Сегодня в рубрике «Привет! Меня зовут…» — наш коллега, известный своими строгими рецензиями Денис Виленкин, у которого, как у многих кинокритиков, в ящике стола задержалась парочка-другая сценариев. Некоторые из них успели превратиться в короткие метры (часть доступна на Кинопоиске), другие ждут реализации. Недавно в Okko стартовал сериал «Разочарованные» — драмеди по сценарию Дарьи Раньковской, которое поставил Виленкин. В рубрике, где Кинопоиск предлагает молодым кинематографистам ответить на вопросы специальной анкеты, Денис рассказывает о своем сериальном дебюте и критическом методе, объясняет, почему заинтересован в исследовании внутреннего мира женщин, и делится мыслями по поводу современной российской киноиндустрии.
Дата рождения: 28 июня 1995 года
Место рождения: Москва
Рост: 191 см
Цвет глаз: ореховый
Родился в Москве, мама окончила Щепкинское училище у Ю. М. Соломина, служила в «Сатириконе» у Константина Райкина, отец окончил сценарный факультет ВГИКа. Моя бабушка работала телевизионным режиссером и снимала концерты и документальное кино, она привозила в Россию Патрисию Каас, Desireless, Бонни Тайлер и других артистов, дедушка по маминой линии — инженер, а по папиной — известный советский фотограф, снимавший сотни артистов, от Ю. Никулина до Джульетты Мазины. Моя любовь к кино началась с оперы; в возрасте пяти-семи лет я прослушал, кажется, всех: Верди, Вагнера, Оффенбаха, Римского-Корсакова, Бизе. А в 2004-м мамин однокурсник Всеволод Кузнецов пригласил меня на дубляж фильма «Чарли и шоколадная фабрика», где я озвучил маленького Вилли Вонку. Так началась моя карьера в дубляже, где нашлось место и юному Волан-де-Морту, и сыну капитана Гордона в «Темном рыцаре». Режиссером хотел быть с ранних лет. Вместо домашних уроков придумывал и сочинял истории, записывал их. В 2012-м поступил во ВГИК на сценарно-киноведческий факультет к Т. В. Яковлевой, и это были прекрасные студенческие годы с самыми лучшими мастерами: Арменом Николаевичем Медведевым, Львом Маратовичем Караханом, Людмилой Михайловной Ельницкой и другими. Во время учебы активно начал заниматься кинокритикой, после пошел в МШНК на режиссерский факультет к Артуру Аристакисяну. В 2017-м снял свой первый короткий метр, и постепенно профессия критика и режиссера стали сближаться.
— Что тебя сегодня порадовало?
— Наконец наступившее лето в Москве. Здесь я редко испытываю это воздушное ощущение, что можно погулять, почитать на улице книгу. В первую очередь из-за ритма и погоды. Поэтому, как правило, прячусь в зале кинотеатра. А сейчас хочется быть снаружи, ведь я обожаю жару. Проживание летнего дня — важный ритуал в моей жизни. Еще меня порадовали рецензии коллег на «Разочарованных», которые прочитал утром.
— Назови три фильма, которые оказали на тебя влияние.
— В поп-культуре есть выражение «фильмы, которые изменили жизнь». Для меня это «Таксист» Мартина Скорсезе, «Профессия: репортер» Микеланджело Антониони и «Древо жизни» Терренса Малика. Все эти картины поменяли мое восприятие искусства и, что особенно важно, восприятие себя в искусстве. Все они активно проявляются в жизни после просмотра, синхронизируются с событиями.
— Пояснишь?
— Ну вот, например, перед нами белая скатерть. Мы видим, как на нее падает тень от сзади стоящих деревьев, как на солнце бликует стеклянный стакан. Для меня это и есть «Древо жизни». Красота в мелочах — в природе, в быту. Когда вижу какую-нибудь красивую семью в парке, сразу вспоминаю Малика, одного из самых любимых режиссеров. Наверное, он сформировал не только мой вкус, но и мироощущение.
— Первый фильм/мультфильм, который ты посмотрел в кинотеатре?
— «Гарри Поттер и философский камень». Как сейчас помню: 2001 год, первый уик-энд, кинотеатр «Пушкинский», ныне театр мюзикла. Это была большая премьера, на которую можно было купить билеты. Для шестилетнего ребенка неизгладимое впечатление. Еще помню, как потом боялся идти на второй фильм из-за того, что вокруг ходили слухи, что, мол, японские дети, увидевшие «Тайную комнату», падали в обморок при виде Василиска. Мы уже ехали в кино с мамой и бабушкой, но я все не мог сказать: «Мам, боюсь, что меня вырубит змея с экрана».
— Худший и лучший фильм для первого свидания?
— Лучший фильм для свидания с девушкой — тот, в котором мужик на экране менее красивый, чем я. Скажем, Матьё Амальрик или Дени Лаван. Тогда буду уверен, что спутница не влюбится в героя с экрана. Худший вариант, соответственно, все остальное. Фильмы с Брэдом Питтом, Луи Гаррелем…
— Любовь — это…
— Развить собственный язык, который никто, кроме вас, не понимает.
— Какой последний фильм заставил тебя плакать?
— Я могу расплакаться в двух случаях. Первый — когда испытываю эмпатию к персонажам, катарсис, то есть те эмоции, которых добивается режиссер; когда превращаюсь в обычного зрителя, преодолеваю критический барьер. Второй — когда понимаю, насколько гениально сделано кино, и меня начинает охватывать буря эмоций от режиссерских решений; когда начинаю после просмотра ходить из стороны в сторону и курить. Так недавно было на фильме L’inconnu de la Grande Arche, который я посмотрел в Каннах. Это кино о крушении архитекторской мечты, такой «Бруталист» в миниатюре. Его снял Стефан Демустье, чьи режиссерские решения вызвали критическо-режиссерский катарсис. Обычные слезы, как в первом варианте, кино вызывает у меня, довольно эмпатичного человека, чаще. Скажем, на «Сентиментальной ценности» Триера я поплакал. И на «Лете у дедушки» Хоу Сяосяня, которое недавно посмотрел дома.
— Есть ли фильм, который ты мечтал бы снять вместо режиссера?
— Пожалуй, нет. У меня достаточно своих идей и сценариев, которые хотелось бы реализовать. Но порой меня застает другое чувство. В прошлом году в Париже пересматривал «Слона» Гаса Ван Сента на показе киноклуба с представлением Бертрана Бонелло и поймал себя на мысли, что все сделал бы абсолютно так же. Вот так случается! Это не то кино, которое я хотел бы снять, но то кино, которое я снял бы так же. Ровно те же чувства вызывает I Am Easy to Find — короткий метр Майка Миллса про взросление девушки. В нем Алисия Викандер без всякого грима отыгрывает женщину, прожившую всю жизнь. Эту картину я бы тоже решил именно так, как это в итоге сделал Миллс.
— Тебе не впервой меняться местами с коллегами-режиссерами и читать отзывы на свои проекты, но «Разочарованные», вероятно, другой случай и важная премьера. Волнуешься по этому поводу?
— Когда дело касается моей режиссуры и сценарной работы, то совершенно не волнуюсь. По крайней мере, постфактум. Сейчас только радость, спокойствие и удовлетворение. А вот на площадке бывает! Если, например, остается час смены, а нужно успеть снять пять кадров… И ты чувствуешь себя как на футбольном матче, где дополнительное время подходит к концу и все вокруг говорят: «Денис, надо забивать!»
— А на твой собственный подход к кинокритике съемки проекта как-то повлияли? В нашем сообществе ты считаешься строгим автором.
— Мягче точно не стал. Боюсь, даже наоборот. Расскажу про свой подход. Для некоторых критиков фильм — изначально акт искусства, десять баллов. И в процессе просмотра картина либо остается на твердой десятке или восьмерке, либо начинает баллы терять. У меня чуть иначе. Я не чувствую, что должен что-то автору. Его работа — всего лишь еще одна работа. И даже если это мой любимый режиссер, я стараюсь смотреть непредвзято. Поэтому в последующие два-три часа фильм начинает баллы набирать из этого небытия, точки отсчета, начала. Порой в рамках жанра, задачи, истории он может не набрать их вовсе.
Иногда меня упрекают: как, мол, можно поставить 2 балла «Целиком и полностью» Гуаданьино, но 7 — фильму «Самый лучший день»? Но ведь это разные 2 и 7! Разным картинам, режиссеры которых ставили разные задачи. Сравнивать оценки фильмов, снятых в разных жанрах, на разные темы и в разных странах, — невероятная глупость! Зная возможности Гуаданьино, ты не делаешь ему надбавок за творческие активы, но оцениваешь конкретный фильм.
И все же постэффект от режиссуры при просмотре есть. Приходя на современный фильм после 38 смен, а именно столько мы снимали «Разочарованных», начинаешь невольно видеть, где используется стедикам, где склейка, а где провален дубль. К счастью, где-то через недельку отпускает, и можно снова видеть на экране кино, а не конструктор.
— Изначально над «Разочарованными» трудилась другая команда. Как ты присоединился к проекту и почему? Чем тебя зацепил сценарий Дарьи Раньковской, тоже, к слову, дебютантки.
— Я пришел в агентство A-talent, и моя агент Даша Бергер предложила почитать сценарий восьмисерийного проекта. Когда мне дают чужой сценарий, я — и советую так, кстати, поступать всем моим коллегам, особенно актерам — сразу открываю последнюю сцену и читаю ее. И неважно, что вся история пока неясна. Если в отрыве от всего финальная сцена интересная, то надо читать сценарий целиком. Если нет, то, значит, не твое. В случае с «Разочарованными» так и поступил: прочитал пилот, последнюю сцену и понял, что история существует. Потом за два-три часа прочитал сценарий полностью, осознал, что хочу снимать, сделал экспликацию и защитил перед продюсерами «Марс Медиа» и Okko.
— У проекта почти два десятка всевозможных продюсеров. Вмешивались ли они в твою работу?
— Нет! И за предоставленную творческую свободу хочется их отдельно поблагодарить. Мои креативные продюсеры Саша Рябова и Кристина Рейлян были главными творческими помощниками и доверенными лицами. Рамки если и были, то касались бюджета и нашего законодательства. Зато весь кастинг и монтаж мои. В сценах нет ни одной продюсерской правки. Если я хотел сделать однокадровую сцену, где Лиза Шакира идет по Чистым прудам и заходит в бар, то мы ее делали. Хотя с точки зрения производства вынимать окна в заведении, чтобы через них свободно пролетала камера, — безумие. Или вот еще случай. Слушаю Mary Gu и думаю: «Она же идеально попадает в настроение нашего сериала!» Бах! На следующий день мне устраивают созвон с Mary Gu, и она соглашается написать песню специально для нас.
— В титрах видим: «сценарий при участии Дениса Виленкина». В чем оно заключалось?
— Я немного переписал диалоги. Какие-то сцены убрал, какие-то добавил. Иными словами, слегка переработал текст под себя и законы жанра. Хотелось сделать все более воздушным и менее бытовым. С одной стороны, в «Разочарованных» всё по-настоящему, с другой — в них есть определенное присутствие кино, доля франкофильства, лирических допущений и абсурдизма реальной жизни. Кому-то кажется странным, что героиня Вера переезжает за стенку к бывшему мужу, а ее мама Маргарита ведет прием у Вериной подруги Нади. А потом вы идете в Столешников, заходите в «Энтузиаст» и встречаете всех своих бывших. Москва — город неловких совпадений и коллизий! Как, впрочем, и Париж.
— Твой мини-сериал «Кристина от А до Я» во многом посвящен рассуждениям о жизни современной девушки в мегаполисе. Получается, «Разочарованные» в какой-то степени продолжают эту тему?
— Думаю, да. Меня в целом интересуют отношения человека и города. Человека и Москвы, в частности. Я сам москвич, родился здесь и помню столицу в самых разных ее состояниях. Видел и куру гриль у метро, и безумную лужковскую застройку. И мне бы хотелось снять какой-то проект про нулевые, про время, когда мы ездили на метро и высматривали в подземных ларьках комиксы, выходившие по средам, шарились по рынкам с пиратскими дисками, мечтали о поездках в «Рамстор».
— В центре твоего кино в последнее время вообще довольно часто именно героини. Есть ли лейтмотив, который их объединяет? И почему ты заинтересован в исследовании внутреннего мира женщин?
— Мне кажется, это происходит подсознательно. У меня ярко выраженный отцовский инстинкт, очень хочу обзавестись семьей. Что касается лейтмотива, то, пожалуй, мою Веронику из фильма «С красной строки», Риту из «Мужчины, который мне нравится» и даже Кристину из «Кристины от А до Я» (пусть и в меньшей степени) переполняет нежность к миру, с которой им сложно совладать. Поскольку мир к ним не так справедлив, любить его таким, какой он есть, все сложнее. Как-то раз Игорь Волошин дал совет, который я вспоминаю ежедневно: «Не растеряй нежность». Думаю, пока она есть во мне, у меня будут получаться такие героини.
А вообще, я тяготею к Ингмару Бергману, Микеланджело Антониони, Михаэлю Ханеке, братьям Дарденн, Амосу Коллеку, Оливье Ассайасу, Катрин Брейя, Селин Сьямма, Жаку Риветту и ко многим другим авторам и авторкам, кто через фигуру женщины исследует мир.
— А нет страха где-то промахнуться? Все-таки специфическую мужскую оптику никто не отменял.
— Страх есть. И от промахов действительно никуда не убежать, но я делаю все возможное. Например, короткий метр «С красной строки» и сериал про Кристину снимала моя прекрасная подруга-оператор Лера Воробьёва. То есть я понимал, что для этих историй необходима буквально женская оптика, хотя бы оператора-постановщика. «Разочарованных» снимал Рома Малышев, но зато эту историю про девушек написала именно девушка. И собирать мне ее помогали тоже девушки — креативные продюсеры и художник-постановщик. Я почувствовал их поддержку, в этом были равенство и баланс.
— Много сюжетных коллизий построено вокруг секса. Каково работать с интимной темой в 2025 году? Многое ли пришлось вырезать?
— Резать в «Разочарованных» ничего не пришлось, я заранее понимал, как надо снимать те или иные постельные сцены, чтобы они выглядели не как софт-порно-перебивки, а как эпизоды из современного сериала, которые могут быть показаны на платформах. Хотя еще пару лет назад мы смогли бы позволить себе больше… Другой вопрос — насколько это нужно. Хотелось все-таки, чтобы сериал был не только откровенным, но и романтическим, смешным.
— Как тебе работалось на территории комедии, едва ли не самого сложного жанра?
— Очень люблю комедии. Готов их снимать, но сам их не пишу, редко мыслю как комедиограф. И для меня «Разочарованные» — это в первую очередь все же драмеди, в котором правильное соотношение комического и трагического. Когда я брался за работу, то рассчитывал как раз поговорить с аудиторией о смешном через грустное. «Разочарованные» — сериал про уставший смех девчонок. Хотелось передать ощущение поездки в такси после встречи, на которой подружки посмеялись, поняли, что они красивые, классные, умные и что не стоит расстраиваться из-за того, что очередной идиот повел себя как идиот.
— За рубежом уже принята практика использовать координаторов постельных сцен. Были ли таковые на твоем проекте?
— Перед каждой сценой мы садились с актерами и детально проговаривали, что будет происходить, обсуждали каждое движение. Часто артисты прямо по точкам репетировали в одежде — получился своеобразный пластический театр, который они потом просто воспроизводили перед камерой.
— Как подбирались исполнительницы главных ролей?
— Банальная фраза, но у нас правда были очень большие и сложные пробы на трех главных героинь. Своеобразный тетрис: одна актриса подходит, вторая — тоже, а с третьей химия не складывается… А если контакта между всеми нет, то тогда и первые две не подходят. И так раз за разом. Как только казалось, что мы уже близки, заходили на новый круг. Вот, например, Эрика изначально пробовалась на роль Любы. В процессе я быстро осознал, что она не Любовь, но ее экспрессия поразила. Казалось, передо мной голливудская звезда, о которой я вообще ничего не знал до проб. И вместе с Лизой Шакирой и Соней Гершевич Эрика сработалась идеально. Увидев их втроем, все поняли: «Уровень пройден, можно заходить в съемки».
— А собственное камео сразу запланировал? Почему именно молчаливый арт-дилер?
— Это очень смешно, но я пробовался на этого персонажа! На камео приходили разные, в том числе очень известные актеры, но все было не то. А я как раз хорошо знал текст, на пробах постоянно что-то вкидывал за Платона, делал это по-разному, и в какой-то момент наша директор по кастингу Марина Тарасова просто сказала: «Денис, так давай ты и сыграешь». Я подошел к вопросу серьезно. Решил, сделаю это как те люди, которыми восхищаюсь: посидел на безуглеводной диете, походил в зал и сыграл. И я, признаюсь, хотел бы развивать свою актерскую сторону и дальше. Зовите меня на пробы и в эпизоды!
— Грядет ведь и полный метр. В январе ты писал о том, что в этом году он должен быть готов. На какой стадии ты сейчас?
— Жизнь — интересная штука. Я думал, что будут сначала короткие метры, потом первый фильм, а затем сериал. В итоге многосерийный проект уже состоялся, а полный метр до сих пор в работе. Мы продолжаем искать финансирование, все остальное у нас есть. В том числе талантливые артисты, которыми я восхищаюсь: Диана Пожарская, Пётр Фёдоров и опять же Эрика Булатая. Это будет драматическая история об актрисе дубляжа, которая подрабатывает парикмахером, поскольку у нее не строится карьера в кино. Но после того, как в ее жизни происходит личная трагедия, она внезапно получает роль Антигоны в фильме, свою первую главную роль. И у нее все получается, потому что актерский чемоданчик из боли уже накоплен. Словом, будет метафизическое кино в моем абсолютно духе. Про нежную героиню. Очень на него рассчитываю.
— В новогоднем опросе ИК ты назвал 2024-й самым слабым годом в российском кино за несколько десятилетий. Чего нашей индустрии не хватает, на твой взгляд? И можешь ли (хочешь ли) ты, как режиссер, повлиять на ситуацию?
— Не хватает ярких авторов в коммерческом и арт-кино, маловато новых взглядов, визионеров, свежего видения. Особенно это чувствуется, когда приезжаешь в Канны и Венецию. Хочется, чтобы таланты открывали и всячески поддерживали, давали самовыразиться.
При этом я очень рад, когда у наших ребят случаются успехи. С огромным удовольствием слежу за победами Марка Эйдельштейна и Юры Борисова, каждая новость вселяет энтузиазм.
— И все же что-то из недавнего тебя зацепило?
— Я безмерный поклонник сериала «Ласт квест» Пети Фёдорова. Завораживающая вещь, самый настоящий многосерийный фильм и, вероятно, самый смелый проект в российском кино за годы.
— Как тебе дебют еще одного нашего коллеги — Макса Шишкина?
— У меня есть хвалебный пост в канале. Кажется, мы с Женей Ткачёвым одни из немногих поклонников фильма. Для меня это двухчасовой техно-рейв, который смог впечатлить даже на маленьком экране 11-го зала «Октября». Во время просмотра чувствовал себя как на вечеринке. И неважно, какие там диалоги, тем более что они произносятся как в самурайском кино и спагетти-вестернах. Они не хуже, чем у японцев или итальянцев, просто звучат на русском не так хорошо.
— Расскажи о своих музыкальных предпочтениях.
— Обожаю американский фолк, авторскую песню и кантри-музыку. Крис Кристофферсон, Джоан Баэз, Боб Дилан, дуэт Саймона и Гарфанкела — то, что в наушниках играет почти ежедневно, где бы я ни был, в Москве или Париже. Кстати, французскую музыку тоже нежно люблю — как классический поп типа Мари Лафоре, так и современный, а-ля Анжель, Жюльет Армане, Клара Лучани. Еще слушаю классику — Дебюсси, Штрауса, Шостаковича, Россини. В последнее время регулярно включал Бенсона Буна, Lorde и Fred Again. Парижский концерт Фреда в сентябре 2023-го — один из самых мощных экспириенсов двадцатых.
— Есть композиция, которая лучше всего говорит о тебе?
— «The Partisan» Леонарда Коэна.
— У тебя есть хобби?
— Моя жизнь с детства крутится вокруг кино. Когда мне было пять, строил огромные дома из энциклопедий, населял их игрушками из «Макдоналдса» и снимал их на ручную камеру. Я смотрю кино, пишу кино, снимаю, пишу о кино. Но если выдается выходной, то люблю просто погулять, поболтать с товарищами и коллегами. Например, с моим большим другом Ваней Янковским мы любим где-нибудь поесть и, как в американских фильмах, сидеть за кофе с сигаретой и смотреть на мир. Думаю, это одно из самых расслабляющих занятий. Словно мы оба герои Джармуша и Хоппера.
Еще очень люблю ходить по музеям и галереям. Порой блуждаю по ним часами. Скажем, во Флоренции в прошлом году обошел три музея за день. У меня чуть было не начался синдром Стендаля, но это было потрясающе.
— Знаю, что ты занимаешься на полставки ресторанной критикой.
— Сейчас нет, но опыт был, правда. Когда российский прокат стал немножко сдуваться, а писать в SRSLY что-то нужно было, я написал несколько текстов про рестораны, потому что не на шутку стал увлекаться едой. Влияние Италии и Франции. Друзья часто стебутся надо мной, когда мы приходим в заведения в Москве. Потому что я могу спросить у официанта: «А какой у вас тартар? Пьемонтский или парижский? А почему нет каперсов?»
— А сам готовишь? Есть коронное блюдо?
— Да! Поскольку я обожаю итальянскую кухню, то нередко готовлю дома спагетти путтанеска.
— А с книгами как? Что читаешь сейчас?
— У меня есть не очень хорошая привычка браться за огромное количество книг разом, читаю по 20 страниц, а потом забываю на месяц. Но сейчас активно читаю «Против Сент-Бёва» Марселя Пруста. Пруст вообще один из моих самых любимых авторов. Регулярно к нему возвращаюсь.
— Твой самый большой в жизни страх?
— Никогда не говорю о страхах, потому что не хочу их материализовать.
— Что поддерживает тебя в трудные времена?
— Несколько солнечных лучей. Когда идешь, закрыв глаза, и не ощущаешь ничего, кроме того, как большой желтый шар напекает голову. В ответ я ему улыбаюсь. Поэтому хотелось бы жить там, где солнца много.
— Какой самый ценный урок ты усвоил за годы работы в кинематографе?
— Прислушайся к совету съемочной группы, если не уверен в своем решении на 100% Но если все же уверен, то просто скажи: «Я знаю, что у нас все получится».
— В каких жанрах ты хотел бы поработать в будущем?
— Нет такого жанра, который не был бы мне интересен. Меня больше интересует не столько жанр, сколько то, что внутри: герои и их непростое отношение к себе и окружающим, какой-то внутренний конфликт. Часто мой коллега и друг Антон Фомочкин в шутку говорит, что мне нравится кино про глубоко травмированных людей. Но это правда. Мне нравятся герои, у которых есть уязвимость: Трэвис Бикл в «Таксисте», Дева Мария на фреске Боттичелли, лирические герои песен Джима Моррисона и Трэйси Чэпман. Так что больше всего в искусстве я ценю именно уязвимость. И нежность. Их готов исследовать в любом жанре.
— Есть мысли о полноценном международном проекте?
— Этой зимой мне удалось снять короткий метр во Франции «Я закрываю глаза и оказываюсь на пересечении улиц». Сейчас заканчиваю постпродакшен и рассчитываю успеть податься на какие-нибудь фестивали. После этого надеюсь снять еще несколько работ в Париже — например, короткометражный фильм про двух ковбоев, которые случайно оказались во французской столице. Мечтаю, чтобы их сыграли Лиза и Ваня Янковские.
— Твое тотемное животное?
— Есть spirit person! Кристен Стюарт, чей портрет у меня на чехле для телефона. Она для меня воплощение современного человека. Когда смотрю фильмы или интервью с ее участием, то чувствую какое-то необъяснимое родство между нами. Нахожу нас обоих интровертами с рваной мимикой и движениями. Как с режиссурой несколько вопросов назад — она делает все то же, что сделал бы я.
— Что бы ты сказал себе пятилетнему?
— Ты все делаешь правильно.
— Что бы пожелал себе через 20 лет?
— Чтобы меня по-прежнему радовали и успокаивали лучи солнца.
Автор: Никита Демченко
Фото: Маша Федина для Кинопоиска