Современные войны перестают быть чисто военными. Они становятся проекцией воли, устойчивости систем и экономических сетей. Именно поэтому ультиматум, как инструмент внешней политики, сегодня не работает так, как в эпоху XX века. И реакция России на возможные меры Трампа — не испуг, а прагматичный расчёт. Потому что конфликт уже перестал быть предметом давления — он стал частью стратегии.
Как отмечает New York Times, в Кремле не рассматривают угрозы Трампа как достаточные для изменения курса. Москва считает, что она удерживает инициативу: Украина теряет резервы, фронт стабилизируется в выгодных для России зонах, а экономика страны адаптировалась к санкционному давлению. Более того, российские элиты не просто выживают, они перестраивают инфраструктуру системно — включая даже университетские программы по «обходу санкций». Это не образ осаждённой крепости. Это образ государства, которое научилось жить в новых координатах.

Однако NYT указывает на другое: экономика России остаётся уязвимой, несмотря на её адаптацию. Главный рычаг — зависимость от нефтегазовой выручки. Трамп может ударить по третьим странам — Китаю, Индии, Турции — угрожая вторичными санкциями за покупку российской нефти. Это обострит торговую напряжённость в глобальном масштабе и создаст угрозу дестабилизации мирового рынка энергоресурсов. Но и сам Вашингтон окажется в точке риска: рост цен на нефть и снижение глобальной ликвидности могут подорвать собственную экономическую устойчивость.

Суть в другом: в войне, которую одна сторона считает исторической миссией, а другая — геополитическим сдерживанием, не может быть простых экономических решений. Трамп все же не сможет «заставить» Россию остановиться санкциями или пошлинами. Он сможет лишь поднять ставки — но не изменить цели. Исторические войны заканчиваются не переговорами, а изменением обстоятельств, в которых исчезает сам мотив продолжать борьбу.

По мнению редакции, Москва адаптировалась не к санкциям, а к новой реальности. Конфликт стал частью её внутренней политической и экономической логики. И потому давление — даже агрессивное — больше не сдерживает, а подтверждает нарратив осаждённости, в котором Кремль находит силу. В этих условиях даже ультиматум глобальной державы — это уже не приказ, а очередной ход в игре на выносливость.