Тукаю — 139. Чем близок мне великий татарский поэт?
Габдулла Тукай дал ответы на многие вопросы жизни — надо только читать
Кем был Габдулла Тукай — «горемыкой» или все-таки успешным молодым человеком? Откуда проистекали его болезненная застенчивость и одновременно стремление эпатировать мещан и религиозных фанатиков? О том, почему поэт так интересен нам по сей день, в своей колонке рассуждает татаро-башкирский активист из Узбекистана Равиль Ихсанов.
«Мотив трагического одиночества и отчуждения»
Поэт, беллетрист, фельетонист, очеркист, публицист, переводчик, литературный критик – это далеко не полный перечень профессий, в которых Габдулла Тукай добился выдающихся результатов за относительно короткий период времени и в атмосфере острой конкуренции с такими известными татарскими мастерами слова, как Фатих Амирхан, Дэрдменд, Галимджан Ибрагимов и другие.
Прежде чем ответить на вопрос, вынесенный в заголовок настоящих заметок, позволю себе еще один вопрос: что было фундаментом несомненных достижений молодой, не очень здоровой и неустроенной в бытовом плане с самых юных лет творческой личности? Габдулла Тукай не имел за спиной поддержки могучего рода в лице отца – имама казанской мечети «Иске Таш», как у Фатиха Амирхана, или промышленно-финансового капитала в лице золотопромышленников Рамиевых, как у Дэрдменда.
Обычно на этот вопрос отвечают так: «Глубоко народный и прогрессивный характер творчества Габдуллы Тукая». Вот характерная выдержка из исследований академика Дании Загидуллиной (Основные мотивы в поэзии Габдуллы Тукая: отражение посвященной народу жизни // Научный Татарстан. 2011. №2. С. 46–52):
«Уже в первых произведениях Тукая мысль о необходимости развития татарского общества на основах образованности и культуры зазвучала с позиций национальной идеологии. Просветительская парадигма превращается в причину философских умозаключений, на первый план выходит мотив служения народу, нации. Сатирическое творчество поэта направлено против невежества, безнравственности, религиозного фанатизма отдельных представителей мусульман. В казанский период жизни в творчестве Г. Тукая окрепли романтические мотивы, он добился философской глубины своих произведений и показал себя певцом народной жизни. В философской лирике формируется один из центральных мотивов его лирики – мотив трагического одиночества и отчуждения».
Такую же распространенную точку зрения приводит в собственной редакционной статье портал ProDetki:
«Габдулла Тукай славен еще и тем, что он, далеко продвинув, прославив татарский язык по всему миру, воспевал его в своих произведениях. Без сомнений, поэт душой и сердцем болел за свою Родину; этим объясняется его воинственность и борьба за демократию, ведь в своих стихотворениях он хотел выразить истинные ценности татарского народа».
«Посетители нередко замечали, что он здесь и в то же время его нет»
Еще одним ответом на поставленный выше вопрос будет выдержка из статьи «Каким был юный бунтарь Тукай: одежда, привычки, черты характера»:
«Примерно к шестнадцати годам определились основные черты характера Тукая, которые в полную меру проявились позднее в Казани. Он был как бы клубком противоречий: весел и подавлен, разговорчив и молчалив, балагур и угрюм, смел и пуглив, добр и язвителен, мудр, как много повидавший старик, и наивен, как ребенок…
В 1905 году его «революционность», помимо смелых слов, проявилась прежде всего в поступках и в одежде. Вот он, отбросив насовсем каляпуш и шапку, разгуливает по улицам в кепке. В руке трость с изогнутой ручкой, брюки навыпуск, хотя на ногах по-прежнему ичиги с кожаными калошами. Заметив идущего навстречу какого-нибудь благочестивого татарина, он вытаскивает из кармана папиросу и, демонстративно чиркнув спичкой, закуривает. Друг-приятель пытается его остеречь, но Габдулла лишь роняет сквозь зубы: «Пусть лавочник лопнет от злости!»
Иногда он выходил на улицу даже в русском картузе, в длинной холщовой рубахе и в лаптях. Это уже скорее подражание Л. Толстому, некоторые произведения которого Габдулла успел прочитать. О личности великого писателя он много слышал и, несомненно, был знаком с репродукцией картины, где Л. Толстой изображен в крестьянской одежде, за сохой».
Еще одно примечательное мнение – писателя Рафаэля Мустафина: «Тукай был исключительно цельным человеком. Его болезненная застенчивость, замкнутость и суровость проистекали от повышенной ранимости. Он говорил правду, не щадя ничьего самолюбия, и мог из-за этого испортить отношения даже с самыми близкими друзьями. Его раздражали мещанская ограниченность окружающих и пошлость жизни. Порою он мог быть даже злым – от непомерной стыдливости. В нем не было той уверенности в себе, изящества и аристократизма манер, как, скажем, у Фатиха Амирхана. Тукай избегал шумного общества, не любил публичных выступлений, сторонился женщин.
И в то же время его тянуло к людям. Предпочитая оставаться незамеченным, он любил приглядываться к завсегдатаям знаменитого Сенного базара. Вбирал в себя его многоголосый шум, скрип телег, рев быков, ржанье лошадей, перекрестные крики торговцев и покупателей, смех удачника, вопль обманутого… Придя в свой тесный номер, доставал тетрадку и создавал свои бессмертные строки.
Двери в его каморку в гостинице «Булгар» никогда не запирались. Гости приходили и уходили, когда им вздумается. Этим нередко пользовались всевозможные проходимцы и бродяги. Порою они обирали поэта, хотя, в общем-то, унести из его номера было нечего. Тукай и тяготился таким многолюдством, и рад был гостям. Они приносили не только городские новости, но и дыхание реальной жизни. Забившись куда-нибудь в уголок, Тукай жадно слушал разговоры, редко-редко вставляя словцо или едкое замечание. Чаще посмеивался в душе. Впрочем, при необходимости он всегда мог отрешиться от мирской суеты – уйти в мир творческих грез. Посетители нередко замечали, что Тукай здесь и в то же время его нет. Никто не мог помешать ему думать, мечтать, творить».
«Тукая не следует преподносить как горемыку. Он был успешный молодой человек»
Безусловно, портрет Габдуллы Тукая будет неполным без точек зрения современной татарской журналистики. В качестве примера приведу заключительное положение интервью портала «Миллиард.Татар» с заведующим отделом текстологии ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова Марселем Ибрагимовым. Интервью было размещено на портале в 2021 году, в год 135-летия со дня рождения Габдуллы Тукая.
«Года два назад мы проводили круглый стол, посвященный перспективам тукаеведения. В нем наряду с учеными принимали участие писатели, режиссеры, деятели искусства. Запомнилась мысль, высказанная писателем Ильдаром Абузяровым: «Тукая не следует преподносить как горемыку, который в конечном итоге стал жертвой жизненных обстоятельств. Тукай – это успешный молодой человек, который благодаря поддержке окружающих его людей (Мутыгуллы и Камиля Тухватуллиных в Уральске, Ф. Амирхана, Г. Камала, В. Бахтиярова, С. Рамиева – в Казани) стал выдающимся поэтом».
Или: «Тукай был самым высокооплачиваемым поэтом в Казани. Ему платили по 50 копеек за строчку: за эти деньги можно было снять меблированную комнату на сутки. Гонорары поэт тратил на книги и обучение, у него часто занимали деньги знакомые. Перед смертью Тукай завещал оставшиеся средства учебным заведениям на стипендии для одаренных детей».
И там же: «Татарский поэт Габдулла Тукай прожил недолго: всего 26 лет. Но за это время он издал около 30 томов стихов, одним из первых в Казани? стал писать для детей и выпустил несколько трудов о татарском фольклоре. Благодаря Тукаю жители Татарстана познакомились с творчеством Пушкина?, Лермонтова? и других русских поэтов, многие его произведения стали основой для песен, а балет по поэме «Шурале» ставили на сцене Мариинского? и Большого? театров».
«Его имя достигло самых глухих деревень, а книги вошли в каждый дом»
В той же статье Рафаэль Мустафин писал:
«Такого Казань еще не видела… Хмурым пасмурным утром 4 апреля 1913 года у Клячкинской больницы, в переулке, выходящем на центральную улицу города – Проломную, – начал собираться народ. К двенадцати весь квартал был затоплен морем голов – в шляпах, кепках, фуражках, в малахаях, круглых ватных шапках без ушей – татарках, в шляпках с перьями, в платках, тюбетейках, а то и вовсе ничем не прикрытых», – так начинается книга И. Нуруллина (перевод Р. Фиша).
Такого Казань действительно никогда не видела. Впоследствии, уже в советское время, такое повторилось только раз, во время похорон композитора Салиха Сайдашева.
Десятитысячная толпа запрудила все прилегающие улицы и переулки, вплоть до Булака. А когда похоронное шествие двинулось, начало его было уже возле кладбища в Ново-Татарской слободе, а конец – еще в центре города. 4 апреля 1913 года все татарские газеты посвятили Тукаю специальные номера. Был отменен рабочий день во всех издательствах, книжных магазинах и культурно-просветительских учреждениях, отменены занятия во всех медресе. Телеграммы с соболезнованиями со всех концов России газеты публиковали целую неделю.
Это был конец короткой и яркой жизни и начало новой – в сознании, в памяти и душе народа. Это был шаг в бессмертие.
В год смерти поэта большими тиражами вышли пять сборников его стихотворений. Они разошлись мгновенно, и уже в следующем году потребовалось восемь новых изданий. Обреченный при жизни на нищету, знавший каждодневный изнурительный труд, голод и холод, наживший чахотку, Тукай после смерти сделался народной святыней. Его имя достигло самых глухих деревень, а книги вошли в каждый дом. Еще не успели завянуть цветы на могиле Тукая, а историк и литературовед Гали Рахим пророчески писал: «Народ сам нашел и выбрал своего певца… Он навсегда останется нашим первым «народным поэтом».
Вот как звучат знаменательные строки моего великого соотечественника, народного поэта Узбекистана, Героя Узбекистана Абдуллы Арипова: «…Узбекский народ сразу принял огненные стихи Тукая. Тукая начали изучать в школах. Его поэзия всегда современна и актуальна. Взяв любое стихотворение Тукая, чувствуешь, как будто оно написано сегодня. Народ, имеющий таких поэтов, счастливый и бессмертный народ».
«Будь терпелив, настойчив, смел – отчаянью не уступай!»
Как отмечалось в коллективном труде «Формы национального движения в современных государствах: Австро-Венгрия. Россия. Германия» (под ред. А. И. Кастелянского. Санкт-Петербург: Изд. Т-ва «Общественная польза», 1910. С. 24): «Можно критически относиться к ценностям мусульманского образования, но нельзя отрицать того, что дает она в духовном отношении мусульманским массам. <...> Громадная сеть мектебов и медресе, созданная частной инициативой, <...> дает миллионам татарского населения не только грамоту, но и значительную духовную нишу».
С этим заключением современников Габдуллы Тукая резонирует мнение самого поэта: «Нации подобны птицам, срывающимся при сильном ветре со своих насиженных мест и взмывающим высоко в небо, блистая своим искусством и своей силой. Стоит подуть ветру прогресса, как они, всколыхнувшись, собираются вместе, и каждый представитель нации высказывается о наболевшем. Подобно взмывшим в небо птицам, они являют миру силу ума, таланта и величие своего духа».
Итак, чем же близок мне великий татарский поэт? Тем, что в творчестве Габдуллы Тукая можно найти ответы на многие вопросы жизни. Приведу лишь одно стихотворение.
МЫШЬ, ПОПАВШАЯ В МОЛОКО
(Из одной американской газеты)
Подполья жительница – мышь, в чулане шастая тайком,
Не знаю, как и почему, попала в чашу с молоком.
Бедняжка мечется, плывет, по стенам лапками скользит
И тонет в белом молоке – оно ей гибелью грозит.
Нельзя бездействовать в беде! И мышка, правилу верна,
Плывет и вдоль, и поперек, – спастись надеется она.
Не пропадают зря труды… Вот легче, вот совсем легко.
Так долго плавала она, что в масло сбилось молоко.
Теперь, на масло опершись, она встает, а там, глядишь,
Из чаши выпрыгнула вмиг – и убежала в норку мышь.
О мой родной! Ты хоть в воде, хоть в молоке ты утопай,
Будь терпелив, настойчив, смел – отчаянью не уступай!
(Перевод Р. Морана)
26 апреля активисты Кашкадарьинского областного татаро-башкирского национального культурного центра, любители татарской культуры региона и Узбекистана отдадут дань памяти Габдулле Тукаю.
Равиль Ихсанов, заместитель директора Кашкадарьинского областного татаро-башкирского национального культурного центра, Карши, Узбекистан