В сентиментальной комедии Ноа Баумбака «Джей Келли» Джордж Клуни играет похожую на него самого кинозвезду, выясняющую отношения с дочерьми, верным агентом (Адам Сэндлер) и собственной карьерой. Получилось мило. И беззубо.
Станислав Зельвенский
Критик Кинопоиска
Стареющая голливудская суперзвезда Джей Келли (Джордж Клуни) после встречи с другом юности (Билли Крудап), которая начинается ностальгически, а заканчивается дракой, решает пересмотреть жизненные приоритеты. Вопреки своему правилу «никаких ретроспектив» (это для стариков), он соглашается поехать на собственное чествование на небольшом кинофестивале в Тоскане. Вместе со свитой, которую уже много лет возглавляют его менеджер Рон (Адам Сэндлер) и пиарщица Лиз (Лора Дерн), он увязывается за своей младшей дочерью (Грейс Эдвардс), которая перед колледжем как раз отправляется с друзьями в путешествие по Франции и Италии.
Ноа Баумбак подошел, по-видимому, к тому опасному этапу карьеры кинорежиссера, когда сил еще хватает, но многое уже позади, накопились не только успехи, но и сожаления (возьмем его последний фильм «Белый шум»), и как будто самое время снять собственный «Восемь с половиной». Это почти всегда плохая идея, но по крайней мере Баумбаку хватило остроумия спрятаться за историей актера (над сценарием вместе с ним работала актриса Эмили Мортимер, коротко мелькающая и в кадре). Сюжетная конструкция — герой едет на свое чествование и переживает эпизоды из прошлого — напоминает, конечно, и другую свинцовую киноклассику, «Земляничную поляну» Бергмана.
Поэтические лабиринты упомянутых фильмов заменены тут идеями по-голливудски основательными и доходчивыми. Главная заключается в том, что герой с таким азартом изображает других, потому что ему страшно быть самим собой (даже в эпиграф вынесена какая-то стоковая цитата из Сильвии Плат на эту тему). Кроме того, нам напоминают, что нужно заботиться о детях, дружба это хорошо, а старение это сложно.
Джей Келли — мужчина с некоторыми изъянами, впрочем, совершенно простительными. Его романы в основном благосклонно оставлены за скобками, но мы знаем, например, что его не хватало растущим дочерям. Старшая (ее играет Райли Кио) так обижена на отца, что тащит его к жуликоватому психотерапевту, чтобы тот зачитал вслух ее к нему письмо. Младшая закатывает глаза, но в целом терпит его эксцентричные попытки наладить контакт. С другой стороны, ближе к концу выясняется, что собственный отец Джея (ни больше ни меньше Стейси Кич) тоже тот еще фрукт, так что виноват не сам актер, а дурная наследственность.
Что же касается дружбы, в дело вступает менеджер Рон — вроде бы ближайший товарищ Джея, и в то же время, как тот напоминает в пылу размолвки, человек, получающий пятнадцать процентов от его доходов. Можно ли считать такой определенный расклад дружбой? Рон называет всех щеночками, решает сто вопросов одновременно, вечно названивает жене (Грета Гервиг) и детям — Сэндлер, иначе говоря, выступает плюс-минус в своей обычной манере, но на полтона тише и слегка душевнее; лучшие сцены в фильме — его.
Европа, как водится, оказывается забавным уголком, населенным чудаками. Джей с компанией садится на обычный поезд, и половину пути пытается осмыслить этот невероятный факт, пока пассажиры улыбаются ему и задают глупые вопросы. Баумбак по-царски нанимает местных звезд пригоршней: Ларс Айдингер играет велосипедиста-клептомана, Альба Рорвахер — плюс-минус шофера, Джэми Деметриу — нелепого попутчика, и так далее.
Джей Келли вроде бы идеально подогнан под Клуни и его белозубый староголливудский имидж, а в финале мы даже смотрим со слезой фрагменты из его фильмов, но в эту ловушку попадать не стоит — ретроспективно так же казалось бы, если бы здесь снялся Брэд Питт или, допустим, Том Хэнкс (вот могло быть интересно). Келли, в частности, куда менее серьезно, чем Клуни, относится к окружающей жизни, и душевные метания, которые мы наблюдаем, касаются исключительно вопросов внутренних.
Он подробно вспоминает эпизод, приведший его в профессию (с некой моральной двусмысленностью, но довольно пустяковой), переживает из-за дочек, думает о возрасте. Все это мило, тривиально и неглубоко; любые сильные эмоции подменяются сентиментальностью, наблюдения за кинопроцессом и вовсе отдают аутоэротизмом. Культурные кинематографисты, убедимся мы в очередной раз, представляют себе творческий кризис как беготню по итальянскому лесу в белом костюме — между тем куда чаще он выглядит как такой вот фильм, метивший далеко, но застрявший в буреломе трюизмов.