Дискредитация права. Комментарий к определениям КС РФ по статье КоАП о «дискредитации»
Источник: Коммерсантъ
***
30 мая 2023 года у Конституционного Суда выдался урожайный день. Он принял сразу 129 определений, отказывающих различным заявителям в рассмотрении их жалоб по существу. (Номера соответствующих определений – с 1033 по 1403, но нумерация не сплошная).
Из этих заявителей 13 человек (номера 1387-1399) жаловались на неконституционность статьи КоАП о «дискредитации использования Вооружённых Сил» (ст. 20.3.3). Среди тринадцати заявителей – известный российский политик Илья Яшин, находящийся в настоящее время в заключении, а также внесённый в реестр «иноагентов». Номер «его» определения – № 1398-О от 30.05.2023.
Все 13 определений по «дискредитации» написаны практически под копирку, с точностью до замены фамилий и реквизитов. Каждое из них уместилось на 9 страницах. Это мой экспресс-комментарий к позиции КС (определения только что были обнародованы).
***
Как известно, вскоре после начала «специальной военной операции» в Украине в КоАП (ст. 20.3.3) и УК (ст. 280.3) были внесены статьи, карающие за «публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооружённых Сил Российской Федерации». Уголовная ответственность наступает за повторную «дискредитацию», совершённую в течение года после привлечения к административной ответственности.
Полная формулировка состава правонарушения длинная и невнятная (можно, предположить, намеренно – для предоставления большей дискреции правоприменителям). Однако судебная практика недвусмысленно демонстрирует, что судьи – несомненно, в полном соответствии с волей законодателя – под «дискредитацией использования Вооружённых Сил» понимают любое выражение собственного мнения о «спецоперации», противоречащего официальному.
По данным правозащитного проекта ОВД-Инфо (разумеется, объявленного иноагентом), с начала «спецоперации» по март 2023 года было возбуждено более 6 тыс. административных дел о «дискредитации». Например, самарского депутата Михаила Абдалкина именно по этой статье оштрафовали на 150 тыс. рублей за то, что он слушал послание Владимира Путина к Федеральному собранию, повесив на уши лапшу.
За тот же период было возбуждено более 60 уголовных дел о «дискредитации». Первый приговор был вынесен ещё в июне 2022 года. Житель Кабардино-Балкарии Заурбек Жамбеков вначале был оштрафован по КоАП за антивоенный комментарий в соцсети, а затем приговорён к условному сроку за то, что его несовершеннолетняя дочь «по наущению отца» сорвала с чужой машины наклейку в виде буквы Z.
Первый реальный срок за «дискредитацию» (два года) получил в марте 2023 года житель Тулы Алексей Москалёв. Он привлёк внимание правоохранителей после того, как его дочь на уроке ИЗО нарисовала антивоенный рисунок. Впоследствии его оштрафовали по КоАП за комментарии в соцсетях, а затем и осудили в уголовном порядке.
Быть может, наиболее известен из осуждённых за «дискредитацию» екатеринбургский политик Евгений Ройзман, прославившийся своими острыми комментариями в соцсетях.
Коммерсантъ: «Уголовное дело в отношении Евгения Ройзмана возбудили за то, что, по данным следствия, 1 июля 2022 года он провел в прямом эфире на YouTube трансляцию «Ответы на ваши вопросы». Во время эфира, «желая подорвать авторитет Вооруженных сил РФ», бывший мэр назвал специальную военную операцию (СВО) на Украине «войной», а символ Z — «зигой», при этом «не поясняя» цели проведения СВО.»
Впрочем, на этот раз обвиняемый отделался штрафом (260 тыс. рублей). Приговор вынесли в июне 2023 года.
Уголовную статью о т. н. «дискредитации армии» (ст. 280.3 УК) не следует путать с уголовной статьёй о т. н. «военных фейках» (ст. 207.3 УК). Последняя карает за «публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооружённых Сил».
На практике приговоры по ней выносят за утверждения о касающихся «спецоперации» фактах, не соответствующие версии Минобороны РФ. Сроки там гораздо более серьёзные, и уголовных дел по этой статье возбуждается гораздо больше (более 140 уголовных дел за упомянутый период). Впрочем, на практике суды не всегда чётко отличают выражение мнения от утверждения о фактах.
Наиболее известно дело московского депутата Алексея Горинова, который получил по статье о «фейках» семь лет – за высказывания в ходе заседания муниципальных депутатов по вопросу организации досуга в майские праздники.
Коммерсантъ: «Алексей Горинов протестовал против проведения конкурса детского рисунка, указывая, что развлечения являются недопустимой «дикостью» на фоне военных действий в соседнем государстве.»
По той же статье (о т. н. «фейках») получил восемь с половиной лет и Илья Яшин, один из заявителей в интересующем нас деле Конституционного Суда.
Коммерсантъ: «По версии следствия, в апреле 2022 года Илья Яшин в прямом эфире на своем YouTube-канале «распространил заведомо ложные сведения о совершении ВС РФ убийств мирных жителей в городе Буче».»
***
Суть жалоб всех заявителей – я использую в качестве примера определение по жалобе Ильи Яшина – была проста. Они оспаривали конституционность статьи КоАП о «дискредитации», ссылаясь на то, что она явным образом противоречит целому ряду статей действующей Конституции РФ.
Прежде всего речь, конечно, о статье 29 Конституции, согласно которой «каждому гарантируется свобода мысли и слова». Но есть и ряд других имеющих отношение к делу статей: например, статья 13, признающая идеологическое и политическое многообразие. Наказание за выражение критического мнения о действиях властей по использованию армии – именно это выражение критического мнения в законе уничижительно именуется «дискредитацией» – очевидным образом нарушает свободу мысли и слова.
Ответ КС вполне традиционен – конституционные права и свободы могут ограничиваться, если их реализация нарушает права и свободы других лиц. Как подчёркивает КС, этот вывод не зависит от того, направлено ли такое нарушение «против конкретных лиц или против общественного порядка в целом». По заключению КС, в данном случае законодательные ограничения свободы слова лежат в конституционно допустимых рамках.
Аргументация КС основана на следующих тезисах.
В конституционном строе РФ государство «является конституционной ценностью».
Определение целесообразности использования вооружённых сил – прерогатива уполномоченных органов государства.
Конституционные права и свободы не могут использоваться для отрицания конституционного строя РФ.
Если поведение гражданина, реализующего свои права и свободы, носит общественно-опасный характер, виновный может быть привлечён к ответственности, что не противоречит Конституции.
Хотя в оспариваемой статье нет ни слова про «спецоперацию», очевидно, что законодатель желал установить ответственность именно за высказывания о ней. По мнению КС, «такое регулирование в период проведения указанной специальной военной операции тем более не может вызывать сомнения с точки зрения конституционности».
Самое главное: решения госорганов нельзя ставить под сомнение на основе своей субъективной оценки. Ведь это было бы покушением на саму Конституцию!
«Принятые государственными органами Российской Федерации соответствующие решения и меры не могут быть произвольно, исключительно на основе субъективной оценки и восприятия поставлены под сомнение с точки зрения их направленности на защиту интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности. Тем более что это означало бы – вопреки прямым и общеобязательным предписаниям Конституции Российской Федерации – отрицание правового характера Российской Федерации, верховенства ее Конституции и обязанности соблюдать ее предписания, что в силу Конституции Российской Федерации недопустимо.»
Кроме того, следует учитывать, что негативная оценка «спецоперации» может «снижать решительность и эффективность выполнения Вооружёнными Силами Российской Федерации и другими государственными органами поставленных задач».
Вообще-то выражать собственное мнение об армии можно (в том числе указывать на недостатки), но отрицать цели и задачи её использования нельзя.
Вывод КС – отказать заявителю в принятии его жалобы к рассмотрению.
Рассмотренные КС жалобы касались только статьи КоАП, но нет сомнений, что ровно тот же ответ последует и на жалобу, оспаривающую уголовную статью о «дискредитации».
***
Как видим, логика КС следующая.
По Конституции, определение целей использования армии – прерогатива государственных органов. Следовательно, критика решений государственных органов по использованию армии – это покушение на конституционный строй РФ. И наказание за столь общественно-опасное деяние отнюдь не нарушает конституционной свободы слова!
Разумеется, эта логика не имеет ничего общего с современным пониманием прав человека и надлежащего баланса частных и публичных интересов. В современных правопорядках одна из главных задач конституционного права – защита гражданина от произвола со стороны государства, а вовсе не защита госорганов от критики со стороны гражданина.
Да, права и свободы человека действительно могут ограничиваться для защиты общественно значимых интересов. Однако в свободных демократических странах линия баланса между частными и публичными интересами проходит вовсе не там, где её прочертил КС. Нет сомнений, что ЕСПЧ, например, признал бы подобный запрет на критику госорганов вопиющим нарушением Европейской Конвенции по правам человека (и, кстати, не исключено, что ЕСПЧ ещё будет рассматривать соответствующие дела по жалобам из РФ, поданным до сентября 2022 года).
Как верно отметил КС, решения по использованию армии – прерогатива госорганов. Но ведь решения госорганов могут быть верными или ошибочными, мудрыми или идиотскими, благодетельными или преступными. Общество должно иметь возможность потребовать, чтобы госорганы изменили своё решение.
Свободная критика решений госорганов в современном обществе – необходимый элемент конституционной системы, не позволяющий госорганам совершать ошибочные, дурацкие или преступные действия. И наоборот, устранение этого контрольного элемента неизбежно ведёт к чудовищным ошибкам, глупостям и преступлениям со стороны властей.
Согласно Конституции (в её «неизменяемой» части: ст. 2), «человек, его права и свободы являются высшей ценностью». Однако в рассматриваемом определении КС об этом предпочитает не вспоминать. Вместо этого КС объявляет – кажется, впервые, – что самостоятельной «конституционной ценностью» в РФ является государство.
По сути, КС ищет баланс не между частными и публичными интересами, а между свободой слова гражданина и интересами государства (как КС их понимает). При этом свобода слова в глазах КС, очевидно, имеет ничтожно малый вес по сравнению с государственными интересами. Если так, то свободой слова в этом уравнении можно спокойно пренебречь, что бы там ни было написано в Конституции. Видимо, именно так надо понимать рассуждения КС.
Между тем государство со всеми своими органами – это всего лишь некий неодушевлённый аппарат; механизм, приводимый в движение населяющими его политиками и чиновниками, и по идее предназначенный для реализации общественных интересов. Никаких интересов, отдельных от интересов общества, у государства быть не должно. Если же такие интересы вдруг появились, то это не что ное, как личные интересы тех самых политиков и чиновников.
Запрет членам общества критиковать решения госорганов не имеет никакого отношения к поиску баланса частных и публичных интересов. Скорее речь здесь идёт о конкуренции интересов общества и интересов власть имущих – и КС без тени сомнения решает эту проблему в пользу власть имущих.
***
Конечно, это решение КС – не более чем рябь на воде. Никто и не ожидал резких движений от КС в его нынешнем состоянии. Значимые решения сегодня принимают совсем другие люди.
Думается, что уже после позорного одобрения пресловутого «обнуления» КС окончательно утратил сколько-нибудь активную роль в функционировании государственной системы РФ. Теперь ему остаётся лишь подбирать умные слова для одобрения текущей политики властей. Впрочем, то же относится и практически ко всем остальным государственным институтам РФ – за последние пару десятков лет они были успешно заменены картонными декорациями.
И всё же, пожалуй, это решение даёт повод для некоторых важных умозаключений по поводу природы права вообще и конституционного права в частности.
Во-первых, бросается в глаза, насколько слабо связано конституционное право (понимаемое как система реально действующих правил) с текстом писаной Конституции.
Несмотря на «обнуление» Конституции, блок норм, посвящённых правам человека, остаётся в неприкосновенности с 1993 года (его нельзя изменить без принятия новой Конституции). Однако реальный конституционно-правовой ландшафт не только за последние 30 лет, но даже и за последние лет пять изменился до неузнаваемости.
Вспомним хотя бы дело Ильдара Дадина. Он, впервые в российской истории, был осуждён по новой уголовной статье за неоднократное участие в несанкционированных митингах (без насилия против полицейских и тому подобного). За это преступление Дадин получил три года. В 2017 году КС признал это осуждение неконституционным и потребовал пересмотреть приговор. Хотите верьте, хотите нет, но Президиум ВС действительно пересмотрел дело, и Дадина выпустили на свободу.
Можно ли сегодня представить что-то подобное? Вопрос, конечно, риторический.
В обсуждаемом определении, если принимать его формулировки за чистую монету, содержится важная конституционно-правовая новелла. Впервые государство было объявлено самостоятельной «конституционной ценностью» – причём настолько важной, что она легко перевесила ценность конституционной свободы слова. И на тексте Конституции эта новелла никак не основана.
Мой вывод: право вообще и конституционное право в особенности – это не те слова, что написаны в законах, а те правила, что реально применяются судами. И связь между первым и вторым далеко не прямая.
Во-вторых, классическая максима о том, что «право – это искусство добра и справедливости», явно нуждается в некоторой коррекции.
Право действительно рассчитано на то, чтобы достигать добрых и справедливых результатов совместными усилиями законодателей и правоприменителей. Если что-то не задалось у законодателя, поправит судебная практика, если там что-то пошло не так, поправит Конституционный суд и т. п. Но это лишь в том случае, если сами законодатели и правоприменители хотя бы в глубине души добры и справедливы.
Если же и те, и другие – злодеи, преследующие свои злодейские цели, то право, в том числе и конституционное, становится лишь инструментом совершения злодеяний.
Думается, это вполне можно назвать дискредитацией права…
***
См. также:
Итоги-2021: Искусство зла и несправедливости
«*** *****», или Подцензурные хроники