Петрушка, который трахнул смерть. Популярный мим и ведущий «Битвы экстрасенсов» честно рассказал о себе и родном Новосибирске
Новосибирский мим Андрей Кислицин долгое время работал в знаменитом «Цирке дю Солей», но был, как говорится, широко известен в узких кругах. С конца 2022 года Кислицин стал ведущим телешоу канала ТНТ «Битва экстрасенсов», после чего популярность просто обрушилась на молодого человека. Однажды Андрея узнал на улице прохожий — типичный «пацанчик с раёна», который от удивления и восторга ничего не мог сказать, а лишь радостно выпалил: «Давай я тебя ударю, что ли?» (в оригинале был использован нецензурный синоним слова «ударю»). Но к обоюдной радости встреча закончилась совместной фотографией Кислицина с прохожим. В родной Новосибирск Андрей приехал поучаствовать в пятой «Народной премии НГС» — вручал статуэтку лучшему детскому центру города. Корреспондент НГС Илья Калинин встретился с Андреем перед мероприятием и поговорил с ним об экстрасенсах, танго с трактором, пародии на Джима Керри, новых проектах, родном городе и терпении, которое может спасти мир.
Про «Битву экстрасенсов»
— Давай сначала уточним, что мы хорошо знакомы много лет и поэтому можем позволить себе общаться без всяких реверансов. Начну с самого последнего: ты стал ведущим популярного телешоу «Битва экстрасенсов». Понимаю, что ты можешь быть связан обязательствами о неразглашении с организаторами проекта, поэтому спрошу так: до этого шоу ты верил в экстрасенсов?
— О, я же изучаю ведическую культуру, и вообще у меня мистики дофига в жизни. Какой-то странной очень. Какие-то вещи, которые ты не можешь объяснить и потрогать. Я всё время говорю: потрогать. Если ты не можешь потрогать, значит это — эфир, что-то непонятное.
— Как ты стал ведущим «Битвы экстрасенсов»?
— Кастинг. Там есть твой тезка Илья, он фокусник — Илья Ларионов. Он ведет телепередачу и посоветовал, сказал, что у него есть друг Андрей, который всё это понимает: про духов и всё остальное. Конечно, у меня нет никакого дара, но я примерно понимаю, как это устроено, и изучаю это. Сначала они — аккуратно — хотели, чтобы я соведущим был, но по первой передаче поняли, что мне можно давать самому вести испытания. Первый раз я с Ильей провел, второй — уже в сольное плавание вышел.
Я провел передач семь. Довел
Мы же там всё проверяем, поэтому у меня нет никакого неразглашения: мне нечего скрывать, потому что моя задача их «сыпать». Если экстрасенс начинает юлить, манипулировать тобой, какую-то ему информацию слили или еще что-то, — я сразу это чувствую и начинаю над ним просто угорать. Как-то я притворился местным жителем и начал расспрашивать, почему у меня любимый поросенок умер. И если он не экстрасенс, не чувствует и не видит по-настоящему, то его можно так «засыпать». Я всегда готов «засыпать», поугорать и как-то дезинформировать экстрасенса.
— Ты говоришь, что в твоей жизни было много мистики. Вспомни самое необъяснимое, чему ты сильно удивился?
— Это было в Америке, когда я работал в «Цирке дю Солей». Закрывалась программа цирка, и начиналось другое шоу. А когда закрывается шоу, ты год без работы сидишь. Я еду в автобусе и понимаю: меня в новое шоу не берут. Безысходность. А я как-то купил в храме мешочек для мантры, но никогда не обращал на него внимание. А тут достал и подумал: «Помолюсь-ка». Посмотрел вокруг, чтобы никто не видел — всё же я в автобусе еду. Сначала гуглю, как молиться (смеется), а потом начинаю. Клянусь, ровно, как я закончил, мне звонят и говорят: «Андрей, у нас увольняется клоун из шоу. У тебя всего полторы недели, чтобы приехать на кастинг и ввестись в новое шоу». Этот пример, наверное, самый мощный: попросил — тут же дали. А так, по мелочи, много чего происходило.
— Что ты можешь сказать критикам передачи, которые считают, что там всё срежиссировано?
— Что я точно могу сказать как ведущий: у нас нет второго дубля, то есть это не сценарий, у нас все герои настоящие. Кладбище, по которому мы бегаем, попробуй построй еще. Я ни разу не видел экстрасенса с наушником. И есть какие-то моменты, которые ты никак не можешь объяснить. Вот я не могу понять, как медиумы вызывают дух человека и точно копируют движения этого человека. По каким КГБ-каналам это они могли узнать? Какую прослушку надо было устроить, чтобы так в десятку попасть? Я вижу, когда экстрасенсы вызывают дух умерших родственников деревенских героев нашей передачи и начинают двигаться так же, как умерший.
— А ты откуда знаешь, как тот умерший двигался?
— Я вижу, как деревенских участников передачи прям разрывает: они в слезы, они в шоке! Конечно, я с ума сойду, если эти деревенские герои — подставные. Нет, это невозможно. Ты это понимаешь, когда шестнадцать часов стоишь на кладбище с мамой, у которой два сына разбились, — ты чувствуешь всю эту мощь боли, этот накал. Такое нельзя сыграть. Это не актеры — я вижу.
Про творчество
— Ты стал известен в Новосибирске, когда 18 лет назад на улице Ленина перед Театром кукол станцевал танго с трактором — это был период твоего уличного театра «МиМО», ты только закончил институт. Как вообще тебе пришла в голову идея танца с трактором?
— У нас тогда не было столько гаджетов, не было столько информации, и мы жили и творили в каких-то своих интересных фантазиях. Я тогда уже увлекался Этьенном Декру, Марселем Морсо, Славой Полуниным, Антоном Адасинским — всеми моими кумирами, на которых смотрю и радуюсь. Ты будто начинаешь видеть мир немножко по-другому. Как-то проходил мимо трактора и подумал: «Прикольно он поднимает ковш — словно женщина поднимает руки». Это маленький трактор —
А потом ты начинаешь думать смелыми мыслями. Я пошел в ЖЭК, договорился с самым главным. Сказал: «Дай мне трактор для репетиции. Дай мужика мне для репетиции». Репетировал на территории ЖЭКа, потому что все думали, что я какой-то наркоман или дебил. Потом я понял, что нельзя перформанс показывать пятнадцать минут — минимум сорок. Эта история вдохновляет меня до сих пор.
У нас еще была такая провокация: создать что-то новое в Новосибирске — уличный театр. На мой взгляд, с моим уходом в Новосибирске исчез уличный театр. Мы качали реально круто, каждую субботу. Сейчас я курирую уже различные фестивали, и люди иногда вяло выступают, есть ощущение такого подзатухания. А тогда был такой импульс, когда ты не можешь не выступить.
— Потом у тебя было участие в «Цирке дю Солей», другие проекты. Чем ты занимаешься сейчас? Помимо постоянной работы в «Битве экстрасенсов».
— «Битва экстрасенсов» для меня больше удовольствие — как хобби, как любовь. Ну и, конечно, это медийность, не буду скрывать. Работать на канале ТНТ и выходить в эфир субботы в семь часов вечера — это хорошо, это на тебя работает. Меня берут в жюри Студвесны, разных уличных фестивалей, где я всё время или хедлайнер, или организатор, или просто с перформансом приезжаю. Этим и живу. Плюс корпоративы. Я же создал «Маску»: пародирую Джима Керри с его «Маской» и считаюсь одним из двух лучших его пародистов в мире. Один в Бразилии живет, второй — я.
— Какая-то реакция от Джима Керри была?
— Вообще никакой — очень странно. Сейчас, короче, я занимаюсь физическим театром: всё, что без слов, всё, что связано с организацией театра вне театрального места. Делаю кучу мастер-классов, тренирую молодых актеров. Очень хочу, чтобы они были грамотные: рассылаю всем ссылки на видео, которые их могут вдохновить, рассказываю про разные системы. Объясняю, что есть не только клоунада, а и буффонада, гротеск, комедия дель арте, физический театр… А он (ученик. — Прим. ред.) на меня смотрит как баран на новые ворота: «Че есть?» А я ему: «Ты же артист! У тебя театр называется… какой-нибудь «Буффон». Ты знаешь, кто такой Буффон?» И начинаю делать ликвидацию безграмотности. У меня не было на это времени десять лет, пока я работал в «Цирке дю Солей». Я просто был пехота, я просто был в бою, а навыков у меня куча, которые можно передать молодому поколению.
— Ты преподаешь при каком-то вузе?
— Нет, сарафанное радио. Люди хотят обучиться клоунаде, начинают гуглить и понимают, что в России обучиться, по сути, негде. «Лицедеи» в Питере и какие-то мастер-классы Антона Адасинского — и всё. Клоунской школы — никакой. Даже не клоунской, а физического театра: как работать со своим телом, чтобы передавать эмоции по-настоящему круто. Я хочу создать школу физического театра Андрея Кислицина. Чтобы ты делал одно движение, и это трогало, чтобы люди от этого начинали плакать или задумываться о чем-то — школу именно такого воздействия.
— А если в «Цирк дю Солей» позовут? Ты же до сих пор у них числишься в базе.
— Да в любой момент могут позвать, но сейчас — не знаю. Буду решать проблемы по мере их поступления. Деньги в России я сейчас зарабатываю те же самые, но здесь мне интересней. «Цирк дю Солей» был хорошим периодом, который мне дал силы и возможность двигаться вперед.
Сейчас я еще с ребятами из одной адвокатской конторы патентую свои шутки — сильно много стали воровать. У меня и раньше воровали, а сейчас просто внаглую. Еще бывает так: объявляют, что в жюри сидит Андрей Кислицин из «Цирка дю Солей», а в жюри не зовут, просто прикрываются именем, гранты под меня выбивают. А потом по факту звонят и говорят: «Андрей, ты типа придешь?» А я: «Что вы делаете?» А они, допустим: «Ну, спектакль "Пиписька" называется». А я такое не мог одобрить! И вот сейчас мои ребята изучают интернет и смотрят, чтобы все за такое получали.
— Помимо своей школы, есть еще какие-то желания?
— В кино хочу сниматься. Не берут в кино вообще меня (смеется). Я всё сделал, всё заполнил — не берут, прикинь! То ли бог пока не дает...
— В короткометражках же снимался.
— Да. Вот фильм «Циркач» знают все, это прям топчик. Еще у Пашки Прилучного снимался. Но этого мало — вот так, чтобы тебя прям взяли в оборот. Тут же еще ходить на кастинги надо, а это целая профессия. Ну и шоу свое хочу — мощное, красивое. Было бы финансирование, я бы поставил. У меня вот «Петрушка» хорошо идет: прошлый год всё на нем было.
— Расскажи про «Петрушку».
— «Петрушку» я выпустил в 2022 году, потому что хотел рассказать про русского трикстера.
Трикстер — архетип в мифологии, фольклоре и религии — «демонически-комический дублер культурного героя, наделенный чертами плута, озорника» — божество, дух, человек или антропоморфное животное, совершающее противоправные действия или, во всяком случае, не подчиняющееся общим правилам поведения
Петрушка — русский Джокер, такой абсолютно безумный этнический персонаж. Это сорокаминутное сольное шоу, вокруг стоит обычно 500–1000 человек на каком-нибудь фестивале. А если их всех посадить в кресла… Все должны знать, кто такой Петрушка! Это же охренеть! Он же смерть *** [занялся сексом], понимаешь! Как может человек такое со смертью сделать? Она пришла к нему забрать его, а он ее *** [занялся сексом]! Это — круто! (Смеется).
— Это фольклорная история?
— Да, это древнее русское. Петрушку все боялись, он из огня появился, в итоге его собака в ад утащила, но он — трикстер. И все джокеры — фигня по сравнению с нашим Петрушкой. Он такой энергичный, смерти в лицо смеется. Такой: «Не ссать — прорвемся!» Но при этом «Петрушка» — детский спектакль. Родители первые двадцать минут смотрят на меня и думают: «Ага…» Это вам не «Смешарики», друзья мои, пристегнитесь, мы взлетаем! Потому что Петрушка — наглый, дерзкий, он на слово «да» кричит: «Караганда!» Он — агрессивный, он очень агрессивный. Но при этом он дико любит всех. И потом люди понимают, что сам по себе-то я добрый, спектакль про то, что желания исполняются, а Петрушка — такой проводник бога, дурацкий ангел.
— С чем сейчас выступаешь?
— Сейчас поеду с новым спектаклем «Двойное непостоянство» в тур по северу. «Двойное непостоянство» я привезу и в Новосибирск — мы приедем на фестиваль электронной музыки. Это сорокаминутный сольный спектакль про потерянного человека, который на себя пытается разные маски надеть. Сильный спектакль — там и цирк, и клоунада, и пантомима. На пляже «Звезда» планируется показ в начале августа, там сцену ставят. Но его можно и в закрытом помещении показывать: если кто-то здесь за организацию возьмется, можно привезти. А вообще «Двойное непостоянство» — был такой спектакль в «Глобусе». Я маленьким его смотрел, и мне очень это название понравилось.
— Были какие-то проекты, от которых ты отказывался?
— Постоянно от чего-то отказываюсь. Если это как-то связано с политикой, религией и какими-то сексуальными штуками, сразу говорю: «Нет, извините, не к нам».
Про Новосибирск
— Андрей, ты уехал из Новосибирска довольно давно, но всё равно регулярно здесь появляешься. Ты видишь город, скажем так, в динамике. Замечаешь изменения?
— Меня Новосибирск иногда принимает, иногда не принимает вообще. В этот раз я от него в восторге. Для меня, я тебе могу сказать честно, Новосибирск выглядит… у него лицо самоуверенного молодого шестнадцатилетнего прыщавого подростка, который еще ни хрена не понимает, что в мире происходит, но он очень какой-то уверенный в себе. Он думает, что он — очень важный. Такая же энергетика здесь. От этих девушек, которые здесь ходят: на улицу Ленина словно всех самых красивых девушек собрали. Такое ощущение, что он уверенный, но какой-то, блин… то ли слегка деградирующий, то ли...
— Подбухивающий?
— Ну все города подбухивают. Москва тоже. Вон весь Питер вообще не подбухивающий, а бухающий. На север приехать — тоже все бухают. Мне кажется, люди здесь готовы ко всему: у нас дофига энергии, мы всё можем, но мы не знаем, чего мы хотим. И поэтому ничего не хотим. Вот такое ощущение: мы тут крутые, а чего крутые — никто не понимает.
— Есть такое, что тебе в Новосибирске не нравится?
— Я хожу в основном по улице Ленина — кто я такой, чтобы говорить, что мне не нравится? (Улыбается). Не знаю... Нет в Новосибирске хорошего творческого хулиганства, всё какое-то причесанное. У него вид еще иногда такого мужичка с пивным животиком в рубашечке…
— Поло?
— Поло, да. Какого-то такого…
— Нейтрально-серого цвета?
— Какого-то по ГОСТу. Нет такого: а давайте фестиваль на крыше ломанем! Или какой-то парад сделаем. Нет такого хулиганства, которое, например, мы устраивали. Живем ровно и не дергаемся. Вот в Питере постоянно какое-то такое: что ни человек, то сам с собой разговаривает. Все такие креативные. Москва — тоже. А то, что я в мире видел, — просто с ума сойти!
— Любимые места в Новосибирске есть?
— Центр, наверное. Я вчера посидел напротив кукольного театра, вспомнил прошлое. В «Красный факел» сходил на спектакль. «Бродячую собаку» обожаю. Но такого прям суперместа у меня нет.
— В каком уголке Земли ты себя чувствуешь комфортнее всего?
— В Питере и Москве. В Питере хочется отдохнуть, помедитировать, расслабиться… Но идеально я себя почему-то чувствовал в Лондоне, я там месяца два прожил. Вот там кайфуха! Да, наверное, Лондон и LA — Лос-Анджелес.
Вот еще что есть в Новосибирске — это понты и какие-то иллюзорные понимания о мире. А в LA нет такого. Сидит бомж, который ничего не хочет, а рядом — человек, который хочет всё, он сценарист самого крутого кино. Они за одним столом сидят и трещат про что-то, и нет между ними какой-то границы. И ты становишься таким простым. Ведь калифорниец как выглядит: на нем такие кроссовочки, по-любому какая-нибудь футболочка и какая-нибудь собачка. Он — небритый и с сигареткой. Но он, блин, рулит до хрена всем! И при этом у него никаких понтов, а на карточке у него — как у мэра тут. Но ему это не очень важно — ему важно, что мы делаем, что творим. Вот такими людьми я всё больше и больше облепляюсь. И такие люди есть в Лондоне, LA и появляются в Москве.
Про любовь
— Ты о личном готов говорить?
— Ой… А в каком плане?
— Ну, например, есть ли у тебя подруга…
— А, в этом плане. Я развелся с Ириной Голуб, у нас двое детей. Всё нормально, с детьми я всё время, то есть я — хороший папа, всё здорово. Это видно по соцсетям, вообще везде, по моей душе. У меня сейчас есть жена — на третий раз должно повезти! Самое хорошее, что она взяла мою фамилию. Женя…
— Прямо как трактор.
— Да, мы пришли к тому, чего хотели. Евгения Кислицина. Мы с ней — душа в душу, живем и работаем вместе.
— Кем должна быть женщина такого по-хорошему безумного человека, как ты? Для обывателя ты, наверное, всё же безумен.
— У нее вкус должен быть. И с ней должно быть нескучно. Нескучно не в смысле «давай письку из окна показывать», нет. У нее должны быть глаза с миссией — не пустые. Мы должны с ней что-то делать. А у Жени такие глаза, знаешь, я в них вообще растворяюсь. Она выжгла во мне такие чувства, как гнев, обида — которых не так-то во мне много и было. Но я понимаю, что люди от них страдают, запинаются о них.
— Что спасет от того безумства, которое творится последнее время в мире? Любовь?
— Ох… Ничего не спасет, я тут буду с тобой откровенен. Мы сейчас живем в эпоху войн, разногласий и эпидемий. Мы никуда не денемся. Может, только понимание, что мы здесь все учимся. Я всех призываю изучать ведическое искусство, изучать правду: зачем мы, что мы и куда мы. Любовь? Ну как любовь? К чему любовь? К ближнему? Надо понять: зачем мы? Но это такой долгий разговор, ты тут словом «любовь» не спасешься. (Смеется). Не любовь — терпение. Надо терпеть. Любить сложно, люди же разные бывают, а терпеть — можно. Можно стоять, смотреть на человека и думать: «Ну пусть несет всякую хрень». Надо не поддаваться на провокации.
— То есть, если бы тебя попросили что-то пожелать всем людям, ты бы пожелал терпения?
— Терпения и веры в бога — он всё разрулит. Просто надо понимать, что он от нас хочет, и делать то, что он просит. Вот я не хотел выступать в «Бродячей собаке» — мало человек пришло. Я позвонил и спросил: «Мы можем какой-то бабушке помочь и деньги перечислить?» Для нас это не так много, а бабушке сумма будет большая. Мы позвали каких-то волонтеров, и в итоге собрали полный зал. Да, где-то я проиграл в деньгах, но мы сделали миссию, и день для меня прошел не зря. Мы собрали зал на условиях, что часть денег уйдет конкретной бабушке, у которой восемь лет не был оплачен свет: пускай живет при свете.
Поэтому я бы пожелал людям терпения, и чтобы была какая-то добрая миссия в любом слове, любом действии, любом посыле. Но это, к сожалению, доходит до одного из тысячи. Делай чуть-чуть получше хотя бы для кого-то. С малого начни: чуть-чуть добрее относись к сыну своему, чуть-чуть там маме позвони. И ты увидишь, как всё начнет вибрировать.
Неделю назад НГС публиковал интервью еще одного известного новосибирца: Алексей Маклаков рассказал о своей «мемной» роли, о театре, семье и жизни в Новосибирске.