ПОСТАВИМ ПАМЯТНИК ДЕРЕВНЕ?
Населенные пункты в Нижегородской области вымирают стремительными темпами.
Шокирующую статистику обнародовал недавно Нижегородстат: более 830 сел и деревень в Нижегородской области считаются заброшенными, так как в них не осталось постоянно проживающих людей! Эти цифры особенно удручают, если учесть, что еще всего четыре года назад, в 2019 году, в регионе насчитывалось 603 полностью покинутых жителями населенных пункта. При таких устрашающих темпах лет через 10-15 мы рискуем остаться вовсе без сельского населения.
Увы, все закономерно. Еще в 2017 году мы заостряли внимание читателей на тревожной статистике. По данным Росстата, с 1998 года численность городского населения в нашем регионе снизилась с 3,7 миллиона человек до 3,2 миллиона, но если оно сократилось на 10,5 процента, то сельское население – аж на 18,8 процента! Сейчас численность сельского населения составляет уже менее 20 процентов от общего числа жителей Нижегородчины и продолжает стремительно падать.
В Законодательном собрании Нижегородской области уже не успевают исключать из реестра деревни-фантомы. А в Большом Болдине даже появился мемориал вымершим деревням.
Причины вымирания очевидны: в глубинке, где нет нормальных условий для жизни и откуда молодежь, не видящая для себя перспектив, уезжает в города, остаются лишь старики, не желающие покидать родные места (да и некуда им ехать). А с их уходом из жизни умирают и сами деревни.
Зачастую маленькие населенные пункты поглощаются городом или пустеют из-за его близости. В связи с муниципальными преобразованиями заброшенные деревни появились в Чкаловском районе Нижегородского региона.
Еще одна причина исчезновения селений – закрытие предприятий или шахт, возле которых они строились. Пример – заброшенные населенные пункты Нижегородской области у города Володарска, например поселок Дальний. Когда-то он был заселен работниками торфодобывающего предприятия, но в середине 80-х прекратил свое существование в связи с остановкой добычи торфа. Теперь здесь главенствует природа и постепенно забирает то, что у нее отняли люди. Все заросло травой и кустарниками, а дома стоят полуразрушенными.
Однако нам представляется, что главной причиной вымирания нижегородской глубинки является неэффективное, бездарное управление территориями. Причем на всех уровнях – от региональных министерств до администраций районов и сельских поселений, где процветает кумовщина.
Конечно, если ничего не делать с проблемами трудоустройства, пьянства, качества жизни, то и улучшений не будет. Что бросается в глаза при изучении данных Росстата: практически все ключевые показатели на селе как минимум в два раза хуже городских. Обеспеченность сельского населения койко-местами, поликлиниками и больницами вдвое меньше городской. Не удовлетворены или частично удовлетворены состоянием медицинского обслуживания 74% селян. Число сельских населенных пунктов, имеющих централизованную канализацию, болтается на уровне 5%. Не газифицированы 20% сел, поселков на севере области.
Для села характерны более высокие показатели безработицы. Хотя там вкалывают больше, толку от этого меньше. По статистике, количество времени в среднем на одного работника отрасли остается самым высоким, если брать все виды экономической деятельности. Средняя зарплата вдвое меньше городской.
Продолжительность жизни сельского жителя – самая низкая по стране и на два года меньше, чем у среднестатистического горожанина, а москвич проживает на семь лет больше. Мы и в городах-то медицину не всегда можем обеспечить, а что уж говорить о комплектации в центральных районных больницах?
Еще беда – сокращается сеть начальных школ с небольшим количеством учеников. Такие школы затратны – по логике чиновников регионального минобразования, от них надо избавляться, распределяя детей в более крупные учебные заведения, находящиеся в других селах или райцентре. Курс на укрупнение сельских школ (в 2010 году на одну школу приходилось 109 учащихся, в 2015-м – 125), безусловно, экономит бюджетные средства, но в то же время приводит к побочным эффектам: к сокращению свободного времени школьников, к утомляемости и росту заболеваемости. Повысились опасность транспортировки, отток сельских учителей и обеднение культурной жизни села. Но главное, закрытие в селе единственной школы – это очень веский повод для родителей учеников задуматься о переезде.
Кстати, с культурной жизнью на селе еще хуже. Очагами таковой всегда служили сельские дома культуры, или, как их еще называют, клубы. Там работали кружки, развивалась художественная самодеятельность, проводились праздничные и развлекательные мероприятия. Но сейчас в очень многих деревнях клубы закрыты. Их снимают с муниципального баланса и передают частным лицам, которым выгоднее их перепрофилировать, а то и просто снести.
Оставшись и без хлеба, и без зрелищ, да и без благ цивилизации, не видя перспектив для себя и детей, люди бегут из сел и деревень в города, оставляя свои населенные пункты дряхлеть и вымирать. И хотя в последнее время региональная власть вроде бы повернулась лицом к селу (меняются главы, идет муниципальная реформа), процесс вымирания, как демонстрирует статистика, остановить не удается.
Ефим БРИККЕНГОЛЬЦ