Галина Пантелеева — студентка четвёртого курса направления «Журналистика» Института филологии ПетрГУ, внештатный корреспондент «Черники» и доброволец Патриаршей гуманитарной миссии. Уже полтора года она ездит в зону СВО не как наблюдатель, а как человек, который строит, развозит гуманитарную помощь, слушает тех, кто остался. В этом интервью — не пафосная история о «героизме», а честный рассказ о быте волонтёра в Северодонецке (ЛНР), где одиночество страшнее обстрелов, а бабушка Угловая прощается с сараем, ставшим домом. Корреспондент «Черники» поговорил с коллегой и услышал не отчёт, а признание.
Примечание редакции. Это интервью было записано накануне Дня добровольца (волонтёра) в России — всероссийского памятного дня, учреждённого в 2017 году и отмечаемого ежегодно 5 декабря. В нём речь идёт о деятельности волонтёров Патриаршей гуманитарной миссии Русской Православной Церкви на территориях Донбасса, пострадавших в ходе боевых действий.
— Галина, что для тебя стало толчком отправиться в зону СВО? Ведь это серьёзное решение, особенно для такой молодой студентки.
— На СВО я езжу уже второй год. Сначала было просто интересно — работала специальным корреспондентом, помогала как могла. А после поездки в Шебекино Белгородской области возникло чёткое желание помогать именно мирным. Долго искала возможность и зимой в храме случайно увидела объявление о наборе волонтёров от Патриаршей гуманитарной миссии. Решила попробовать.
Планировала на пару недель в Мариуполь, а в итоге больше чем на месяц задержалась в Северодонецке. На собеседовании координатор сказала, что там не набралась группа, в городе нет связи и обстановка напряжённая. Почему-то после этих слов все сомнения отпали. Видимо, меня потянуло именно туда, где сложнее. В октябре снова вернулась – меня по-прежнему что-то туда тянет.
— Но ведь для такой работы нужна специальная подготовка? Ты её проходила?
Конечно. Я окончила курсы тактической медицины и два курса первой помощи – один от Карельского народного фронта, другой в рамках чемпионата по первой помощи. Особенно благодарна инструктору Леониду Зябкину – он дал мощный толчок, после его курсов увлеклась темой и пошла дальше.
— А как эмоционально готовилась к первой поездке?
— В первый раз было и любопытно, и страшновато. Но я даже не стала искать подробностей – хватило информации в объявлении и разговора с координатором. Вижу цель – не вижу препятствий. Внутри была абсолютная уверенность, что всё будет хорошо. И я не ошиблась.
— Поделись самым ярким впечатлением от первых дней.
— Помню смешной случай в первый же день. Мы заселились, координатор ушла делать маникюр, а мы остались ужинать. Вдруг начался грохот: это наши ребята начали артподготовку. Было достаточно громко. Некоторые так испугались, что пришлось всей компанией закрыться в коридоре и есть макароны, сидя на чемоданах. В таком виде нас и застала вернувшаяся координатор – долго смеялась.
А вообще… мне было спокойно. Наоборот, напрягала тишина. Когда несколько дней нет привычных громких звуков – это тревожно.
— В чём конкретно заключалась твоя работа?
— Я выбрала социальное направление. Сначала помогала обустраивать склад с гуманитаркой. Через пару дней уже вела приём населения: оформляла документы, общалась, выявляла потребности, кому-то выдавала помощь, кому-то приходилось отказывать.
— А с какими случаями отказа было сложнее всего? Что нельзя было дать, даже если очень хотелось?
— Самые тяжелые – когда просят то, что вне твоей компетенции или против правил миссии. Например, лекарства, которые часто просят, но предоставлять которые мы можем только после написания прошения и только по рецепту. Видеть разочарование в глазах пожилого человека, который надеялся на помощь… Это выгорает сильнее, чем любые физические нагрузки. Ты хочешь помочь, но должен говорить «нет», потому что иначе подведешь других.
Многие в Северодонецке живут в страшной изоляции. Представь: бабушка без ноги, живущая одна во всём подъезде на четвёртом этаже, из окна – руины. Ни телефона, ни интернета. Даже поговорить не с кем. Мы с другими волонтёрами потихоньку пытаемся наладить ей быт: телевидение провели, приобрели плиту, шторки повесили, навещаем часто. Но сколько ещё таких же стариков-инвалидов? И всем ведь не поможешь…
Ещё мы много ездили по «полям», так мы называли выезды на адресную помощь: уборка, мелкий ремонт, доставка продуктов, мытьё, патронаж. И параллельно я занималась медиасопровождением, даже начала снимать документальный фильм о нашей миссии.
А в августе с другом, тоже добровольцем Миссии, организовали сбор школьных принадлежностей для детей Северодонецка. Со всей страны, особенно из Карелии и Москвы, пришла помощь – мы собрали к школе больше 80 ребят из малообеспеченных семей. Это был невероятный опыт. Сейчас же собираем сладкие и тёплые подарки одиноким подопечным на Рождество.
— Что было самым трудным физически или морально?
— Сложнее всего отсутствие привычной инфраструктуры. Нет связи, интернета, лифты не работают. Чтобы найти адрес, сверяешься по двум картам – русской и украинской. Если нужно на 9-й этаж – пешком, в жару, иногда по несколько раз в день. Во многих квартирах разруха, насекомые, запахи, которые въедаются в одежду. Но тут учишься смирению. После Северодонецка мой запас терпения стал практически безграничным.
Морально… это зависит от человека. Кто-то не переносит неожиданных громких звуков, кто-то запахов. Мне повезло: я плохо различаю запахи, а к таким звукам привыкла. Главное – не пропускать каждую историю через себя, иначе можно сойти с ума. Я старалась слушать, помогать, но не брать боль других на себя. Если накатывало под вечер – шла гулять, слушая музыку.
— Как удавалось восстанавливать силы в таких условиях?
— Мы очень поддерживали друг друга. Вечерами собирались, иногда пели под гитару, выезжали на озеро, вместе готовили. Часто смеялись и очень много общались. И что удивительно – разницы в возрасте почти не чувствовалось. Кому-то из добровольцев было по 20 лет, кому-то даже за 70, но за неделю смены мы все становились семьёй.
— Какая история запомнилась больше всего?
— Бабушка Угловая. Мы вывозили её из обгоревшего сарая в селе под Северодонецком. У неё не осталось никого, дом сгорел. Жила в этом сарае с кошками и собаками с 2022 года. Было ясно, что следующую зиму она здесь не переживёт.
Мы уговорили её поехать в дом престарелых. Когда выводила её, она вдруг остановилась, медленно подошла к печке, стала её гладить и, плача, прощаться. Дом был обгоревший, полный хлама и насекомых, но для неё это был дом. Тоже не сдержала слёз, но быстро взяла себя в руки – в тот момент я была её единственной опорой.
Соседка передала небольшую сумку с её вещами. Там был фотоальбом, пакетик пряников и маленькая икона. Всё, что осталось у человека в 80 лет. Её фамилия – Угловая. И к концу жизни у неё действительно остался только угол. Чужой.
— Как эти поездки изменили тебя?
— Я не стала другим человеком, но многое внутри переоценила. Стала спокойнее, взрослее, ответственнее. Перестала переживать из-за мелочей — на фоне того, что видела, они не стоят нервов.
А ещё я нашла там свою веру. В соборе Рождества Христова в Северодонецке у меня была первая исповедь и первое причастие. Это самое личное и самое важное, что со мной там произошло.
Мама всегда говорила: «Не знаешь, как поступить – поступи по-человечески». Теперь я точно понимаю, что это значит.
***
Галина не рассказывает о подвиге. Она рассказывает о работе. О том, как люди продолжают быть людьми. Её история – не про героизм, а про выбор. Про то, что иногда «поступить по-человечески» – значит просто приехать и быть рядом. Даже когда кажется, что помочь уже ничем нельзя.