Разрезанный город Кузбасса: как жить, когда от взрывов трескаются стены и идет черный снег

В городе Киселевске Кемеровской области живет около 80 тыс. человек. Пятиэтажки здесь соседствуют с частным сектором, а еще есть восемь угольных разрезов, где добыча ведется открытым способом — с применением взрывчатки. Разрезы подобрались уже вплотную и к местной мэрии и к полуразрушенным от взрывных работ домам. Но люди из них не уезжают — потому что деваться им больше некуда. Местная власть ничем им помочь не может. RTVI рассказывает, как живут люди, у которых сразу за дверью начинается разрез, от взрывов трескаются стены и ходит ходуном мебель, а на улице зимой идет черный снег.

“За нами дом уже снесли, и вот там — тоже все снесли, а у нас не подработано. Так и живем”, — говорит мне Александр Селиверстов через забор дома 4б по Эстакадному переулку. Вокруг действительно сплошные руины, груды мусора на месте снесенных построек и слепые провалы выбитых окон там, где техника еще не успела сравнять с землей опустевшие дома.

В десяти метрах от забора уже начинается угольный разрез “Луговое”, там шумят БелАЗы и гонят пыль в сторону участка с маленьким огородом. По ночам дом ходит ходуном, жалуется Александр. От взрывных работ здесь потрескались фундамент и стены, а шифоньер то и дело норовит упасть.

До будки охранника, сторожащего разрез, от дома Селиверстовых всего несколько шагов — и они шутят, что это их личная охрана. Но на самом деле оставшимся здесь жить не до шуток. “Я работаю под землей, в шахте, и я там меньше этой пылью дышу, чем здесь”, — говорит Александр.

Черные снеговики

Киселевск появился благодаря шахтам — именно вокруг них сначала выросли поселки, которые затем объединили в город. Он разбит на несколько районов, названных по предприятиям, которые здесь раньше работали — 12-я шахта, Обувная фабрика, Колбасная фабрика, Машзавод, Подземгаз. Самый новый и, по словам местных, самый благополучный — это Красный камень. Он расположен в стороне от основного городского массива и чуть дальше от открытых разработок. К остальным районам Киселевска, включая центральный, где находится городская администрация, разрезы подступили вплотную — от мэрии до ближайшего всего несколько сотен метров.

Сейчас в городе восемь угольных разрезов — они появились вместо шахт, последняя из которых, “Спиридоновская”, находится на грани банкротства и уже остановила добычу. Теперь в Киселевске добывают уголь только открытыми горными работами: взрывают породу и вывозят ее на огромных БелАЗах. Из-за местной розы ветров пыль от таких работ несет прямо на город.

Если летом многометровые отвалы отработанной породы скрывает зелень деревьев, то зимой здесь выпадает черный снег — детвора из него все равно лепит снеговиков. Новокузнецкий район, в котором и находится Киселевск, называли первым по объемам вредных выбросов в регионе.

Поначалу угольная пыль в Киселевске незаметна. Местные объясняют, что летом в жару ее толком не видно, но потом начинаются дожди, резко холодает, и черную взвесь прибивает к земле. В местных чатах сразу появляется фотография — черные разводы на капоте белой машины. «Такие осадки выпали сегодня ночью в районе “12-й шахты”, возле роддома. Чистый воздух — Зеленый Кузбасс», — гласит подпись. Такие же разводы с черной крошкой остаются на всем — растениях, подоконниках, остановках.

Кемеровская область занимает второе место по смертности от онкологических заболеваний в России — от рака здесь умирает 233,3 человека на 100 тысяч населения. Жители Киселевска в 2019 году, видимо исчерпав лимит доверия к российским чиновникам, даже обращались к премьер-министру Канады Джастину Трюдо, попросив предоставить им политическое убежище, т.к. угольные разрезы отравляют им жизнь. Канадский премьер просьбу проигнорировал, а бывший на тот момент губернатором Кузбасса Сергей Цивилев пообещал переселить всех жалобщиков из Киселевска. Но обещание не выполнил.

«Разрез уже в нескольких метрах»

Истории киселевчан, чье жилье оказалось зажато между угольными разрезами, похожи: когда-то там добывали уголь в шахтах под землей, и никаких проблем с пылью, шумом и взрывными работами не было. Активно открывать разрезы, по словам местных, в Киселевске начали в конце 2010-х, после ухода с поста губернатора Кузбасса Амана Тулеева и прихода на его место Сергея Цивилева.

“Мы переехать надеялись уже в этом году. А оказалось, что мы считаемся не подработанными территориями. А какие не подработанные, когда разрез от нас уже в нескольких метрах?” — говорит Ольга Богдановна, мама Александра Селиверстова. Совсем недавно им в очередной раз пришел ответ из киселевского управления городского развития: “основания для переселения не установлены”. Такое решение приняли в ФГБУ “ГУРШ”, подведомственном министерству энергетики. Эта структура на федеральном уровне занимается вопросами реорганизации и ликвидации нерентабельных шахт и разрезов и помогает расселять людей с подработанных территорий, то есть на которых деформируется грунт в результате горных работ.

Раньше, вспоминает Ольга Богдановна, улица была живая, были и магазины, и дома — теперь на месте дома ее свекрови уже работает разрез, а в округе осталось всего несколько таких же “счастливчиков”, которых расселить по каким-то причинам не могут. В ответе из “ГУРШ” точные причины отказа не называются — специалисты Всесоюзного научно-исследовательского института горной геомеханики и маркшейдерского дела (АО “ВНИМИ”), который проводит экспертизу домов, решили, что отнести 42 дома, включая дом Селиверстовых, к числу подработанных “не представляется возможным”.

Остается только подавать в суд — именно такой вариант, по словам Ольги Богдановны, предлагают в местной администрации, но в последний год она почти не ходит, да и денег на юриста у семьи нет.

“Соседи все уже года два как в Новокузнецке живут, одни мы остались. И мы ждали, что нам деньги выделят и будем искать жилье, а тут пришел отказ, нам не положено. Директор шахты сказал, что у них денег нет, ничего нет — короче, замкнутый круг — от шахты идти опять в “ГУРШ”. А в свое время, когда шахта дома для расселения построила, нам сказали — у вас площадь 73 квадрата, а квартиры максимум по 57 метров, они не имеют права меньше по площади давать. Так шахта говорила раньше, а “ГУРШ” теперь говорит, что нам просто не положено”, — сетует Ольга Богдановна.

В администрации Киселевска мне объясняют, что дом Селиверстовых не попадает в санитарно-защитную зону, из которой людей должен расселять сам разрез. На мое возражение о том, что от дома до охранной будки и начала закрытой территории, где пешком уже не пройти, меньше 10 метров, мне отвечают: “Мало ли, какая там яма. Яма не считается санитарно-защитной зоной. Санитарно-защитная зона — это если порода лежит, отвал, от породы — 500 метров. Если бабушка живет в этих 500 метрах, ее обязаны снести. А если больше, то она уже не попадает”, — объясняет мне Владимир Скирта, заместитель главы города по промышленности, транспорту и связи.

“Это по нормативу. Ростехнадзор делает свои замеры, и санитарно-защитная зона может быть гораздо меньше”, — добавляет завотделом промышленности, транспорта и связи киселевской администрации Марина Захарова.

“Это не нормально, но это закон. И таких людей очень много”, — ставит точку в дискуссии Владимир Скирта.

Подлежит сносу

Аналогичную картину показывает мне Борис Вальчук — на Новогодней улице, где он живет с женой, осталось всего три дома. Остальные либо снесли, оставив груды строительного мусора на заросшем участке, либо просто бросили. Ходить здесь опасно — вместе с домами многие бросили и собак, и теперь район терроризируют сбившиеся в стаи дворняги.

Вальчуки рассказывают, что их не расселяют, потому что они поздно переоформили дом — в 2010 году, а надо было до 2006-го. Как и многие, семья купила дом, когда шахта еще была жива, в 2005-м, но оформление затянулось. Тогда, как говорит Вальчук, никто не предполагал, что шахта может закрыться.

Соседей, по словам Бориса, расселяли по-разному. Одних — через суд, другим дала деньги шахта “Дальние горы”. Ближайшего соседа отселила Киселевская шахта, потому что его дом попал в опасную зону. От стены до стены между двумя домами — меньше 10 метров, но дом Бориса в опасную зону уже не попадает.

«А город сказал, что оснований для расселения нет. Под ветхое жилье мы не попадаем. Мы два года боремся, а толку нет, и денег нет. У нас даже решение суда есть», — говорит он и показывает мне бумаги.

Вальчуки подавали в суд на управление городского развития Киселевского городского округа, чтобы добиться компенсации на переселение. В тексте судебного решения значится, что АО «ВНИМИ» признало дом непригодным для проживания и подлежащим сносу — в качестве подтверждения мне показывают и треснувшую печь и лопнувший от взрывов в разрезе фундамент. Тем не менее управление городского развития в выплате компенсации на переезд отказало, потому что на момент формирования списка адресов с “подработкой” Вальчуки еще не значились собственниками. Суд семье тоже отказал — как раз из-за того, что права на дом оформили уже после ликвидации шахты.

«Полицию мы так и не дождались»

«Тут небезопасно», — предупреждает Кристина Загорская и идет вперед. Ее участок с дороги не отличим от окружающей местности — все заросло сорняками и бурьяном, в кустах валяются груды строительного мусора, куски шифера с крыши и остатки того, что раньше было пристройкой к дому. Забора на участке уже нет, а от дома остались развалины: окна выбиты, а чтобы зайти в дверной проем, нужно согнуться пополам, потому что кто-то уже начал разбирать крышу, так что теперь сверху свисает кусок обшивки.

Кристина с маленькой дочерью жила здесь еще два года назад. Соседей к тому моменту уже переселили, а ближайший к Кристине дом просто бросили — вскоре там появился притон. “В один прекрасный момент они перепутали дома. Дочка была очень маленькая, только родилась. И они разбили окна, пытались залезть. Я пока звонила в полицию, родители раньше прибежали на подмогу. А полицию мы так и не дождались, хотя я была одна с грудным ребенком. Они нам отвечали — „убьют, тогда и позвоните””, — рассказывает Кристина.

После этого Кристина собрала вещи и уехала жить в квартиру к отцу. На каких основаниях и кто расселял Ленинградскую улицу, ни Кристина, ни ее мама Ирина, собственница дома, не знают. В «12-й шахте» им ответили, что дом «расположен за пределами санитарно-защитной зоны», так что выкупать его шахта не будет, а администрация ссылается на то, что “подработки” под их улицей нет.

По словам Кристины, власти аргументируют отказы еще и тем, что в доме семья больше не живет, при этом никакого другого недвижимого имущества у нее нет. Чтобы подать заявление на переселение из аварийного жилья, Кристине нужно повторно сделать экспертизу и оценку дома, хотя Минюст проводил судебную экспертизу после жалобы на бездействие властей — и признал дом аварийным и непригодным для жизни. Материалы этой экспертизы в администрации, по словам женщин, не принимают.

«Ты сама должна его признавать аварийным, делать оценку земли, оценку дома, оценку износа, оценку того, этого… Сколько же нужно денег?», — жалуется Кристина. А денег у нее практически и нет: большую часть съедает коммуналка, а сейчас цены на нее снова поднялись.

«У меня зарплата, если с премией, 30 тысяч. 15 я отдаю по кредитам, восемь — коммуналка, садик ребенку две восемьсот. Я подаю заявление как малоимущая, мне возвращают 200-300 рублей. А если премии не будет, то зарплата 25 тысяч. Есть еще пенсия дочери по потере кормильца, 15 тысяч с копейками. А ей же сандалии надо, платьишко надо, фрукты надо. Вот и не остается», — объясняет Кристина.

«Единственный в жизни шанс заработать»

“Они оформляют документы годами — то им некогда, то они забыли, то кого-то в тюрьму посадили, кто-то на вахту уехал, вернулся, ему некогда”, — говорит Владимир Скирта, объясняя, почему одних переселяют, а других нет.

“Есть случаи, когда целый поселок снесли, 500 домов, а два стоят. Чего стоят? Им дают, допустим, по пять миллионов — это оценочная стоимость. А они хотят по 10 и 12 миллионов, когда стоит это три. Они видят ситуацию и понимают, что это их единственный в жизни шанс заработать. В итоге уже все съехали, никого нет, они мучаются, потому что дорог нет, магазина нет, бывает и воду отключат, автобус ходит далеко, но они принципиально ждут. И в конце концов разрез за 12 миллионов купит их дом”, — говорит Владимир Скирта.

Такие случаи действительно есть: недалеко от Селиверстовых живет многодетная семья Череневых — у них семь детей, двое старших ушли на СВО, а четверо младших, несовершеннолетних, живут в крошечном, почти разрушенном доме. Павел Черенев рассказывает мне, что ремонтировать дом смысла они уже не видят — вкладываются только совсем по мелочи: например, обшивают покосившиеся стены утеплителем к зиме, потому что протопить дом сложно — несмотря на маленькую площадь тепло быстро выходит через щели, появившиеся из-за микроземлетрясений, которыми сопровождаются взрывные работы.

“Мы согласны на равноценный дом, не здесь, правда, а в Новокузнецке, но там район тоже не сильно благоустроенный, — говорит Наталья Черенева. — Квартиру предлагали, но я отказалась, потому что квартиру я не хочу, плюс двухкомнатную только, а у меня шесть человек прописано. Меня отправили в администрацию, но сами понимаете, там все равно меньше будет, чем от шахты”.

Дом у семьи — 36 квадратов, на квартиру побольше претендовать они не могут, потому что при переселении могут дать только равноценное жилье. И они ждут, что шахта предложит им больше денег — разница может быть в полтора миллиона между тем, что готов дать город, и что в теории может предложить шахта. Более выгодного предложения семья ждет уже больше пяти лет, а пока тратит последние деньги на уголь, которым зимой можно топить дом. Водоснабжения здесь тоже нет — трубу перерубили, когда сносили один из соседних домов. Сейчас Череневы берут воду из замусоренного колодца.

Дождаться, что шахта выкупит дом за любые деньги, удается не всем. Мне рассказывают, что разрез “Коксовый” планировал расширяться в сторону города, снесли порядка 200 домов, а с хозяевами четырех договориться о цене не смогли. И разрез тоже пошел на принцип — переделал проект и развернул горные работы в другую сторону. “А эти так и живут среди трущоб. Принципиально, понимаете?” — говорят в администрации.

Половину дома расселили, а другую нет

При расселении встречаются и абсурдные ситуации — на Кривой улице стоит дом, который уже разобрали наполовину. Раньше это был дом на две семьи: одной из них дали компенсацию и переселили, а второй нет — как раз из-за того, что право собственности было оформлено уже после закрытия шахты.

“Одна половина получила деньги, а вторая нет, потому что отец в 2008 году только получил наследство, то есть оформился как собственник. И все, вторая половина дома съехала. Он был вынужден в этом году перебраться в кухню жить, потому что он уже не может протопить дом — вторую половину начали разбирать, фундамент, крышу даже. Благо, успели остановить, иначе бы все просто рухнуло», — рассказывает дочь собственника второй, не расселенной половины дома.

“В основном те, кто остался, просто не попали под постановление правительства. Это же не всегда приобретение после даты ликвидации шахты, люди же и по наследству дома получают. Кто-то и жил всю жизнь, просто право в силу принятия наследства оформляют позже, поэтому они и под постановление не подпадают”, — говорят мне в киселевской администрации.

Речь идет о постановлениях правительства №428 от 2005 года и №2252 от 2023 года. Эти документы определяют, что расселить за счет бюджета могут людей, чье жилье стало аварийным или непригодным для проживания «в результате ведения горных работ» — на ликвидированных шахтах.

Проблема в том, что в этих документах не указано, что ущерб застройке наносит и просто проведение открытых горных работ и что дата вступления в право собственности не меняет условий, в которых вынуждены жить люди.

Бывшего губернатора и нынешнего министра энергетики Сергея Цивилева в Киселевске ругают, на чем свет стоит, — говорят, что именно с него началась экспансия разрезов.

“Разворотил город и уехал в Москву”, — говорят местные, с тоской вспоминая, что когда-то у властей и вовсе был план полностью расселить город, чтобы разрезы и шахты могли спокойно добывать уголь и не мешать людям.

В 2025 году в Киселевске планировали переселить 238 семей, но темпы строительства жилья для них оставляют желать лучшего. “Один-два дома мы сдаем в год, и половина квартир там — это дети-сироты. А [частных] домов у нас нет”, — говорит Владимир Скирта. А люди в большинстве своем уже готовы смириться — нанимать юристов, не имея гарантии того, что суд станет на их сторону, хотят немногие. Так один из местных общественников, который годами отстаивал права на горожан на чистый воздух, общаться со мной отказался, написав sms-ку: “Смысл разговора? Действий никаких — ждут, когда город вымрет. Нас просто умышленно убивают. Всего вам доброго и хорошего”.

Татьяна Струкова

Связаться с автором