Тенденции развития киберправа в России и проблемы соблюдения его норм онлайн-сообществом.

Научно-технический прогресс XXI века, внедрение новых технологий, появление больших данных, облачных вычислений, технологии блокчейн, интернета вещей, искусственного интеллекта и их активная интеграция в повседневную жизнь не могли оставить научное сообщество в стороне. Так, в юридической литературе достаточно актуальным и широко обсуждаемым стал вопрос «киберправа». Ученые пытались обозначить риски, негативные тенденции и преимущества активной цифровизации. 

Значимым событием в данной области стало выступление Президента Российской Федерации В.В. Путина  на международной онлайн-конференции Artificial Intelligence Journey (AI Journey) в 2020 году, где он отметил: «В наступающее десятилетие нам предстоит провести цифровую трансформацию всей страны, всей России, повсеместно внедрить технологии искусственного интеллекта, анализа больших данных»[1]. Также им были даны поручения о разработке национальных программ и стратегий развития, формирования соответствующей нормативной базы. 

В настоящий момент в сфере рассматриваемой сфере разработаны: федеральные законы от 27.07.2006 № 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации", от 27.07.2006 № 152-ФЗ "О персональных данных", от 28.06.2014 № 172-ФЗ "О стратегическом планировании в Российской Федерации", указы Президента Российской Федерации от 01.12.2016 № 642 "О Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации", от 09.05.2017 № 203 "О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017 - 2030 годы", от 07.05.2018 г. № 204 "О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года", от 21.07.2020 № 474 "О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года"; от 10.10.2019 № 490 "О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации" (вместе с "Национальной стратегией развития искусственного интеллекта на период до 2030 года"); от 15.02.2024 №124 "О внесении изменений в Указ Президента Российской Федерации от 10.10. 2019 № 490 "О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации" и в Национальную стратегию, утвержденную этим Указом"; федеральный проект "Искусственный интеллект" национальной программы "Цифровая экономика Российской Федерации". 

Интересно, что ни один из перечисленных документов не содержит законодательного определения «киберправа». В связи с этим представляется важным обратиться к теоретическим изысканиям. 

Еще в начале 2000-х американский юрист Роберт Дж. Амброги написал: «Интернет породил свою собственную сферу права. Интернет-право — это динамичная, гибкая и неизведанная область практики, где правила еще не определены окончательно. На самом деле это даже не отдельная область права, фактически это смесь теории и практики, взятых из различных сфер, – мешанина из частей, взятых из интеллектуальной собственности, гражданских свобод, деликтного, уголовного, имущественного, телекоммуникационного, международного торгового, коммерческого и коллизионного права»[2]. В качестве особенности данной отрасли зарубежными авторами называется ее неконкретность, нестабильность ввиду включения в нее принципов и правил из  различных отраслей[3]. Например, одна работа по интернет-праву может включать в себя такие разделы как «Юрисдикция», «Риторика» (в разделе рассматриваются вопросы касающиеся в том числе порнографии), «Приватность», «Доступ к компьютерам» (рассматриваются и вопросы заключения  договоров),«Товарные знаки и доменные имена», «Авторские права», «Патенты», «Частная власть» (рассматриваются аспекты антимонопольного регулирования, телекоммуникаций), «Вне интернета» (посвящена вопросам регулирования виртуального имущества, программного обеспечения, 3D-печати)[4].    

Важно отметить и то, что в зарубежной литературе термины «интернет-право» (Internet Law), «киберправо» (Cyber Law), «право киберпространства» (Cyberspace Law), «веб-право» (Web Law), «компьютерное право» (Computer Law) признаются синонимами. 

В свою очередь, Рожкова М. А. понимает под цифровым правом совокупность правовых норм и институтов, относящихся к разным областям права, регулирующих отношения, связанные с внедрением и использованием цифровых технологий, при отсутствии единого метода регулирования; динамично расширяющееся правовое образование, включающее проблематику электронных платежей, электронных и мобильных денег, электронного банкинга, искусственного интеллекта, аналитики больших данных, блокчейна, криптовалюты, смарт-контрактов, цифровой идентификации и аутентификации и проч.[5]

И.М. Рассолов отмечает, что Интернет-право – это, прежде всего, комплексный институт, который в силу своей специфики не может полностью входить в состав той или иной отрасли права, находясь в каждой конкретной отрасли своей частью[6].

Таким образом, мы под киберправом (Интернет-правом; IT-правом, цифровым правом, правом киберпространства) в рамках данной работы будем понимать межотраслевую правовую дисциплину, включающую в себя нормы, регулирующие отношения между субъектами в киберпространстве.

Первую группу вопросов, связанных с киберправом, следует посвятить искусственному интеллекту (ИИ).

Искусственный интеллект, его разработка и развитие представляет собой основной тренд современности. Так, лозунгом Дня искусственного интеллекта в рамках международной выставки-форума Россия, организованного 13.03.2024 стала фраза «Модели генеративного ИИ уже не примитивные исполнители наших команд, технологии нового поколения фактически становятся партнерами людей в самых разных областях, для бизнеса и государства сегодня это важнейший, ключевой ресурс, чтоб стать суперэффективными» В.В. Путина, сказанная им в рамках международной онлайн-конференции Artificial Intelligence Journey (AI Journey). Более того, Заместителем Председателя Правительства РФ Д.Н. Чернышенко отдельно обозначена цель достижения «экономики изобилия» посредством ИИ, в том числе посредством внедрения данных технологий во все сферы деятельности государственных органов. 

При этом заслуживает внимание тенденция на расширение круга субъектов, обязанных предоставлять Big Dataдля создания хаба данных с последующим формированием дата сетов, необходимых для обучения ИИ. Так, в настоящий момент, бизнес может добровольно участвовать в накоплении необходимой базы обезличенных данных, «сырья» для обучения ИИ, что активно осуществляется Альянсом в сфере искусственного интеллекта, тогда как иные участники бизнеса предоставляют в обязательном порядке лишь некоторые статистические данные. 

Параллельно с этим вызывает вопросы обоснованность такого нововведения, которое возлагает на бизнес дополнительные обязанности при отсутствии гарантий качества обезличивания данных и обеспечении сохранности персональных данных. 

Отдельной вопросом становится сертификация искусственного интеллекта. Так, представляется, что это может стать шагом к становлению ИИ доверенным, с другой, не очень ясны сейчас последствия и ответственность использования несертифицированного ИИ, особенности проверки этих технологий с учетом возможности к самообучению. 

Отдельной тенденцией можно обозначить движение, выступающее за этичный, ориентированный на человека, его права и свободы ИИ. 

Так, вопросы этики затрагиваются не только в рамках Национальной стратегии развития ИИ на государственном уровне (что существует и за рубежом в виде Указа Президента США о безопасном, надежном, заслуживающем доверия ИИ, Стратегии Китая в области искусственного интеллекта, Соглашения о регулировании ИИ ЕС), но и на добровольной основе. 

13.03.2024 был подписан Кодекс этики в сфере ИИ[7] в качестве самоограничения участников в вопросах его разработки и внедрения. Подписантами, в том числе, стали Сбербанк, Яндекс, МТС, Высшая школа экономики и другие участники. 

28.03.2024 был подписан Меморандум о сотрудничестве с Ираном по исследованию вопросов этики в сфере ИИ[8].

16.11.2023 года состоялся Форум этики в сфере искусственного интеллекта: Поколение GPT. Красные линИИ[9].

Все это демонстрирует озабоченность вопросами становления искусственного интеллекта этичным. 

Среди иных тенденций в данной сфере особое внимание стоит уделить разработке вопросов об использовании таких технологий в сфере образования, в том числе для формирования индивидуального плана занятий, создания виртуальных помощников; в транспортной сфере; в сфере здравоохранения; в юридической сфере. На последних двух остановимся подробнее. 

Более-менее разрешенным считается вопрос использования технологий искусственного интеллекта для постановки диагнозов, определения рисков, подбора лечения, расшифровки голоса. При этом интересным представляется аспект использования ИИ-технологий для определения вероятности генных мутаций у детей на основе анализа данных о здоровье предполагаемых родителей. Остро стоит вопрос о соотношении права на жизнь и снижении шансов рождения детей с возможными отклонениями. Насколько допустимо ограничивать рождаемость на основе данных ИИ? Насколько правильно «выносить вердикт» на основе данных о физическом здоровье при неизвестности потенциала умственных способностей? Возможно ли ограничение социальной помощи в отношении лиц, родители которых знали о возможности отклонений? Допустимо ли принуждать к выявлению такого рода совместимости людей при планировании беременности?

В сфере юриспруденции наиболее обсуждаемым вопросом является замена судей посредством ИИ. Так, 14.12.2022 была размещена новость под заголовком «Искусственный интеллект будет поддерживать суды КНР с 2025 года»[10]. В данном случае, Верховный суд КНР отдельно отметил, что анализ, проведенный искусственным интеллектом, может использоваться в качестве дополнительного справочного материала. 

Тем не менее интересен вопрос допустимости и оправданности вынесения судебных приказов искусственным интеллектом в реалиях российской действительности. Так, с одной стороны, в случае несогласия с принятым ИИ решением за сторонами остается возможность отмены приказа посредством немотивированного несогласия или обжалования, сохраняется и возможность последующего обращения с иском. Одновременно будет снижена судебная нагрузка. С другой стороны, целью государства является обеспечение эффективного правосудия, поддержание уважительного отношения, решение должно быть законным и справедливым, а гарантии такового, при осуществлении вышеуказанной деятельности самим ИИ без визирования судьями, могут быть обеспечены лишь при разрешении вопросов об ответственности за деятельность искусственного интеллекта. Более того, допущение вынесения приказов именем Российской Федерации предполагает наделение ИИ определенным статусом, он становится субъектом отношений (наделяется правосубъектностью), так как у него появляются определенные права, обязанности, правомочия, что не соответствует общепринятой концепции. 

Также интересен вопрос допуска ИИ к адвокатской деятельности. 

13.03.2024 в рамках Дня искусственного интеллекта на международной выставки-форума Россия представителем ПАО Сбербанк был анонсирован скорый запуск Gigalegal[11], возможности которого, в последующем должен быть расширен с функционала анализа документа на риски и диалога с базой знаний до извлечения юридических сущностей из документов, обезличивания данных внутри юридических документов, генерации документов, выявления юридических рисков, обобщения юридических документов и информации из этих документов, чата с документом и, что еще более интересно, представительства в суде. Так, последнее вызывает вопросы и сомнения. 

Обращаясь к п. 1 ст. 49 ГПК РФ можем обнаружить, что представителями в суде могут быть дееспособные лица, полномочия которых на ведение дела надлежащим образом оформлены и подтверждены, за исключением ряда лиц. П. 3 ст. 59 АПК РФ предусматривает, что представителями граждан, в том числе индивидуальных предпринимателей, и организаций могут выступать в арбитражном суде адвокаты и иные оказывающие юридическую помощь лица, имеющие высшее юридическое образование либо ученую степень по юридической специальности, схоже и положение п. 1 ст. 55 КАС РФ. УПК РФ аналогично акцентирует внимание на том, что представителем может быть лишь дееспособное лицо, имеющее определенный статус, тогда как в настоящий момент дееспособность ИИ в российских реалиях отрицается. 

Нельзя и умолчать о дипфейках[12]. 

В настоящий момент дипфейк является популяризированным средством воздействия на зрителя, которое при всем этом, для него не очевидно и слабо поддается контролю со стороны государства. 

Сейчас, опасность они представляют в связи с предоставлением возможности совершения киберпреступлений. Так, например основным трендом[13] является использование данной технологии в порноиндустрии для создания контента с «участием» известных людей. Далее мог следовать шантаж. 

Не редки случаи использования обозначенной технологии в политических целях. Так, широко известен случай со спикером Палаты представителей США демократкой Нэнси Пелоси[14]. После распространения видео, сгенерированного ИИ, производившего впечатление, что спикер пьяна, разразился политический скандал. Иным примером может послужить ситуация с Борисом Джонсоном, произошедшая в 2019 году[15].

В связи с этим, ведется разработка технологий, которые позволили бы отличать оригинальное видео от сгенерированного. Однако даже при появлении данной технологии у государства, риск введения в заблуждение пользователей по-прежнему остается высок. Сохраняется и проблема обнаружения злоумышленников. Отсутствует специальное регулирование в данной сфере. Не ясным представляется механизм расчета убытков в описанных ситуациях. 

Тем не менее защита представляется возможной возможна через такие инструменты как защита чести, достоинства и деловой репутации (ст. 152 ГК РФ), клевета (ст. 128.1 УК РФ) и др. 

При этом положительные стороны у технологии тоже есть.  Например, Кейт Глазко и Ивэй Чжэн используют дипфейки для помощи людям с афантазией[16]. 

Иным вариантом представляется использование технологии для генерации социальных видео. Так, в США был использован образ Хоакина Оливера, погибшего из-за стрельбы в школе во Флориде в 2018 году, для создания видео о контроле за ношением оружия в США[17].

В Индии президент Партии Бхаратия Джаната (БДП) Маноджа Тивари использовал дипфейк для обращения к гражданам на разных языках[18].

В музее Дали во Флориде сгенерированная посредством обозначенной технологи версия художника встречает посетителей, рассказывает о сюрреалисте и его искусстве, предлагает сделать с ним селфи[19].

Возможно и создание дипфейков для использования в качестве виртуального преподавателя[20].

Отдельные вопросы возникают при использовании рассматриваемой технологии в фильмах и видеоиграх. 

Во-первых, возникают риски повышения уровня безработицы в творческой сфере. Так, вместо обучения и продвижения новых артистов можно использовать дипфейки уже известных и любимых публикой персонажей. 

Во-вторых, не ясно посредством какого механизма должно охраняться право на образ, изображение актера, которого будет использовать при генерации видео, а также движения и мимика актеров, на которые в последующем будет наложено изображение.

В-третьих, не совсем понятно наличествует ли у граждан право запретить использовать собственный образ, в том числе сгенерированный ИИ, сходный с изображениями лица.

В-четвертых, стоит вопрос о допустимости такого рода «торговли внешностью». Так, в рамках нашего правопорядка можно было бы говорить о заключении лицензионного договора о праве использования изображения. При этом, вряд ли исключительные права на изображения могут в полной мере охватить образ исполнителя/актера. 

Следующий блок наиболее актуальных вопросов и интересных тенденций в киберправе, на наш взгляд, связаны с так называемым правом компьютерных игр (game law). 

Такая актуальность объясняется не только отраженной в статистике популяризацией компьютерных игр и виртуальных миров дополненной реальности[21], но и фактом государственной заинтересованности данным вопросом. Так, Президент РФ Владимир Путин поручил IT-компаниям и властям РФ обратить внимание на киберспорт, поддержать его, о чем заявил 12.09.2023 в рамках выступления на пленарной сессии Восточного экономического форума (ВЭФ-2023)[22].

К вопросу киберспорта В.В. Путин обратился и в ходе выступления на пленарном заседании форума «Россия — спортивная держава» в Перми: «Россия понимает, как важно беречь традиции спорта, но при этом открыта и ко всему лучшему, новому, передовому. К тому, что пользуется популярностью у молодежи, в том числе и в спорте»[23]. В рамках того же форума были анонсированы «Игры будущего»[24] - первый международный мультиспортивный турнир с общим призовым фондом в размере 10 млн $, который проходил в Казани с 21.02.2024 по 3.03.2024 при участии более 260 международных команд и более 2000 участников из разных стран мира. 

Таким образом, киберспорт становится неотъемлемым элементом реальности, а следовательно данная сфера требует законодательного урегулирования и разрешения, в том числе, возникающих юридических вопросов.

Первый и уже стандартный вопрос в данной области – статус игрового имущества. Предлагаются такие варианты как определение его через юридическую категорию вещи, в том числе вещи особого рода (sui genres), ввиду невозможности предъявления к разработчику требования о вечном поддержании игры для сохранения возможности доступа владельца и его наследников к имуществу в ней; через права требования по аналогии с бездокументарными ценными бумагами; через объект авторских прав разработчика, что не позволяет урегулировать оборот данных игровых элементов; через объект авторских прав игроков при самостоятельном создании ими игрового имущества, что вызывает затруднение с юридическим оформлением использования данного имущества разработчиками; посредством применения концепции договора оказания услуг; через институт «игр и пари», а следовательно отказ от регулирования. В связи с этим, следует обозначить мировую тенденцию на использование вещно-правового подхода, что реализовано в Китае[25], Тайване[26], Южной Корее[27],  Австралии[28] и др.

В качестве второго вопроса можно обозначить отсутствие законодательного закрепления перечня лиц, признаваемых авторами компьютерной игры. Не вызывает сомнений, что авторы кода будут являться авторами программы для ЭВМ, художники – изображений, музыканты – музыкальных композиций, актеры – изначально обладать исключительными правами на исполнение. Однако уже традиционным является отнесение такого рода игр к сложным объектам, а именно к мультимедийным продуктам. При этом, если закон прямо перечисляет авторов аудиовизуального произведения, то относительно игр он остается молчалив. 

Интересен вопрос допустимости блокировки аккаунтов пользователей, в том числе за неэтичное поведение. Насколько допустимо ограничение доступа к игре в ситуации, когда игра была оплачена? Необходимо ли возвращать денежные средства? Кто должен принимать решение о блокировке доступа? В каком случае блокировка будет дискриминацией? Возможно ли создание универсального перечня условий блокировки и фиксация его на государственном уровне? 

Относительно последнего, крайне трудно представить, что для широкого спектра игр может быть сформулирован исчерпывающий перечень. При этом даже при допущении реалистичности данной идеи, не понятно на кого должен распространять свое действие закон РФ в компьютерной игре. Может ли российский разработчик блокировать на основании закона своей страны иностранных пользователей? Может ли иностранный разработчик блокировать российских пользователей в соответствии с законами РФ? Представляется, что для иностранных лиц, находящихся на территории собственной страны наш закон не должен иметь обязательной силы, но как идентифицировать пользователей? Необходимо ли будет соблюдать установленные законом правила лицам, имеющим российские IP-адреса ввиду использования VPN-сервисов?

Так, наиболее универсальным решением представляется или признание «права платформ», или выработка международного соглашения. При этом, каждый из обозначенных вариантов имеет свои трудности в реализации и функционировании. 

Вызывает озабоченность и вопрос определения юрисдикции, в рамках которой недовольный пользователь может обратиться в суд. Так, с одной стороны, допустимо применение правил о защите прав потребителей. С другой, такое решение требует определение статуса игры как услуги и может повлечь злоупотребления со стороны пользователей. Одновременно с этим, злоупотреблять может и правообладатель, закрепляя в лицензионном соглашении с пользователями, которое по сути является договором присоединения, оговорки, о разрешении всех споров в самых дорогих арбитражах, что сделает невозможным защиту пользователями собственных прав. 

Отдельный блок вопросов связан с кибертурнирами и отсутствием как четких правил допустимого игроками поведения, так и организаций, которые были бы правомочны разрешать конфликты, вырабатывать правила и следить за их выполнением. 

Так, в сфере киберспорта основной тенденцией можно признать обсуждение и выработку норм о взаимодействии пользователей между собой и с разработчиками, разработку санкций за несоблюдение правил онлайн-сообществом. 

Отдельно хочется остановиться на вопросах, связанных с правовой природой аккаунта. 

Изначально, пользователи социальных сетей регистрировали аккаунты с целью собственной индивидуализации и идентификации иных пользователей в рамках виртуального пространства. Соответствует данной функции и обывательский подход к определению природы рассматриваемого явления, согласно которому аккаунт является учетной записью, созданной пользователем в рамках определенной электронной системы[29]. В рамках юриспруденции же сложились следующие подходы: база данных, запись на сервере собственника социальной сети, права и обязанности из соглашения с организатором социальной сети[30]. Можно обнаружить и трактовку аккаунта как имущества[31] с ссылкой на судебную практику, рассматривающая аккаунт в качестве самостоятельного объекта гражданских правоотношений, либо составной части имущественного комплекса[32].

Если же говорить об аккаунтах в аспекте значения для оборота, можно выделить: 1) аккаунты, представляющие собой право доступа в автоматизированную систему, которые  не заключат в себе самостоятельную ценность (личный кабинет покупателя в интернет-магазине и т.д.); 2) аккаунты, обладающие коммерческой ценностью и являющиеся самостоятельным объектом оборота ("прокачанный" игровой аккаунт и т.д.)[33]. Таким образом, аккаунт может являться нематериальным объектом, созданным в результате творчества условного автора[34], информационной площадкой или средством связи; оборотоспособным благом, рассматриваемым с точки зрения объектов гражданских прав. 

В связи с последним, необходимо обозначить тенденцию на продажу аккаунтов и их востребованность на рынке, в том числе как инструмента ведения бизнеса. При этом, на настоящий момент законодательного запрета на передачу прав на аккаунт не существует, а распоряжение может быть ограничено лишь правилами, установленными администратором информационной площадки[35]. Одновременно с этим, предлагается подход, согласно которомунеобходимо предусматривать специальное регулирование для объектов, обладающих коммерческим значением[36].

Обозначенная тенденция к урегулированию нового явления прослеживается и в зарубежных правопорядках. Так, Актом о доступе к учетным записям электронной почты умерших, принятым в штате Коннектикут 24.06.2005 предусмотрено право уполномоченного лица получать доступ к учетной записи пользователя после его смерти или требовать предоставления копии информации соответствующей учетной записи. Аналогично, в Айдахо и Оклахоме родственники умершего также могут получить доступ к блогам, почте и социальным страницам. В свою очередь, в Индиане можно получить доступ к документам и информации, хранящейся в электронном виде, или их копиям. В штате Делавэр с 2015 года допускается наследование виртуальной собственности[37]. Обсуждается вопрос наследования аккаунтов и в Германии. Согласно решению Верховного суда, аккаунты в социальных сетях рассматриваются как дневники и письма, а следовательно, могут передаваться родственникам после смерти владельца[38].

При этом, российская доктрина не разделяет данный подход. Так, Синицын С.А. в рамках курса лекций отмечал, что возможность уступки и передачи прав в результате правопреемства на аккаунты, открывающие доступ к имуществу правопредшественника, не вызывает возражений, что трудно утверждать в отношении аккаунтов социальных сетей умершего, поскольку речь идет о неприкосновенной частной сфере, а не об имуществе.

Говоря о развитии киберправа, неправильно было бы упустить вопрос, связанный с доменными именами.

Определение данного термина закреплено в п. 15 ст. 2 Федерального закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» № 149-ФЗ. При этом, носит оно чисто техническое значение, что не позволяет в полной мере определить его правовую природу. Тем не менее большинство сайтов создаются для ведения коммерческой деятельности, а следовательно доменные имена начинают выполнять не только функцию идентификации страницы, но и индивидуализации бизнеса с опорой на его good will. Отметив данную тенденцию, законодатель закрепил возможность такого использования товарного знака как регистрация доменного имени. Соответственно, применительно к описанной выше ситуации, в ряде случаев представляется возможным использование механизмов защиты средства индивидуализации. Но что делать в ситуации, когда зарегистрирован товарный знак является изображением, тогда как доменное имя всегда представляет собой буквенно-численное выражение? Насколько правильно позволять в таких ситуациях использовать схожий домен? Насколько применимы механизмы защиты товарного знака к домену, если мы говорим о разных товарных рынках, различных классах МКТУ, например, когда товарный знак зарегистрирован относительно класса алкогольной продукции, а под аналогичным доменным именем зарегистрирован сайт, реализующий парфюмерную продукцию? Как расценивать ситуации создания сайтов-двойников с незначительно измененным доменом? Все это популярные способы использования доменных имен в Интернет-пространстве, законодательное регулирование которых отсутствует. Конечно, возможно в данном случае ссылаться на методики пресечения недобросовестной конкуренции, однако сложно представить, что данный механизм позволит решить все проблемы. Так, можно предложить введение добровольного реестра доменных имен или разработку конкретных мер защиты, ориентированных на сущность домена и деятельность субъектов в сети Интернет. 

В качестве отдельного блока вопросов в рамках рассматриваемой темы можно остановиться на блокчейне, токенизации и цифровых правах. 

Данную сферу можно признать достаточно урегулированной, в отличии от предыдущих, разработаны законодательные акты об утилитарных цифровых правах и цифровых финансовых активах, тестируется цифровой рубль в качестве официальной криптовалюты. Тем не менее, сохраняются проблемы в области получения государством информации об имеющихся у граждан неофициальных криптовалют, токенов. В настоящий момент особо остро данный вопрос стоит для арбитражных управляющих, предпринимаются попытки выработки методик обнаружения активов. Сохраняется тенденция на выведение средств в «серую зону» при прогрессирующих рисках утраты активов ввиду низкого уровня обеспеченности. 

В завершение хочется отметить, что классическое право не всегда может охватить специфику дел, вопросов, юридических коллизий, связанных с Интернет-средой. 

Технологическая эпоха и высокие темпы преобразований приводят к возникновению всё большего количества новых явлений, таких как цифровые двойники, метаданные, токены, аккаунты, игровое имущество и т.д., что требует реакции юридического сообщества и законодателя. 

Более того, ввиду экстерриториальности сети Интернет, вопросы регулирования трудно решать в рамках определенных территориальных границ. Так, например, GDPR распространяет свое действие за границы Евросоюза, а DMCA, являясь американским законом, регулирует порядок удаления контента крупнейшими технологическими компаниями.

Важным остается вопрос борьбы с киберпреступлениями.

Так, центральным вопросом в сфере киберправа является разработка норм и адаптация законодательства к вызовам новой технологической эпохи.

Нормативно-правовые и подзаконные акты:

1. Конституция Российской Федерации», принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020 // СПС «КонсультантПлюс». 
2. Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации от 24.07.2002 № 95-ФЗ (ред. от 25.12.2023) (с изм. и доп., вступ. в силу с 05.01.2024) // СПС «КонсультантПлюс». 
3. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть четвертая) от 18.12.2006 № 230-ФЗ (ред. от 13.06.2023) // СПС «КонсультантПлюс».
4. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14.11.2002 №138-ФЗ (ред. от 25.12.2023, с изм. от 25.01.2024) // СПС «КонсультантПлюс».
5. Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации от 08.03.2015 N 21-ФЗ (ред. от 14.02.2024) // СПС «КонсультантПлюс». 
6. Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 14.02.2024) // СПС «КонсультантПлюс». 
7. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 14.02.2024) // СПС «КонсультантПлюс». 
8. Федеральный закон от 02.08.2019 № 259-ФЗ (ред. от 11.03.2024) "О привлечении инвестиций с использованием инвестиционных платформ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" // СПС «КонсультантПлюс».
9. Федеральный закон от 27.07.2006 №149-ФЗ (ред. от 02.11.2023) "Об информации, информационных технологиях и о защите информации» // СПС «КонсультантПлюс».
10. Федеральный закон от 27.07.2006 № 152-ФЗ (ред. от 06.02.2023) "О персональных данных"// СПС «КонсультантПлюс».
11. Федеральный закон от 28.06.2014 № 172-ФЗ (ред. от 17.02.2023) "О стратегическом планировании в Российской Федерации" // СПС «КонсультантПлюс».
12. Федеральный закон от 31.07.2020 № 259-ФЗ (ред. от 11.03.2024) "О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации"// СПС «КонсультантПлюс».
13. Указ Президента Российской Федерации от 01.12.2016 № 642 "О Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации"// СПС «КонсультантПлюс».
14. Указ Президента Российской от 07.05.2018 № 204 "О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года"// СПС «КонсультантПлюс».
15. Указ Президента Российской от 09.05.2017 № 203 "О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017 - 2030 годы"// СПС «КонсультантПлюс».
16. Указ Президента Российской от 15.02.2024 №124 "О внесении изменений в Указ Президента Российской Федерации от 10.10.2019 № 490 "О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации" и в Национальную стратегию, утвержденную этим Указом" // СПС «КонсультантПлюс».
17. Указ Президента Российской от 21.07.2020 № 474 "О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года"; от 10.10.2019 № 490 "О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации" (вместе с "Национальной стратегией развития искусственного интеллекта на период до 2030 года") // СПС «КонсультантПлюс».
18. Указ о безопасном, надежном и заслуживающем доверия искусственном интеллекте. – Текст: электронный // TheWhite House: [сайт]. — URL: https://www.whitehouse.gov/briefing-room/statements-releases/2023/10/30/fact-sheet-president-biden-issues-executive-order-on-safe-secure-and-trustworthy-artificial-intelligence/ (дата обращения: 08.03.2024).
19. AI Act: Новые правила для развития искусственного интеллекта в ЕС. – Текст : электронный // Data Privacy Office: [сайт]. — URL: https://data-privacy-office.com/ai-act-overview/  (дата обращения: 08.03.2024).
20. Taiwan Ministry of Justice Official Notation No 039030 (90) (цит. по: Fairfield J. Op. cit. P. 1086)
21. 新一代人工智能伦理规范. – Текст : электронный // Ministry of Science and Technology of the People’s Republic of China: [сайт]. — URL: https://www.most.gov.cn/kjbgz/202109/t20210926_177063.html  (дата обращения: 08.03.2024).

Судебная практика:

22. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.04.2019 N 10 "О применении части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации" // СПС «КонсультантПлюс».
23. Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 18.07.2019 № 07АП-5465/2019 по делу № А27-29639/2018 // СПС "КонсультантПлюс". 
24. Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 17.01.2018 № 13АП-30540/2017 по делу № А21-6695/2017 // СПС "КонсультантПлюс".
25. Решение Чертановского районного суда г. Москвы от 22.01.2018 по делу № 2-5346/2017 // СПС "КонсультантПлюс". 

Литература:

26. Горохова О.Н. «Игровое имущество» как разновидность «виртуального имущества». Сборник статей E-commerce и взаимосвязанные области (правовое регулирование) Сер. "Анализ современного права" Том 15. / О. Н. Горохова: под. ред. М.А. Рожкова. – Текст: непосредственный //Москва, «СТАТУТ», 2019.С. 378-393. 
27. Панарина М.М. Наследование аккаунта в социальных сетях и вопросы цифрового наследования: правовое исследование // Наследственное право. 2018. № 3. С. 29 - 30.
28. Рассолов И.М. Право и Интернет. Теоретические проблемы. М., 2003. С. 24.
29. Самый новейший толковый словарь русского языка XXI века: ок. 1 500 слов / Сост. Е.Н. Шагалова. М., 2011. С. 24 - 25.
30. Санникова Л.В., Харитонова Ю.С. Правовая сущность новых цифровых активов // Закон. 2018. № 9. С. 86 - 95.
31. Ambrogi, Robert J. The Essential Guide to the Best (and Worst) Legal Sites on the Web. 2th edn. N.Y.: ALM Publishing, 2004. P. 139 (Chapter 12).
32. Grimmelmann, James. Internet Law: Cases & Problems. 7th edn. 2017.
33. Hanyue Wang. Intangible Property: Protection of Virtual Property in Electronic Games in China and US // Journal of Finance Research - November 2020. - № 4. - PP. 119-123.

Интернет-источники:

34. В Индии дипфейк использовали для «позитивной» избирательной кампании.– Текст : электронный // CBS Harbr.com: [сайт]. — URL: https://habr.com/ru/news/489006/  (дата обращения: 08.03.2024).
35. ГЕЙМИНГ В РОССИИ – 2022. Социальные и экономические эффекты. – Текст : электронный // НАФИ Аналитический центр : [сайт]. — URL: https://nafi.ru/projects/it-i-telekom/geyming-v-rossii-2022-sotsialnye-i-ekonomicheskie-effekty/  (дата обращения: 03.03.2024).
36. Игры будущего.– Текст : электронный // Go future: [сайт]. — URL: https://gofuture.games  (дата обращения: 08.03.2024).
37. Источник: Deepfakes are being used for good – here’s how. – Текст : электронный // The Conversation: [сайт]. — URL: https://theconversation.com/deepfakes-are-being-used-for-good-heres-how-193170  (дата обращения: 08.03.2024).
38. Кодекс этики в сфере ИИ. – Текст : электронный // Альянс в сфере искусственного интеллекта: [сайт]. — URL: https://ethics.a-ai.ru  (дата обращения: 13.03.2024).
39. Лиенко С. Что случается с аккаунтами в Интернете после смерти владельца. .– Текст : электронный // cossa: [сайт]. — URL: https://www.cossa.ru/152/98997  (дата обращения: 08.03.2024). 
40. Проблемы гражданско-правовой оборотоспособности интернет-аккаунтов.– Текст : электронный // zakon.ru: [сайт]. — URL: https://zakon.ru/blog/2022/11/22/problemy_grazhdansko-pravovoj_oborotosposobnosti_internet-akkauntov  (дата обращения: 03.03.2024).
41. Путин заявил о необходимости цифровой трансформации России. – Текст : электронный // TASS.ru: [сайт]. — URL:https://tass.ru/ekonomika/10172635  (дата обращения: 08.03.2024).
42. Путин заявил об открытости России к киберспорту. – Текст : электронный // Известия iz: [сайт]. — URL: https://iz.ru/1592012/2023-10-19/putin-zaiavil-ob-otkrytosti-rossii-k-kibersportu  (дата обращения: 03.03.2024).
43. Путин поручил IT-компаниям и властям поддержать киберспорт.– Текст : электронный //Известия iz: [сайт]. — URL: https://iz.ru/1572695/2023-09-12/putin-poruchil-it-kompaniiam-i-vlastiam-podderzhat-kibersport  (дата обращения: 03.03.2024).
44. Рожкова М.А. Цифровое право (Digital Law) — что это такое и чем оно отличается от киберправа / интернет-права / компьютерного права?  [Электронный ресурс] // Закон.ру. 2020. 15 марта. URL: https://zakon.ru/blog/2020/3/15/cifrovoe_pravo_digital_law_-_chto_eto_takoe_i_chem_ono_otlichaetsya_ot_kiberpravainternet-pravakompy  (дата обращения: 13.03.2024).
45. Федеральный проект «Искусственный интеллект». – Текст : электронный // Министерство экономического развития Российской Федерации: [сайт]. — URL: https://www.economy.gov.ru/material/directions/fed_proekt_iskusstvennyy_intellekt/ (дата обращения: 08.03.2024).
46. DiGiacomo John. Internet Law: Everything You Need To Know. June 7, 2019. . – Текст : электронный // RevisionLegal: [сайт]. — URL: https://revisionlegal.com/internet-law/internet-law-everything-you-need-to-know/  (дата обращения: 08.03.2024).
47. Doctored Nancy Pelosi video highlights threat of "deepfake" tech.– Текст : электронный // CBS NEWS: [сайт]. — URL: https://www.cbsnews.com/news/doctored-nancy-pelosi-video-highlights-threat-of-deepfake-tech-2019-05-25/  (дата обращения: 13.03.2024).
48. Kate Glazko, Yiwei Zheng. Designing for Assistive Self-Visualization .– Текст : электронный // URL: https://drive.google.com/file/d/1W8E0n6wSKOKycspvBBL7WwkqCEzAUwQF/view?pli=1  (дата обращения: 13.03.2024).
49. Mark Ward, Does virtual crime need real justice? // BBC NEWS - September, 2003. - URL: http://news.bbc.co.uk/go/pr/fr/-/1/hi/technology/3138456.stm  (дата обращения 02.03.2024)
49. To Dally with Dalí: Deepfake (Inter)faces in the Art Museum.– Текст : электронный //SageJournals : [сайт]. — URL: https://journals.sagepub.com/doi/epub/10.1177/13548565211029401  (дата обращения: 08.03.2024).
50.   为吸引学生上编程网课，上大副教授在线“变身”萝莉.– Текст : электронный //  : [сайт]. — URL: https://www.thepaper.cn/newsDetail_forward_6455755  (дата обращения: 13.03.2024).