Святой и отмененный: кто такой Дэвид Фостер Уоллес и зачем читать его посмертный роман «Бледный король»

Материал не предназначен для читателей младше 18 лет.

В издательстве АСТ впервые на русском вышел роман «Бледный король» — последняя незавершенная книга Дэвида Фостера Уоллеса, которая была издана в США уже после самоубийства автора. Автор «Бесконечной шутки» — неподъемного и завораживающего модернистского романа — давно превратился в объект культа, и ранний трагический уход только укрепил этот статус. Рассказываем о том, кем был Уоллес, зачем он нам сейчас и почему разговор о нем каждый раз начинается заново.

Кирилл Веселкин

Преподаватель, исследователь американской литературы

Хроника объявленной смерти

Вы родились в Итаке, штат Нью-Йорк, в год Карибского кризиса, пока отец писал диссертацию по философии в Корнелле — том самом университете, где преподавал Владимир Набоков и учился Томас Пинчон. По вечерам вам читали Джойса вслух, а за ужином обсуждали Витгенштейна. Ваша сестра Эми позже будет рассказывать, что в семье все разговаривали на особенном «фостерианском» языке, который много позже войдет и в ваши тексты.

Сейчас вам двадцать с небольшим, за плечами академическое образование, подростковые травмы, клиническая депрессия. В качестве выпускной работы в колледже вы сдаете роман, а после отсылаете в издательство. Его замечают, хвалят, но скорее как обещание: странный, умный, избыточный текст, в котором явно что-то есть. Над следующим романом вы работаете в Бостоне, в промежутках между встречами анонимных алкоголиков, где вы встречаете, как вам кажется, любовь всей жизни; ваша будущая книга должна покорить ее. До встречи с ней вы уже дважды пытались покончить с собой. Следуя за любовью, вы переезжаете в город Сиракьюс, где долго и мучительно пытаетесь закончить свой шедевр. У вас не хватает денег, чтобы купить письменный стол, а питаетесь вы только крекерами и газировкой.

Дом Уоллеса в городе Сиракьюс, штат Нью-Йорк, где он писал «Бесконечную шутку»

В 1996 году роман «Бесконечная шутка» — magnum opus в тысячу страниц — наконец опубликован. Его читают в столовой каждого американского университета, по нему пишут диссертации, фанаты набивают себе тату с цитатами. Из-за внезапно обрушившейся славы вам приходится постоянно менять номер телефона, а при бронировании столика в ресторане пользоваться именем своего преподавателя, чтобы вас не узнали. Вас ставят в один ряд с Салманом Рушди, Томасом Пинчоном, Уильямом Гэддисом, Доном Делилло; с вами полемизируют Брет Истон Эллис и Джонатан Франзен.

Через год вы получаете стипендию Макартура в размере 230 000 долларов и еще несколько денежных призов, что позволяет сосредоточиться на творчестве. Фанатки не дают вам прохода, но вы продолжаете маниакально преследовать вашу возлюбленную Мэри Карр, которую называете sainte nitouche (в переводе с французского — «святая невинность», выражение из ее любимой книги «Анна Каренина»). Уговариваете ее бросить мужа, звоните ее матери, чтобы получить благословение на брак. И при этом однажды посреди перепалки пытаетесь вытолкнуть вашу возлюбленную из машины на полном ходу, в припадке злости швыряете в нее кофейный столик, а на просьбу забрать ее сына из школы отвечаете, что у вас по расписанию тренировка в зале.

В начале нулевых вы переезжаете в Калифорнию, публикуете несколько сборников рассказов и документальной прозы, женитесь на другой. Казалось бы, начинается светлая полоса, но в 2008 году, будучи не в состоянии бороться с депрессией, вы решаетесь на суицид, оставив в гараже несколько дискет и стопки рукописей с черновиками романа под названием «Бледный король».

Следуя за жизнью Уоллеса, ловишь себя на мысли: в ней нет ничего экстраординарного. Интеллигентная семья, колледж, преподавание, депрессия, зависимость. Где бы вы ни жили, такое несложно примерить на себя. Как же получилось, что из этой хоть и трагической, но типичной судьбы возник миф об Уоллесе-гении и даже Уоллесе-пророке?

Между ангелом и демоном

Казалось, что наследие Уоллеса останется в истории американской литературы яркой, но маргинальной страницей, понятной лишь посвященным. Однако что-то пошло не так. В 2009 году, спустя год после смерти Уоллеса, стартует онлайн-челлендж Infinite Summer: его участникам необходимо прочесть «Бесконечную шутку» с 21 июня по 22 сентября, по 75 страниц в неделю. В 2010 году Центр Гарри Рэнсома в Остине выкупает архив писателя и открывает к нему доступ. В 2011-м посмертно выходит «Бледный король». Так начинается вторая жизнь Уоллеса.

Дальше — больше. В апрельском номере Esquire за 2011 год выходит статья под названием «Святой Дэвид Фостер Уоллес и „Бледный король“», иллюстрация к ней стилизована под средневековый церковный витраж: Уоллес с нимбом над головой, в одной руке — карандаш, в другой — экземпляр последнего романа. В 2015-м выходит фильм «Конец тура» с Джейсоном Сигелом и Джесси Айзенбергом в главных ролях — хроника пятидневного интервью, взятого у Уоллеса во время турне в поддержку «Бесконечной шутки». Шаг за шагом Уоллес превращается в объект поклонения для студентов и молодых интеллектуалов, пророка новой искренности, мученика разъедающей иронии, апостола «высокого бродеризма» — громоздкой сложной литературы не для всех.

Статья в журнале Esquire, 2011 год

Но чем больше превозносится автор, тем сильнее его хочется сбросить с парохода современности. В 2012 году миф об Уоллесе дает первую трещину: выходит биография писателя «Каждая история любви — это история призраков» за авторством Д. Т. Макса, из нее читатель впервые узнает, как писатель преследовал и мучил свою возлюбленную Мэри Карр, о его зависимостях, вспышках гнева и патологической ревности. Голос поколения вдруг обретает пугающие черты.

Вслед за выходом книги Мэри Карр начинает писать в «Твиттере» о неприглядных деталях их совместной жизни, Брет Истон Эллис называет Уоллеса «переоцененным автором», а Чак Паланик обвиняет в малодушии:


«Если бы Уоллесу или Сильвии Плат дали четырнадцать выпусков „Человека-паука“, они бы до сих пор были живы. Весь трюк в том, чтобы просто наплевать на всё».

Постепенно фигура Уоллеса утрачивает статус небожителя не только в публичном, но и в академическом поле. Разговор о его наследии совпал с важным идеологическим сдвигом: в университетской среде всё громче говорят о деколонизации, инклюзивности и пересмотре канона, в котором видят теперь инструмент власти, а не просто показатель литературного качества. На фоне этих дебатов Уоллес — белый, гетеросексуальный, привилегированный мужчина из академической семьи — оказывается в неудобном положении. Его статус уже не объективная истина, а симптом.

«Конец тура». Джейсон Сигел в роли Дэвида Фостера Уоллеса, Джесси Айзенберг в роли Дэвида Липски. Режиссер Джеймс Понсольдт

В противовес этому в 2020 году в The Atlantic выходит текст Кена Уайта под заголовком «Самоубийство не проявление трусости». Поводом стало выступление радиоведущего Джона Зиглера, упомянутого в одном из рассказов Уоллеса; тот назвал самоубийство писателя актом эгоизма и трусости. Уайт в ответ объясняет, почему подобные суждения стигматизируют психические расстройства и удерживают людей от того, чтобы попросить о помощи в минуту отчаяния. Уоллес, подчеркивает Уайт, 46 лет боролся с невыносимой болью и при этом создал тексты, в которых читатели находят отражение собственных страданий. Его смерть не отменяет этой работы — она делает ее еще важнее.

Так Уоллес оказался на пересечении сразу нескольких культурных векторов — канонизации и отмены, академической славы и этической неоднозначности. Его фигура в очередной раз поставила вопрос о том, возможно ли объективно оценить творчество в отрыве от биографии автора. При внимательном рассмотрении назвать Уоллеса святым никак не получается. Что же заставляет возвращаться к его текстам, несмотря ни на что?

Депрессия и поиски выхода

Уже первый известный нам рассказ Уоллеса — «Планета Триллафон в орбите Плохой Вещи» (1984) — содержит удивительно зрелое и точное описание клинической депрессии. Уоллес, которому было на тот момент всего 21, характеризует болезнь как нечто тотальное, телесное, метафизическое, она захватывает не только мысли, но и электроны, молекулы, голос разума. Он называет себя «растерянным маленьким бойцом», сбитым с толку человеком, который выживает как может и временно переселяется с Земли на планету Триллафон, где можно хоть как-то дышать под воздействием антидепрессантов.

«Планета Триллафон в орбите Плохой Вещи»

Эта исповедь — одновременно метафора и подробная история болезни — поразительно перекликается со «Зримой тьмой» Уильяма Стайрона, написанной через шесть лет после публикации Уоллеса. Разница в возрасте между ними исчезает в момент письма: оба говорят о боли, от которой нельзя убежать, и о борьбе, которую трудно оценить извне.


В этом раннем тексте становится ясно, что Уоллес не просто описывал свои мучения — он искал форму, в которой читатель смог бы услышать писателя, испытать на себе тяжесть жизни с клинической депрессией.

Уже здесь оформляются главные векторы его творчества: тотальная психологизация текста, фрагментарность повествования, а главное, одержимость вопросом — как можно быть настоящим в эпоху постмодернизма, когда все уже сказано, а любая фраза звучит как отсылка к другому тексту.

В своем первом романе «Метла системы» (1987) Уоллес пытается соединить философскую абстракцию и постмодернистскую игру с болью тела и сознания. В сборнике «Девушка с любопытными волосами» (1989) Уоллес обращает иронию против самой иронии, расчленяя ее изнутри. В его эссе 1990-х, особенно в «E Unibus Pluram: Телевидение и американская литература» и «Предположительно забавная вещь, которую я никогда не сделаю», он ищет способ быть искренним в культуре, где обнажение автора превращается в пошлость, а откровенность кажется напыщенным литературным приемом. К концу десятилетия Уоллес уже не скрывает, о чем пишет: «Короткие интервью с подонками» (1999) — это сборник рассказов в форме интервью, из которых убраны вопросы, остается только прямая речь, которая обнажает нарциссизм, жестокость, растерянность или болезненную двуличность рассказчиков.

«Короткие интервью с подонками», режиссер Джон Красински

Тем не менее все эти тексты написаны преподавателем, ценителем философии постструктурализма, виртуозным жонглером сносок и отсылок. То, о чем он пытается рассказать читателю, зашито в многослойное гипертекстуальное полотно, к которому сложно подступиться без подготовки. Единственный текст, в котором Уоллес максимально раскрывается и не боится быть понятным, — речь, произнесенная 20 лет назад перед выпускниками Кеньон-колледжа; она носит название «Это вода».

За прошедшие годы этот текст стал не просто культовым, но каноническим — как предельно обостренное высказывание от лица не звездного автора, а человека, находящегося на грани. Это не назидание и не исповедь, а попытка объяснить, что ежедневная жизнь требует от нас не меньше мужества, чем переживание катастрофы. Уоллес говорит о вещах, которые обычно не удостаиваются философского осмысления: поход в супермаркет, пробка на дороге, усталость, раздражение. Но именно здесь настоящее поле этического выбора — в вопросе, на что направить внимание, о чем думать и как придавать смысл опыту.


«Вы получаете возможность решать, что имеет значение, а что — нет. Вы сами выбираете, во что верить и чему поклоняться. Потому что есть еще одна довольно странная истина: в повседневных окопах взрослой жизни на самом деле нет атеизма».

Это ключевая для позднего Уоллеса мысль. Вышедший уже после его смерти «Бледный король» — роман, в котором скука становится духовной дисциплиной, а внимание — формой любви.

Автор больше не пытается произвести впечатление, он стремится создать человеку язык для описания невыносимой повседневности. «Это вода» и «Бледный король» существуют как части большого незавершенного проекта — борьбы с настройками по умолчанию, существующими в нашем сознании, и впаянной в нас тотальной эгоцентричностью. В мире, где «разум — отличный слуга, но ужасный господин», Уоллес предлагает выбрать по-настоящему важное для себя, каким бы спорным этот выбор ни был, полностью сознавая при этом, что каждый выбор — это форма зависимости, и только нам выбирать, от чего мы хотим зависеть.

«Бледный король»

Все это сплетается в «Бледном короле» — самой тихой и, возможно, самой честной его книге. Это роман без кульминации, без подвигов и катастроф, с героями, которых мы едва запоминаем по именам. Здесь почти ничего не происходит, но именно это и становится предметом разговора.

Король печального образа

В 1998-м, через два года после публикации «Бесконечной шутки», режиссер Гас Ван Сент взял интервью у Уоллеса, из которого стало известно, что писатель ходит на курсы по налоговому аудиту — «курс для Уиллов Хантингов», как он сам его называл. Это примерная дата, от которой мы можем отсчитывать начало работы над «Бледным королем». За оставшиеся десять лет Уоллес издаст еще несколько произведений, но так и не сможет завершить роман. В 2005 году Уоллес признавался в письме Джонатану Франзену: «Это торнадо, которое не задерживается на месте достаточно долго, чтобы я мог разглядеть, что в нем полезно, а что нет». Это не просто метафора писательского кризиса. Это образ всей книги, нескладной и ускользающей; книги, которая отказалась становиться книгой.

В письмах редактору Майклу Питчу Уоллес описывал процесс работы над ней как «борьбу с фанерой в сильный ветер». Материал накапливался, структура усложнялась, сюжет разваливался. После нескольких неудачных попыток собрать воедино разрозненные отрывки Уоллес введет в текст персонажа по имени Дэвид Уоллес, а незавершенность становится для него главным формальным приемом: именно в состоянии неполноты он честно говорит о том, что значит жить, смотреть, фиксировать и терпеть — не побеждать и достигать, а быть внимательным. Печаль пронизывает здесь каждую страницу, она становится невидимым ландшафтом самого романа, тенью, которую отбрасывает самоубийство автора, и под этой тенью проза Уоллеса начинает звучать как растянутая во времени прелюдия к исчезновению.

«Господа, вот истина: терпеть тоскливость в реальном времени и в замкнутом пространстве — вот что такое настоящая отвага. Так вышло, что подобная стойкость — это квинтэссенция того, что сегодня в мире, который придумали не вы и не я, является героизмом».


Фото: Steve Liss / Getty Images, Кирилл Веселкин