Александр Тищенко: Могут ли Брюссель и Лондон создать свое мини-НАТО

Европейский трек на очередную войну исторически провальный. Тем не менее он Евросоюзом и Англией продвигается с новой силой и традиционно подпитывается фантомной болью нереализованных эмоций и отчаянием прошлых поражений. Диссонанс политики Трампа с европейскими представлениями о будущем стал поводом для раскола, паники и клинической истерики брюссельских элит. Что дальше?

Президент Беларуси Александр Лукашенко:

— Да, Дональд (Трамп. — Прим. ред.) хочет остановить войну. Спасибо ему за это. Если он искренен в том, что он переживает за то, что гибнут люди, надо это остановить. Спасибо. Мы за это. Но при этом мы должны твердо стоять на своих позициях. Нас никто не должен куда-то столкнуть в сторону. И не дай бог обмануть нас или обвести вокруг пальца. Этого не произойдет.

Во время участия в пленарном заседании Совета Федерации Федерального собрания России, 14 марта 2025 года.

Эффект бумеранга

Находясь в плену реваншистских мечтаний, Европа в прямом смысле уже пускается во все тяжкие и лихорадочно подписывается на откровенные авантюры в стиле «Коалиции желающих» и делает ставки на «Стратегический компас». Брюссель сейчас пытается сделать в одиночку то, с чем не справился весь Глобальный Запад, — вернуться с победой с восточного фронта.

Ничего не меняется. Из века в век одно и то же. Но в этот раз у Европы явно больше препятствующих успеху факторов, чем обычно. Главным из них будет крайне неудобное положение для военного старта, так как ее экономика далеко не в том состоянии, чтобы справиться даже с мирными потребностями. И причина лежит на поверхности. Это антироссийские и антибелорусские санкции с эффектом бумеранга. А про безрассудный отказ от российских энергоресурсов, на которых строилась база европейской успешности все последние 50 лет, и говорить нечего.
Проблема в том, что для выхода европейского ВПК на какую-то эффективность нужно провести тотальную дефрагментацию, переоснащение и унификацию стандартов во всех сферах, не только в военной.
Да, в Европе много военных предприятий, около нескольких сотен, но они задумывались, создавались и действовали исключительно как конкуренты, а не части чего-то целого. Военная экономика ЕС уже давно отвыкла напрягаться и специализируется исключительно на выставочных экземплярах. И та же тема великих западных технологий на самом деле давно скатилась в рекламный миф. Да что там технологии, если единственное, что смогла осилить Европа за три года участия в украинском конфликте, так это посчитать, что ей самой уже критически не хватает снарядов, ракет, патронов, пороха, самолетов, танков, орудий, кораблей, солдат, резервов и всего-всего, что надо на войне. Даже, похоже, их континентальный «ядерный зонтик» никогда не преодолеет стадии теоретической концепции. И здесь дело даже не в деньгах, а элементарно в дефиците политической воли.

Тема евроармии также не вписывается в критерий объективной реальности. Натовские стандарты — это все же формат разрозненных интересов, возможностей и наемничества, что как раз и дало сбой в украинском конфликте.

Параллельные реальности

У Евросоюза с учетом демографического упадка на фоне перманентного миграционного кризиса не получится даже скопировать российские мобилизационные масштабы, не то что достичь превосходства в живой силе и технике на поле боя. На Евроконтиненте сегодня уже почти каждый пятый житель — мигрант, носитель далеко не европейских ценностей. В той же Германии мечетей больше, чем церквей. Поэтому там назревает почти революционная ситуация, когда верхи уже не могут, а низы не понимают. И даже все эти системные террористические проезды сквозь толпу прохожих на какой-нибудь очередной немецкой ярмарке — ну чем не показатель, что там уже давно существуют две параллельные реальности?

Все заявления пока еще правящих евроэлит о решительности и готовности идти в поход Drang nach Osten — остаточное явление от вредных привычек прошлого. Громко, но пусто. Евросоюз в нынешнем состоянии небоеспособен ни технически, ни экономически.
Еще совсем недавно, до 2022 года, военная мощь Североатлантического альянса, особенно по восточному флангу, основывалась на советских вооружениях, доля которых по тяжелой технике, ПВО и авиации могла доходить до 40 процентов. А это значит, что европейская часть блока НАТО после распада СССР и Варшавского договора примерно на треть оставалась в советском оснащении, а не в американском.
Неспроста же Трамп возмущен, что антисоветский военный блок экипирован и вооружен по-советски, в то время как почти все военные расходы по защите Европы лежат на плечах американского налогоплательщика. И его требование о двух процентах от ВВП на оборону для членов альянса звучит как приказ. Европа должна выйти на современные американские военные стандарты, а для этого нужны соответствующие бюджеты. И вот здесь как раз и появляется тема прибылей от битв.

Согласно этому бизнес-плану Европа через помощь Украине должна была избавиться от непрофильного оружейного «антиквариата» и всем составом НАТО выступить заказчиком у американского ВПК. И в этой беспроигрышной схеме лично Трамп проявился как автор еще в первую свою каденцию.

Получается, что в течение 5 — 10 лет страновые бюджеты возжелавших военного укрепления придется нарастить кратно. Но для этого у Европы нет достаточной базы. Нет ее и у США.

Утопичные планы

Без США Североатлантический альянс нежизнеспособен и неэффективен. А с учетом того, что его бюджетная и силовая части на 70 — 80 процентов американские, любому понятно, что для Америки ЕС — обуза. И поэтому мысли о каких-то микроаналогах альянса в евроисполнении не просто абсурдны, но и утопичны.
Особенно неопределенно все выглядит, если учитывать психическую неуравновешенность управленческих кадров в Брюсселе. У них с утра одно, а после обеда другое. Поэтому убедить свой военпром в «необходимости рывка» для них та еще задача. И, видимо, не просто так, а даже, скорее, символично выглядит то, как смывается боевая раскраска с европейских нарративов в последнее время.

Масштабный переход

Для того чтобы полностью перевести Европу на американское или натовское вооружение и максимально переоснаститься, европейским милитаристам придется увеличить военные бюджеты своих стран даже не до двух процентов от ВВП, а как минимум до трех. И даже при этом усердии на все про все понадобится несколько десятилетий. В лучшем случае только к 2040 году можно рассчитывать на какой-то масштабный переход при условии, что с ПВО и авиацией разберутся к 2030 году.

В ТЕМУ

Послевоенный план Маршалла предполагал всего-то экономическое восстановление Европы с целью сделать ее платежеспособным рынком для американских товаров и скорее экономическим и идейным, чем военным барьером распространению коммунистической идеологии на Запад. Кстати, наряду с этим был запущен еще и процесс деколонизации, который формально завершился лишь к 1975 году. А если быть еще точнее, то некоторые регионы до сих пор остаются под чужим управлением. 

У Франции, например, это Гваделупа, Мартиника, Реюньон (заморские департаменты). У Великобритании — Гибралтар, Фолклендские острова.

Да и те же США в последнее время как-то специфически интерпретируют свою увлеченность Гренландией, Канадой и Панамой.

Александр ТИЩЕНКО, эксперт по национальной безопасности.