«Депутат невзлюбил». За что хотят закрыть Грушинский фестиваль

В 2024 году Фестиваль авторской песни им. Валерия Грушина, ежегодно проходящий на Мастрюковских озерах в Самарской области, не состоялся — его отменили «по соображениям безопасности». Более того, в этой отмене многие разглядели желание властей прикрыть вольнодумный фестиваль совсем. Журналист Алексей Крижевский рассказывает в своей колонке для RTVI о том, почему этот фестиваль-ветеран рано отправлять в колумбарий.

А что случилось?

«Дорогие друзья! 51-й Грушинский фестиваль летом 2024 года в традиционном формате и в привычном месте не состоится. Поляна будет закрыта для посещения и проезда», — говорилось в заявлении организаторов.

Дальше шли слова о том, что, дескать, фестивальная поляна находится в «уникальном природном заповеднике в пойме Волги», и организаторы на этот раз не смогли обеспечить «надлежащие меры безопасности», которые от них требовало государство.

Из Москвы тем временем приходили другие новости: Симоновский суд столицы ликвидировал фонд Грушинского фестиваля, причем истцом выступило управление Минюста по Москве. Причины, как обычно в таких случаях, никто не раскрывал и не комментировал. Однако многим памятен странный прошлогодний скандал: депутат Александр Хинштейн ополчился на Грушинский фестиваль, отмечавший в 2023-м свой юбилей. Депутат невзлюбил мероприятие за то, что там, по его словам, не дали выступить на основной сцене финалисту «альтернативной» сцены «Победа» Михаилу Калинкину — участнику боевых действий, только что вернувшемуся с фронта.

Хомчик назвала слова Хинштейна «чудовищным враньем» и уточнила, что не является руководителем фестиваля (а только входит в основное жюри и возглавляет худсовет), и никакого запрета на патриотическую тематику в выступлениях нет. Программа и сценарий мероприятия, по ее словам, утверждаются в областном минкульте, а выступление Калинкина появилось в программе в последний момент «по просьбе [самарского] губернатора» (тогда эту должность занимал Дмитрий Азаров) и для него «нашли специальное место».

В дальнейшем в прессе и телеграм-каналах появилось немало свидетельств непростых отношений депутата с правительством Самарской области. Для Дмитрия Азарова это закончилось отставкой, а для Грушинского фестиваля — заседанием Симоновского суда.

Не в первый раз

В последние пять лет «Груше» определенно не везло, — как, впрочем, и другим музыкальным фестивалям на открытом воздухе. Ковидный 2020-й отменил многотысячное «Нашествие», чуть менее, но все же масштабную «Дикую мяту», городскую «Боль» и загородную «Усадьбу Джаз» — и это только в московском и соседним с ним регионах.

В следующем 2021-м все повторилось: оказавшиеся на грани банкротства устроители понадеялись было отыграть коронавирусные потери, но не тут-то было. Многие фестивали отменялись в буквальном смысле за несколько часов до начала, уже затратив огромные средства на постройку и оборудование фестивальной инфраструктуры. По промоутерской и музыкантской среде пошел глухой ропот, мол, власть использует ковидные ограничения для того, чтобы душить фестивальное движение и повторяет таким образом тактику, обкатанную на митингах и пикетах оппозиции, запрещенных под предлогом «распространения коронавирусной инфекции».

Подогревали этот ропот провластные митинги тех лет — на десятки тысяч их участников санитарные ограничения не распространялись. Почему? Предположим, что коронавирус на таких мероприятиях тоже подчинялся сценарию и не смел позволять себе разгула, какой мог случиться, скажем, на более неформальной «Дикой мяте».

В одном ряду с пострадавшими «молодыми» фестивалями стоял и Грушинский — фестиваль-дедушка, основанный аж в 1968 году, и до сих пор, как ни в чем ни бывало, шумевший каждый год на берегах Волги. Есть все основания думать, что именно он научил «Нашествие» и «Дикую мяту», что музыкальный слет может и должен сопровождаться всевозможными элементами расслабленного времяпрепровождения: мастер-классами, подвижными играми и барбекю на свежем воздухе. Грушинский фестиваль первым заявил, что он — не только музыка, но и стиль жизни. Некоторым рок-фестивалям для этого потребовалось пройти долгий путь.

Правда, между всеми ними есть большая, как сказали бы философы, субстанциальная разница. У них разный ДНК. Рок-фестивали, как правило, носят куда более коммерческий характер и организовываются «сверху». Их проводят радиостанции, пивные марки или просто оргкомитеты. Они ставят задачу извлечения выгоды — прямой или непрямой, коммерческой или же репутационной. Радиостанция развлекает слушателей, спонсоры рекламируют себя на большую очную и еще большую заочную (телетрансляция, видеозаписи на стриминговых сервисах) аудиторию, гастроподрядчики кормят и поят публику, областная дорожная полиция штрафует нарушителей. Выражаясь устаревше-молодежным языком, рок-фестиваль — это подгон организаторов своей публике.

С Грушинским все было, разумеется, не так. Фестиваль был основан туристическим сообществом и любителями авторской песни в память о простом советском парне-студенте Валерии Грушине, спасшим детей и их родителей во время турпохода на Урале ценой собственной жизни. То есть, по своей форме он стал одной из первых — и самых живучих — советских неофициальных горизонтальных структур, в которой одни люди делали что-то для других людей на волонтерской основе.

В плане содержания его генетика еще более очевидна. Советская авторская песня родилась как мощное, массовое эхо поэтического бума 60-х, а он в свою очередь родился из бума политического — хрущевской «оттепели». Грушинский фестиваль стал центром силы нового сообщества. Буквально за год до проведения первого фестиваля прошла конференция клубов самодеятельной песни, на которой движение «туристической», «гитарной» и «студенческой» песни было сознательно объединено под одним названием, ставшей с тех пор жанровым определителем: КСП.

Ее представители любили долгие походы, творчество и неподцензурные разговоры на непременных кухнях (в течение года) или у непременного костра (раз в году летом). Причем предъявить этой неофициальной культуре было решительно нечего, в связи с чем власть попыталась было ее возглавить или поставить под контроль, но без особого успеха.

Была у этого и другая причина. Грушинский фестиваль, возможно, был фестивалем свободомыслия, но никогда — антисоветчины. Там прославляли героизм бытовой, грушинский — но не революционный. Там всегда было место походно-романтическому эскапизму и даже определенной фронде, но едва ли там привечали бы откровенных диссидентов (и едва ли бы им самим пришло в голову там появиться).

На грушинской поляне, скорее, любовались звездами над костром, прямо смотрели в глаза гребенщиковскому «поколению дворников и сторожей» и кинчевскому «поколению», которое «молчит по углам» и «не смеет петь». Именно поэтому реальных звезд, которых дал миру этот фестиваль, можно сосчитать на пальцах двух рук: «Иваси» (дуэт Александра Иващенко и Георгия Васильева), Михаил Щербаков, Александр Городницкий, братья Мищуки и Олег Митяев.

В этом заключается и возможная причина, по которой сам фестиваль с течением времени менялся, а жанр — почти нет. Мероприятие обрастало положенными для выживания и успешной деятельности атрибутами — спонсорскими шатрами и кейтеринговыми партнерами, дружбой с губернаторами. А вот жанр и субкультура как будто в какой-то момент закапсулировались в том состоянии, в котором сформировались в первые лет десять существования.

Так иногда происходит с теми, кто стоит на страже «вечных ценностей». Путая этику с эстетикой, они считают консерватизм в мелодике и пресноватый аскетизм (чтобы не сказать — примитивизм) в аранжировках, а также походный стиль в одежде залогом неизменности тех идеалов, которые в свое время легли в основу движения.

Внезапная стилистическая актуальность

Однако, как пел эстетически близкий к «Груше» певец Чиж, времена менялись и изменились вконец. Проверку «эрой рокапопса» и «тучными годами» фестиваль на Волге выдерживал с переменным успехом, делаясь в 90-2000-е все более и более нишевым мероприятием.

Зато на пылающем фоне нынешней истории России он со своей этической и эстетической несгибаемостью внезапно начал смотреться совершенно по-другому. Он как будто вернулся в свои молодые 70-е годы, когда был здоровой альтернативой застойным будням, когда стоял по отношению к власти вполоборота и поглядывал свысока. Видимо, поэтому певцу Калинкину и депутату Хинштейну показалось, что к ним не проявили достаточного уважения.

Обратим внимание: ни до, ни после прошлогоднего скандала никто из выходцев с «Груши» так и не встал в состоящую преимущественно из рок-музыкантов очередь «порешать вопросики» в Администрации президента и не поехал «отмаливать грехи» с концертами в зону боевых действий.

Оказалось, что палатка и — в песне или в жизни — стоящие у печки лыжи совершенно не рифмуются с патриотическим пафосом и «окопной правдой», а в некотором смысле работают противоядием от них. Никто не призывает к революции, боже упаси. Только звезды над нами и нравственный закон внутри.

Причем сформулировали этот нравственный закон те самые «Иваси», внезапно прогремевшие в первые дни после начала украинского конфликта с песней «Мы не нули»: «Кто не побоится от стада отбиться / Кто не побоится пройти через боль / Кто думать своей головой не боится / Тот — единица, и точно не ноль».

Возможно, именно поэтому после отмены фестиваля заговорили о его похоронах. Поля с кемпингами фестиваля «Дикая мята» в деревне Бунырево Тульской области, собрали в этом году десятки тысяч человек. Непонятно, чем Грушинская гора над одним из Мастрюковских озер привлекательнее, как потенциальная военная цель для ВСУ.

Однако организаторы утверждают, что дело именно в этом, комментируя отмену в духе шестидесятнического гуманизма и интеллигентского пессимизма: «Мы искренне дорожим жизнью и здоровьем каждого участника, приезжающего на фестивальную поляну, и уверены, что петь песни у костров под открытым небом и сидеть “к плечу плечо” на Горе в нашу песенную ночь в сегодняшних реалиях невозможно».

Впрочем, есть одно «но», которое говорит в пользу того, что высказанные на официальном сайте фестиваля надежды на встречу в 2025-м имеют право на жизнь. Грушинский прожил 56 лет — гораздо дольше, чем любой другой фестиваль неклассической музыки на территории бывшего СССР. За это время многие его рок-собратья успели родиться, войти в зенит, обессмыслиться и умереть.

А фестиваль-дедушка до сих пор кому-то нужен и востребован. Вокруг него идет бурная (может быть, даже слишком) жизнь, а это значит, что он уйдет на покой только когда сам того захочет — в тот год, когда на Мастрюковские озера просто никто не приедет. Едва ли с ним что-то сможет сделать хоть барражирующий боеприпас, хоть Администрация президента. Потому что, как пели в процитированной выше песне «Иваси»: «Нам рты затыкали, нас не допускали / Давили, хотели расплющить в нули / Пределы сужали. И жали. И жали / Но уничтожить нас не смогли».

---

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции