Комментарии 0
...комментариев пока нет
60 лет фильму Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм»
Двухсерийный документально‑публицистический фильм легендарного режиссера Михаила Ромма вышел на экраны в 1965 году, спустя два десятилетия после окончания Великой Отечественной войны. Ромм, до этого работавший только в художественном, игровом кино, взялся за документалистику не просто так: «Как‑то я сидел в компании сравнительно молодых людей. Старшему из них был 31 год, младшему — 23. Зашел разговор о фашизме… И оказалось, что молодежь, родившаяся перед самой войной или незадолго до нее, понятия не имеет, что такое фашизм в самом существе своем. Война для них — далекое воспоминание детства, прошлое их отцов, война ушла куда‑то очень далеко… Они не придавали большого значения фашизму, вернее сказать, они считали его мертвым, а некоторые даже склонны были полагать, что в разговоре о фашизме много преувеличений». Так потрясенный мастер взялся за самую трудную работу в жизни — и в своем фильме буквально препарировал человеконенавистническую сущность идеологии, созданной Гитлером и его последователями.
Михаил Ромм в своих воспоминаниях рассказывал, как сложилась команда, работавшая над фильмом, — его соратниками стали кинокритики и сценаристы Майя Туровская и Юрий Ханютин, которых тоже занимала идея снять документальную ленту о немецком фашизме: «Показать не его историю, а создать своего рода фильм‑размышление, фильм‑разговор со зрителем… о том, как и почему в середине XX века возникло это уродливое, чудовищнейшее и позорнейшее явление, какими способами фашизм растлевал человеческие души, где его корни, почему это явление живо и по сей день — как живут в человеческом теле метастазы рака, если вовремя не ликвидирована злокачественная опухоль…»
Заглянем в заявку на фильм, которая хранится в архивах «Мосфильма». Вот что писали авторы в 1963‑м, прозорливо полагая, что фашизм не умер и не исчез: «Нас интересуют те черты психологии, морали немецкого обывателя, которые в определенных исторических условиях были учтены Гитлером и позволили ему победить в Германии, те черты мировоззрения мещанства, которые и сегодня служат питательной средой для возрождения фашизма… Картина не должна быть обращена только в прошлое. Она не об истории германского фашизма как такового, а о фашизме как о явлении нравственном, эстетическом, бытовом, вовсе не исчезнувшем с крушением Третьего рейха».
Работа над фильмом заняла два года: авторы перелопачивали сотни и тысячи кинолент, снятых в Германии, как документальных, из киноархивов министерства пропаганды гитлеровской Германии, включая и невыпущенные на экран, так и художественных, поскольку идеология неизбежно отражается в культуре. Просмотрели и личный фотоархив Адольфа Гитлера, и пачки любительских снимков, сделанных солдатами вермахта и эсэсовцами, — кошмарных и жестоких. Съемочная группа во главе с Михаилом Роммом, которому уже перевалило за шестьдесят, колесила по Европе. Но не красоты интересовали кинематографистов, а места человеческих страданий — концлагеря. «Мы жили какой‑то удвоенной жизнью, все время в разъездах между Освенцимом, Майданеком, Треблинкой, Варшавой… Думается, что прикосновение к лагерям нанесло нам удар, который ощущался как беспрерывная физическая боль. Мы лихорадочно спешили. Нужно было снять три лагеря. Нужно было просмотреть фильмотеку. Нужно было разыскать и пересмотреть фотографии. Нужно было успеть сделать все», — писал Ромм.
Погружение в материал — тяжелый, наводящий ужас, — фатально сказалось на здоровье немолодого режиссера. «В процессе этой работы Михаил Ильич тяжело заболел, у него сделался обширный инфаркт, опасались за его жизнь, — рассказывала Майя Туровская. — Выздоравливая, он пригласил нас на дачу: Ромм потихоньку начинал работать. Он сказал: «Не обращайте внимания, если я спутаю род или падеж. У меня был такой инфаркт, что я разучился писать и даже говорить. Но опять научился, как видите». Он показал тетрадочки, где заново учился писать...»
Не раз и не два Ромм в процессе менял концепцию будущего фильма, ведя постоянный творческий поиск. «Из нацистской хроники Михаил Ильич собрал воедино многочисленные и эффектные кадры всякого рода шествий и празднований», — вспоминал Юрий Ханютин. Кадры ночных шествий с факелами, бесконечные пышные похороны, к которым у нацистов было особое пристрастие, языческий праздник солнцеворота, летящие в костер книги на фоне выступления Геббельса, девицы из немецких кабаре — и невыразимо страшные глаза узников Освенцима… Режиссер раз за разом нащупывал ту точку, в которой обычный мещанин вдруг превращался в чудовище, возомнившее себя «высшей расой», утратившее человеческий облик и любые понятия нравственности и гуманизма.
Долго искали актера, который бы прочел закадровый текст, но никак не могли подобрать. И вот на одном из худсоветов сам Ромм безо всякой картинности прокомментировал все то, что было смонтировано и демонстрировалось на экране. И всем стало ясно: именно его голосом должна быть озвучена эта документальная повесть, именно теми словами, которые подобрал пожилой мастер, проделавший мучительно‑тяжелую работу. «Текст на бумаге я не писал, а говорил, как придется, — вспоминал Ромм. — Если заранее написать, то появляется актерская манера и холодок чтения. К моему голосу и манере привыкли. Привыкли и к содержанию текста. Решено было так и сопровождать картину, как я проговорил ее для худсовета».
Двухсерийный фильм «Обыкновенный фашизм» вышел на экраны Советского Союза в 20‑летнюю годовщину Победы в Великой Отечественной войне, и это было одно из самых громких событий в мире кино. Люди выстраивались в очередь за билетами: немыслимая ситуация для документальной киноленты.
В этом же 1965 году картина получила приз «Золотой голубь» и приз кинокритиков на VIII Международном кинофестивале документальных фильмов в Лейпциге. Год спустя — специальный приз жюри режиссеру на Всесоюзном кинофестивале.
«На одном из первых просмотров картины в Москве пожилая женщина узнала на экране своего мужа, судьба которого ей была неизвестна. Она получила во время войны сообщение о его смерти. И вот среди жертв Освенцима его узнала. То же самое произошло в Германии. Во время демонстрации картины одна из зрительниц узнала своего мужа. Среди фотографий подпольщиков, антифашистов, погибших в годы Третьего рейха…
Михаил Ромм в своих воспоминаниях рассказывал, как сложилась команда, работавшая над фильмом, — его соратниками стали кинокритики и сценаристы Майя Туровская и Юрий Ханютин, которых тоже занимала идея снять документальную ленту о немецком фашизме: «Показать не его историю, а создать своего рода фильм‑размышление, фильм‑разговор со зрителем… о том, как и почему в середине XX века возникло это уродливое, чудовищнейшее и позорнейшее явление, какими способами фашизм растлевал человеческие души, где его корни, почему это явление живо и по сей день — как живут в человеческом теле метастазы рака, если вовремя не ликвидирована злокачественная опухоль…»
Заглянем в заявку на фильм, которая хранится в архивах «Мосфильма». Вот что писали авторы в 1963‑м, прозорливо полагая, что фашизм не умер и не исчез: «Нас интересуют те черты психологии, морали немецкого обывателя, которые в определенных исторических условиях были учтены Гитлером и позволили ему победить в Германии, те черты мировоззрения мещанства, которые и сегодня служат питательной средой для возрождения фашизма… Картина не должна быть обращена только в прошлое. Она не об истории германского фашизма как такового, а о фашизме как о явлении нравственном, эстетическом, бытовом, вовсе не исчезнувшем с крушением Третьего рейха».
У режиссера не раз спрашивали, почему он захотел снять документальное кино, а не более привычное ему игровое, и Ромм неизменно отвечал: дабы никто не мог усомниться в правдивости того, что видит на экране.«Документы иногда кричат сильнее, чем самый лучший актер. Документ есть правда. В таких вещах нужно рассказывать правду, — считал режиссер. — А взялся я делать эту картину потому, что это не история, это живет и сегодня».
Работа над фильмом заняла два года: авторы перелопачивали сотни и тысячи кинолент, снятых в Германии, как документальных, из киноархивов министерства пропаганды гитлеровской Германии, включая и невыпущенные на экран, так и художественных, поскольку идеология неизбежно отражается в культуре. Просмотрели и личный фотоархив Адольфа Гитлера, и пачки любительских снимков, сделанных солдатами вермахта и эсэсовцами, — кошмарных и жестоких. Съемочная группа во главе с Михаилом Роммом, которому уже перевалило за шестьдесят, колесила по Европе. Но не красоты интересовали кинематографистов, а места человеческих страданий — концлагеря. «Мы жили какой‑то удвоенной жизнью, все время в разъездах между Освенцимом, Майданеком, Треблинкой, Варшавой… Думается, что прикосновение к лагерям нанесло нам удар, который ощущался как беспрерывная физическая боль. Мы лихорадочно спешили. Нужно было снять три лагеря. Нужно было просмотреть фильмотеку. Нужно было разыскать и пересмотреть фотографии. Нужно было успеть сделать все», — писал Ромм.
Погружение в материал — тяжелый, наводящий ужас, — фатально сказалось на здоровье немолодого режиссера. «В процессе этой работы Михаил Ильич тяжело заболел, у него сделался обширный инфаркт, опасались за его жизнь, — рассказывала Майя Туровская. — Выздоравливая, он пригласил нас на дачу: Ромм потихоньку начинал работать. Он сказал: «Не обращайте внимания, если я спутаю род или падеж. У меня был такой инфаркт, что я разучился писать и даже говорить. Но опять научился, как видите». Он показал тетрадочки, где заново учился писать...»
Не раз и не два Ромм в процессе менял концепцию будущего фильма, ведя постоянный творческий поиск. «Из нацистской хроники Михаил Ильич собрал воедино многочисленные и эффектные кадры всякого рода шествий и празднований», — вспоминал Юрий Ханютин. Кадры ночных шествий с факелами, бесконечные пышные похороны, к которым у нацистов было особое пристрастие, языческий праздник солнцеворота, летящие в костер книги на фоне выступления Геббельса, девицы из немецких кабаре — и невыразимо страшные глаза узников Освенцима… Режиссер раз за разом нащупывал ту точку, в которой обычный мещанин вдруг превращался в чудовище, возомнившее себя «высшей расой», утратившее человеческий облик и любые понятия нравственности и гуманизма.
Долго искали актера, который бы прочел закадровый текст, но никак не могли подобрать. И вот на одном из худсоветов сам Ромм безо всякой картинности прокомментировал все то, что было смонтировано и демонстрировалось на экране. И всем стало ясно: именно его голосом должна быть озвучена эта документальная повесть, именно теми словами, которые подобрал пожилой мастер, проделавший мучительно‑тяжелую работу. «Текст на бумаге я не писал, а говорил, как придется, — вспоминал Ромм. — Если заранее написать, то появляется актерская манера и холодок чтения. К моему голосу и манере привыкли. Привыкли и к содержанию текста. Решено было так и сопровождать картину, как я проговорил ее для худсовета».
Двухсерийный фильм «Обыкновенный фашизм» вышел на экраны Советского Союза в 20‑летнюю годовщину Победы в Великой Отечественной войне, и это было одно из самых громких событий в мире кино. Люди выстраивались в очередь за билетами: немыслимая ситуация для документальной киноленты.
В этом же 1965 году картина получила приз «Золотой голубь» и приз кинокритиков на VIII Международном кинофестивале документальных фильмов в Лейпциге. Год спустя — специальный приз жюри режиссеру на Всесоюзном кинофестивале.
«На одном из первых просмотров картины в Москве пожилая женщина узнала на экране своего мужа, судьба которого ей была неизвестна. Она получила во время войны сообщение о его смерти. И вот среди жертв Освенцима его узнала. То же самое произошло в Германии. Во время демонстрации картины одна из зрительниц узнала своего мужа. Среди фотографий подпольщиков, антифашистов, погибших в годы Третьего рейха…
Кровавые рубцы на теле человечества не зажили. Историю нельзя перечеркнуть, она остается живой…» — пророческие слова режиссера, которые, как и снятый им фильм, остаются актуальными и 60 лет спустя.ovsepyan@sb.by