Английские суды до сих пор сохраняют лидирующее место в числе наиболее предпочтительных юрисдикций для российских олигархов и крупного бизнеса, несмотря на действующий санкционный режим. Об этом говорит Арам Григорян из юрфирмы . Есть несколько причин, которые привели к такой тенденции. Во-первых, на протяжении последних 20 лет при заключении дорогостоящих контрактов стороны договаривались о разрешении возможных споров или в Лондонском арбитраже (LCIA), или в Высоком суде Лондона (High Court), объясняет Алан Байрамкулов, партнер . Более того, крупные договоры в принципе заключались по английскому праву, а при структурировании отношений использовались компании из офшорных юрисдикций, на которые распространяется суверенитет Великобритании, добавляет Сергей Лысов из юрфирмы .
Во-вторых, если оппонент живет в Туманном Альбионе, то английские суды разбирают иски к нему по общему правилу о месте нахождения ответчика. Именно в Лондоне санируемые российские банки («Траст», «Открытие», «Внешпромбанк») взыскивают убытки с бывших бенефициаров, которые там проживают. При этом английские суды достаточно широко подходят к вопросу резидентства, когда определяют юрисдикцию того или иного спора. Они опираются на критерий центра жизненных интересов ответчика в Великобритании, свидетельством чего может быть наличие недвижимости и бизнеса у лица в этой стране, поясняет партнер практики разрешения споров и международного арбитража Алексей Панич. Судейская трактовка может быть максимально широкой. В деле бывшего чиновника Александра Тугушева против владельца группы «Норебо» Виталия Орлова Высокий суд Лондона признал наличие у него компетенции рассмотреть этот спор со ссылкой на резидентство ответчика, хотя бизнесмен находился на территории Великобритании не более двух месяцев в год. Но суд учел причину и характер визитов Орлова в страну: 1) Для встречи с детьми и бывшей женой, постоянно проживающими в Лондоне 2) Посещал западную страну по деловой визе и владеет там недвижимостью.
Учитывая перечисленные обстоятельства, не удивительно, что согласно ежегодному мартовскому отчету британского коммуникационного агентства Portland Communications российские стороны второй год подряд возглавляют список обращающихся в английские суды иностранцев. На эти цифры указывают Айс Лиджанова, солиситор и партнер юрфирмы TA Advisory, а также Байрамкулов с Григоряном.
Таким образом, ни пандемия коронавируса, ни боевые действий на территории Украины с ужесточением санкционного режима против России не оттолкнули ни физлиц, ни юрлиц из РФ от британского правосудия. Скорее, даже, наоборот, оно среди них стало еще популярнее. Санкции вызвали новую волну споров, объясняет управляющий партнер юрфирмы Максим Кульков: «В прошлом году расторгнуты или приостановлены почти все контракты с западными партнерами, от кредитов до строительства крупных инфраструктурных проектов».
Каждое расторжение деловых отношений с западной компанией – это минимум один, максимум дюжина споров из основного и акцессорных обязательств (гарантии, поручительства и тп).
Крупный бизнес из РФ стремится разбирать свои споры в Лондоне еще и по той причине, что английские суды считаются примером компетентности, неподкупности и справедливости. На это обращает внимание Григорян. По его словам, несмотря на то, что судебный процесс там сложен долог и дорог, участники таких дел «на выходе» получают сбалансированное решения, основанные на анализе действительной воли сторон, духе закона и принципах справедливости. Кроме того, английские суды уже хорошо разбираются в вопросах российского деликтного права, начиная с дела нефтяной компании «Юграфнефть» против Романа Абрамовича, Бориса Березовского и Millhouse Capital. В том споре 15-летней давности английские судьи с помощью экспертов из РФ в деталях проанализировали ст. 15 и 1064 ГК, отмечает Григорян. С тех пор сложилась такая ситуация, что российское деликтное право развивается в английских судах быстрее, чем в отечественных, обращает внимание Лысов.
Еще один плюс этой западной юрисдикции в том, что английское процессуальное право предусматривает возможность получить обеспечительные меры, которые не предусматривают правовые системы континетального права. Речь идет про всемирный арест активов ответчика, приводит пример Глеб Ковригин, старший юрист практики разрешения споров и расследований .
Процесс судопроизводства в Высоком суде Лондона отличается от российских судов более формальным и строгим подходом к процедурам, а также более глубоким, тщательным и гораздо более длительным процессом изучения дела судом. Если российский суд можно сравнить с военным госпиталем, то английское правосудие – с современной операционной комнатой.
Разбирательство, как и в России, начинается с искового заявления, в котором указываются фактические основания спора, правовое основание и конкретные исковые требования, описывает Григорян. Важная особенность английского процесса заключается в том, что именно истец обязан известить ответчика о предъявленных требованиях, подчеркивает эксперт. На практике это может выглядеть даже комично. Так, Борис Березовский потратил около полугода на то, чтобы вручить повестку в суд бывшему деловому партнеру Роману Абрамовичу. В итоге первому олигарху это удалось сделать, когда второй совершал покупки в магазине Hermes. При этом экс-владелец футбольного клуба «Челси» убрал руки за спину, чтобы избежать получения бумаг и те разлетелись по полу бутика.
После получения иска ответчик вправе направить свой отзыв на него (defence). Ход процесса зависит от того, как стороны и суд определят порядок на «организационной конференции» (case management conference). Обычно разбирательство включает в себя пять этапов, говорит Григорян:
Отличительная особенность британского разбирательства в том, что показания свидетелей там играют ключевую роль. Сначала их дают в письменном виде, а затем в устной форме на судебном заседании. В свидетельских показаниях должны быть изложены только те доказательства по вопросам фактов, о которых свидетель знает лично, которые имеют отношение к делу и которые должны быть доказаны в ходе судебного разбирательства, подчеркивает Григорян.
Английское процессуальное право различает два вида свидетельских показаний: 1) свидетели факта (fact witnesses) и 2) экспертные свидетели (expert witnesses). К первой категории относятся лица, которые могут дать показания по фактическим обстоятельствам, релевантным для дела (например, директор или сотрудники компании, выступающей стороной в споре), а ко второй — лица, обладающие специальными знаниями (например, в области иностранного применимого права), которые объяснят суду тонкости той или иной сферы, поясняет Панич. Таким образом, эксперт отличается от свидетеля тем, что дает суду пояснения по вопросам, требующим специальных познаний. Это может быть все, что угодно, говорит Кульков: "От причин дефектов в здании до расчета убытков, вызванных простоем магазина".
Свидетелей вызывают на процесс по ходатайству одной из сторон спора: она же оплачивает расходы на его вызов, включая все траты на дорогу в Высокий суд Лондона. При этом, если какой-то ключевой человек отсутствует в суде, но фигурирует материалах дела, находясь в зоне досягаемости (жив-здоров), то очень сложно объяснить суду, почему он не дает показания, предупреждает Байрамкулов. Из-за этого судья даже может переложить бремя доказывания некоторых обстоятельств спора на ту сторону, которая не обеспечила явку на процесс такого свидетеля. А свидетелю, который проигнорировал повестку на процесс без уважительной причины грозят штрафные санкции за «неуважение к суду» вплоть до тюремного заключения, поясняет Панич. Российского банкира Сергея Пугачева в том числе за это нарушение, а еще за дачу ложных показаний под присягой приговорили к двум годам лишения свободы. Аналогичное наказание получил и казахский банкир Мухтар Аблязов за то, что врал суду.
По словам Анны Беловой, советника практики разрешения споров и расследований , суд может даже обязать непришедшего оплатить любые расходы, возникшие из-за неявки, той стороне, которая его вызывала на процесс. Эти суммы могут быть гигантскими, так как судебные тяжбы в Англии – дорогостоящее дело, подчеркивает Кульков. Например, такому свидетелю придется заплатить за «простой» группы из 10-15 юристов, работающей над делом, средняя ставка каждого из них достигает 500-800 фунтов в час. Взыскивать эти деньги будут не только за счет активов, которые найдут у свидетеля в Великобритании, но и за счет его имущества в тех странах, с которыми у английских властей есть соглашения о приведении в исполнение судебных решений, поясняет Панич. Помимо стран Евросоюза, к ним относятся Израиль, Канада, Австралия и небольшие офшорные страны.
Допрос свидетеля делится на три части:
При этом юристы не могут готовить свидетеля/эксперта «заточено» по конкретному делу, только в самых общих чертах, предупреждает Кульков. По его словам, «львиную долю» процесса в английском суде занимает перекрестный допрос свидетелей: «Перекрестный допрос – это то, чему барристер учиться всю свою карьеру, это вершина адвокатского искусства. К нему готовятся неделями и даже месяцами, а ведут его иногда крайне агрессивно». Недопустимо, чтобы свидетель во время перекрестного допроса с кем-то переговаривался или обсуждал версии своего ответа с представителей «своей» стороны, поясняет Григорян. И нужно быть готовым к тому, что в рамках допроса будут применяться психологические уловки для того, чтобы вывести из баланса свидетеля. Например, барристер может погрузить эксперта или свидетеля как в эмоциональный фон доброжелательности, так и враждебности, утверждает Григорян.
Об одном из примеров такого допроса нам рассказал Кульков. Он допрашивал гендиректора ответчика, с которого истец требовал оплату за дополнительные строительные работы, которые не были согласованы в договоре изначально: их согласовывали в письмах по электронной почте. Позиция ответчика была простой: нет договора – нет и оплаты. Цель Кулькова заключалась в том, чтобы доказать согласование всех существенных элементов договора подряда в той переписке. Юрист не стал спорить с бизнесменом, у которого нет юробразования, по поводу отсутствия заключенного допсоглашения и зашел с другой стороны:
– Как вы давали задания подрядчику? – спросил Кульков.
– Через e-mail, – ответил коммерсант.
– Вы в них описывали объем необходимых работ и их сроки? – продолжил расспрос юрист.
– Да, там же в переписке мы им сроки устанавливали, – пояснил предприниматель.
– А как вы понимали, что подрядчик согласился их выполнять?, – задал заключительный вопрос литигатор.
– Ну, они или отвечали по e-mail, или просто приступали к выполнению. Но еще раз повторяю, никакого соглашения о допработах мы не подписывали, – сказал ответчик.
Таким образом, бизнесмен сам даже не успел понять, как подтвердил согласование всех существенных элементов договора подряда в электронной переписке, что и требовалось Кулькову.
Я видел порой, как допрашиваемый начинали плакать или отпрашивались в туалет, выведенные из себя. А бывает и наоборот, барристер играет в «доброго следователя». Допрашиваемый доверчиво рассказывает ему свою историю, не подозревая, в какую западню его заводят.
Формально время допроса свидетеля не ограничено. Такой допрос на практике может длиться от нескольких часов до нескольких дней, утверждает Ковригин: «Это во многом зависит от фактов, которые описывает свидетель в своих показаниях, от их сложности и объёма». Панич вспоминает, что его коллегу трибунал постоянной палаты третейского суда по делу ЮКОСа допрашивал более трех дней. Юрист обращает внимание на то, что против стороны могут обернуться слова свидетеля, который сам же и настоял на его вызове в суд, так как процессуальные оппоненты обычно стараются отслеживать любые несостыковки в таких показаниях.
В большинстве случаев адвокаты противоположной стороны в ходе перекрёстного допроса стараются подорвать доверие к свидетелю, чтобы снизить значение его показаний для суда.
Исходя из перечисленных особенностей английского судопроизводства, средняя продолжительность дела в первой инстанции там составляет от двух до четырех лет. Небольшие споры могут рассматриваться быстрее, а сложные, наоборот, тянутся годами, констатирует партнер Егор Чиликов. Он отмечает, что такая продолжительность — прямое следствие качественного правосудия, которое никогда не бывает быстрым. Так, дело о неуважении к суду по иску Владимира Чернухина к Олегу Дерипаске Высокий суд Лондона рассматривал около трех лет, а спор Абрамовича против Березовского и вовсе растянулся на пять лет.
1) Количественного и персонального состава участников процесса;
2) Вовлечения нескольких юрисдикций в рамках спора;
3) Определение порядка разрешения спора;
4) Выделение вопросов юрисдикции и других предварительных вопросов на более ранние стадия;
5) Необходимость проведения экспертизы;
6) Необходимость допроса свидетелей и их количество;
7) Вопросы, связанные с порядком раскрытия доказательств
Источник: Арам Григорян
По словам Кулькова, только слушание может занять до нескольких месяцев: «Например, я участвовал в качестве эксперта по российскому праву в деле Tatneft v Bogolyubov & Ors., слушания по которому длились 12 недель».
Из-за пандемии это оказалось самое длинное онлайн-слушание в истории Англии. Только перекрестный допрос меня, как эксперта, занял 2,5 дня. Длительность слушания прежде всего зависит от количества вызванных на допрос свидетелей и экспертов.
Учитывая дороговизну и длительность английского процесса, в нем есть немало институтов, которые склоняют стороны к поиску компромиссного решения. Панич приводит в пример инструмент «Part 36 settlement offer», аналога которого нет в российском законодательстве. Суть его состоит в следующем: одна сторона предлагает другой выплатить компенсацию по мировому соглашению в определенном размере. Если та отказывается, рассчитывая на присуждение бОльшей суммы, а в итоге выигрывает меньше предложенной компенсации, то ей придется возместить все судрасходы оппонента после периода действия «Part 36 settlement offer». Благодаря подобным механизмам, по наблюдениям Кулькова, в Высоком суде Лондона около 80% споров оканчиваются заключением «мировой».
В России судиться дёшево, поэтому стороны редко идут на мировое соглашение, предпочитая получать судебные решения. А в Лондоне судиться настолько дорого, что легче помириться.