, так и внутренние. Эти знаки довольно характерные, мы их можем выделить и сделать выводы некоторые. По виду и состоянию легких легко можно сказать, допустим, курил человек или нет.

— Есть формулировка «умер при неясных обстоятельствах». Что это за обстоятельства такие?

— Очень просто. Это не медицинский термин, его используют следователи. Например, находят тело человека, лежащее на улице. Мы же не знаем наверняка, как и при каких обстоятельствах он умер. Его просто нашли. Остальные детали необходимо выяснить. А вот если человек, к примеру, скончался в больнице, тут по обстоятельствам сразу все известно.

— Некоторые люди умирают нелепой смертью. Так сказать, по собственной глупости. Например, лег в ванну с телефоном, включенным в розетку, и гаджет случайно упал в воду. Были в вашей практике такие случаи?

— Да, и очень-очень много. В этом же списке — зацеперы, руферы, анорексички, кого только нет. Обо всем этом с кучей фотографий в качестве примеров я рассказываю в своей книге «Как не умереть молодым».

— Если проанализировать полицейские сводки, часто в качестве орудия убийства фигурирует нож. Почему?

— Это обычный предмет бытового назначения. Он есть, и не один, в любой квартире. И когда возникает конфликтная ситуация, плюс человек в моменте психически неустойчив из-за какого-то потрясения или алкогольного опьянения, причинить смертельные повреждения ножом гораздо проще, чем той же, к примеру, табуреткой.

— Случилась трагедия, тело доставили в морг. Какова вероятность, что там могут перепутать тела?

— Случается всякое, но за 25 лет работы я встречал такое меньше пяти раз. И, как правило, такие ошибки исправляют очень быстро. Был единичный случай, когда на кладбище буквально перед похоронами обнаружили, что тело привезли не то. В одно время привезли двух бабушек в одинаковых сорочках — белых в синий цветочек. И фамилии у этих бабушек созвучные.

Сейчас такое практически невозможно даже при высокой загруженности морга, потому что, во-первых, соблюдается очередь, во-вторых, на каждый труп при осмотре вешаются две бирки, еще две — в морге при приеме. На разных этапах эти данные сверяют плюс родственники усопших контролируют. При этом человеческий фактор никогда полностью исключать нельзя.

— Есть множество историй о том, как человек якобы воскрес в гробу. Насколько высоки шансы быть похороненным заживо на самом деле?

— Это байка. Такое теоретически может случиться разве что в очень глухом уголке нашей страны, где нет медработников, а труп осматривает участковый. Да и то даже не осматривает, а так, смотрит мельком и идет дальше заниматься своими делами.

Если же мы речь ведем даже о крошечном городке, то даже там сейчас констатация смерти проходит на нескольких этапах: при осмотре трупа, при приеме в морг и при исследовании. Так что сейчас «воскрешение умерших» практически исключено, хотя когда-то такие случаи наверняка бывали.

— У вас есть необычная коллекция — фото татуировок тел, с которыми работали. Как она появилась?

— На самом деле собрать такую коллекцию цели не было: фотографирование трупов — обязательная процедура при их исследовании. Крупно снимаем лица, бирки и татуировки. Рисунки на теле — это особая примета, которую необходимо сфотографировать, зафиксировать.

Архив с татуировками насчитывает уже несколько тысяч фото. Изображения и надписи там абсолютно разные — от абсолютно пошлых современных до классических воровских типа «Не забуду мать родную». Все фото бережно храню в надежде когда-нибудь написать и выпустить об этом книгу.

— Возможно ли совершить идеальное убийство? Такое, которое никто никогда не раскроет.

— Человек, который понимает, как расследуются дела, как работает системы добычи доказательств, улик и так далее, конечно, может это сделать. Но не каждый, далеко не каждый.

— Как работа изменила ваше отношение к жизни в целом?

— Самое главное — я стал тщательнее соблюдать самые банальные правила, которые всем известны. Обычные правила человеческого общежития. Не переходить дорогу на красный свет, пристегиваться за рулем и вообще в машине. Снимать рюкзак, когда ты входишь в общественный транспорт, ну и так далее. Все эти моменты известны, но очень мало людей их соблюдают.

— Есть ли жизнь после смерти?

— Этот вопрос часто мне задают. И всегда отвечаю, что я не верю, я знаю, что это есть. Придет время, каждый узнает. Кто-то раньше, кто-то позже.